Казимеж Квашневский - Гибель судьи Мрочека

Она не отрывала взгляда от окна. Казалось, даже не слышала мужа.

— Там… там щель между шторами… — тихо сказала. — Могу поклясться, что видела глаз и… часть лица.

— Чепуха, — повторил, стремясь говорить убедительно. Однако погасил свет и поспешил к двери.

Вышел на крыльцо, немного постоял неподвижно, прислушиваясь. В саду было тихо, только доносились всплески морских волн. С деревьев опадали последние капли. Мрочек на цыпочках спустился вниз и медленно прошел вдоль стены дома. Дошел до угла, выглянул. Луна освещала клумбу перед окном кабинета. Тадеуш внимательно осмотрелся вокруг, заглянул в окно. В кабинете было темно. Легонько стукнул пальцем по стеклу, сказал негромко:

— Зажги свет…

Через мгновение вспыхнула лампа. Он увидел в щель Галину, стоявшую возле письменного стола. Она смотрела в его сторону.

— Хорошо, — сказал. — Уже возвращаюсь.

Оглядевшись еще раз вокруг, Мрочек спокойно двинулся назад. На крыльце задержался, прислушиваясь. Затем вошел и запер за собой дверь на засов.

— Ну не было никого, — пожал плечами. — Нервы, любимая… — Он обнял жену и коснулся губами ее щеки. — Признаться, этот страшный тип и меня тоже вывел из равновесия.

— Клянусь, что видела кого-то… — повторила тихо она. — Это не видение. Ты осмотрел землю?

— Землю?

— Да. Если там действительно кто-то был, то под окнами остались какие-то следы.

— Там трава … — немного неуверенно начал он, разозлившись, что сам не додумался до этого. — Наконец, уже поздно. Я сам стоял в том месте, и если даже были какие-то следы, то я затоптал их. Ну как это не пришло мне в голову — посмотреть. Да все это ерунда, Галинка! У нас разыгралось воображение. Давай-ка за работу. Чем быстрее справимся, тем лучше. А потом — пусть даже здесь будет сотня скелетов — должны спать! Завтра в полдень похороны, надо отдохнуть. Ну, я пошел на кухню, сделаю раствор. Уложим кирпич, кое-как заштукатурим, и конец…

За час справились. Мрочек критически осмотрел стенку, которая стала немного толще и бугристее, но в общем, все получилось намного лучше, чем он ожидал. Навесили ковер, подсунули стол и кресло. Галина тщательно вымыла и вытерла пол.

Двинулись скрипучими ступенями наверх, а через четверть часа Галина спала уже как убитая. Мрочек вытянулся на кровати и сомкнул на мгновение веки. Потом протянул руку к ночнику, чтобы выключить свет. Дядин дневник лежал на столике. Рука молодого доктора повисла в воздухе. Взял несколько листков и начал читать. Сон не приходил. За окном светлело. Над морем занимался безоблачный рассвет. Ни следа вчерашней грозы.

В пепельнице росла куча окурков. Галина спала, ровно дыша, заложив руки за голову. Будильник громко тикал.

Тадеуш зевнул. Медленно водил глазами по строкам машинописи. Вдруг поднялся на локте. Еще раз прочитал последние слова. Быстро повернулся к жене, положил руку на ее плечо.

— Галина!.. — сказал тихо. — Галина!

— Что такое? — резко поднялась, протирая глаза. — Что случилось? — со страхом оглянулась, не понимая, где она. А потом успокоилась. — Напугал ты меня.

— Послушай… — сказал, не обращая внимания на ее слова, — что дядя пишет в дневнике:

«…Кто увидел бы теперь Порембу Морскую, впервые приехав сюда, не смог бы даже себе представить, как выглядел этот очаровательный приморский городок в первые месяцы после освобождения. Все лежало в руинах, а люди, прибывшие сюда сразу же с войсками, чтобы заселить эту землю, не все были, к сожалению, теми, кого ждала она веками. Среди поселенцев было много бандитов, дезертиров, хулиганов и всяких других отбросов общества, которые явились сюда ненадолго, чтобы только поживиться и исчезнуть в хаосе, господствовавшем тогда на возвращенных землях. Среди них было достаточно и худших из худших, тех, кто скрывался от заслуженного наказания: агентов гестапо, полицаев и палачей из концлагерей. Слетались сюда, рассчитывая затеряться и переждать среди человеческой массы, такой разнообразной, как всегда бывает при переселении людей из разных концов страны.

Что касается нашей Порембы, то следует отметить: здесь сразу же подобралась группа инициативных жителей, которые не позволили проходимцам затесаться между собой и разграбить то, что осталось еще среди руин после разрушительной войны. Однако в той же группе честных граждан нашелся один преступник. Он сумел так замаскироваться, что был даже единогласно избран бургомистром. Я сам некоторое время работал вместе с ним и не мог в чем-то его заподозрить. Должен признать, это был человек, который с исключительной заботой и старательностью приступил к восстановлению и организации жизни в нашей окрестности. Конечно, со временем мы все поняли причину этих стараний. Но, глядя на него, никто бы и не заподозрил, что кроется под этим высоким умным лбом. Производил очень хорошее впечатление. Приличный, высокий, крепкий, лет так под сорок. Весельчак, шутник. Смеялся часто, со всеми был в товарищеских отношениях. Любил выпить, но никогда не злоупотреблял этим. Быстро завоевал уважение своей видимой искренностью и откровенностью. Помню его, словно это было сегодня: широко улыбающегося, всегда сверкающего зубами. Спереди в верхней челюсти у него было три или четыре золотых зуба, и улыбка от того была еще выразительнее. Вспоминаю о тех золотых зубах, потому что благодаря им его сравнительно быстро, в течение года, разоблачили.

Органы безопасности имели описание его примет и по ниточке добрались до клубка. Оказалось, что это был уроженец Лодзи. Во время оккупации вступил в СС, стал комендантом еврейского концлагеря, где отличался необычайной жестокостью и садизмом. Собственноручно замучил, применяя самые изощренные способы, сотни людей. Арест его был для меня и для всех нас настоящей неожиданностью. Однако ему удалось бежать с поезда, когда его везли в Варшаву. Преступника не нашли.

Наблюдая за тем, что происходит сейчас в мире, читая газеты, я не удивился бы, если бы услышал, что этот человек вновь всплыл на поверхность и стал образцовым бургомистром где-то в другой стране…»

Мрочек положил листы на столик.

— Это о нем! Слышишь, Галинка! Три золотых зуба, высокий, около сорока лет. Это он.

— Ну, не обязательно. — Она протерла глаза, тряхнула головой, прогоняя остатки сна. — Думаю, у многих людей есть три золотые коронки на верхней челюсти.

— Не так уж много, если учесть, что этот тип крепко связан с Порембой и дядей.

— Хорошо, но почему именно твой дядя должен был бы его убивать? Это совершенно бессмысленно… Он был бы первым человеком, который бы известил органы о появлении преступника. Даже если бы и встретился с ним, и, имея оружие, застрелил его, поскольку тот, например, оказывал сопротивление, то и в этом случае чего прятаться? Никто его не привлек бы к ответственности. Такого гестаповца имел бы право расстрелять каждый… Ничего не понимаю.