Дональд Уэстлейк - Мокрушники на довольствии

– Возможно, но маловероятно. Где был этот свидетель? Если в квартире, почему он не пришел на помощь мисс Сент-Пол? И под кайфом, и на свежую голову Билли-Билли – тщедушный маленький задохлик. Такому придется изрядно повозиться, чтобы отнять у младенца леденец. И если он напал на мисс Сент-Пол с ножом, она вполне могла обезоружить его, уложить на лопатки и вызвать полицию. Он вовсе не свирепое чудовище, уж поверьте.

– Мы говорим о свидетеле, – напомнил мне Тессельман.

– Да, свидетель. Где он был? В квартире? Если там, значит, он либо убийца, либо соучастник убийства, поскольку даже не попытался предотвратить его.

– Он мог находиться в доме напротив и наблюдать это убийство из окна.

– Я не видел квартиру мисс Сент-Пол, – ответил я, – поэтому вам решать, возможно такое или нет.

Он на миг смешался, потом посмотрел на свои сложенные на коленях руки и задумчиво насупил брови. В конце концов Тессельман сказал:

– Вы правы: он не мог быть на противоположной стороне улицы. Мэвис убили в гостиной, а летом там всегда задернуты шторы, потому что работает кондиционер.

– Значит, он должен был находиться в квартире.

– Да, – Тессельман хмуро взглянул на меня и заявил:

– Мы с вами только что познакомились. Я не знаю, насколько вам можно доверять. От вас я впервые услышал о телефонном звонке. Вы не обидитесь, если я проверю ваш рассказ?

– Ничуть, – ответил я. – Можно мне пока покурить?

– Разумеется, – он пододвинул ко мне пепельницу и снял трубку телефона, Я прикурил и принялся попыхивать сигаретой, а Тессельман тем временем наскоро переговорил с каким-то человеком, которого называл Джоном. Он сказал, что подождет, и мы немного посидели, стараясь не смотреть друг на друга. Наконец Джон, ходивший куда-то, вернулся и ответил Тессельману на его вопрос. Повесив трубку, хозяин взглянул на меня и сказал:

– Хорошо. Продолжайте.

– Тем вечером Кэнтел отрубился. Или в какой-то подворотне, или прямо на тротуаре. Прикончив мисс Сент-Пол, убийца вошел на улицу, подобрал Кэнтела, затащил его в квартиру и бросил там. Кабы Кэнтел не очнулся и не смылся оттуда перед самым приходом полицейских, дело уже было бы в архиве, а Кэнтел – на пути к электрическому стулу, между тем как настоящий убийца продолжал бы себе гулять на воле.

– Существует еще один возможный вариант развития событий, – сказал Тессельман. – Кэнтел убил Мэвис, покинул квартиру и встретился с кем-то, прежде чем идти к вам. А этот кто-то немедленно позвонил в полицию.

– Боюсь, что вы заблуждаетесь, сэр, – ответил я. – Полиция прибыла на место раньше чем Билли-Билли успел пробежать квартал. Он видел легавых. И не разговаривал ни с кем, кроме меня.

– Вам приходится верить ему на слово.

– А почему я не должен ему верить? Тогда у него не было причин лгать. И если бы он встретился до меня с кем-то еще, то так и сказал бы. Он нуждался в моей помощи и не стал бы мне врать.

– Хорошо, я готов согласиться. Давайте пока считать, что это так. Но кое-что все же беспокоит меня.

– Да, сэр?

– Этот ваш убийца не на шутку рисковал, когда вернулся в квартиру с Кэнтелом на руках. Стоило кому-нибудь увидеть его, и весь замысел пошел бы насмарку.

– В такое время суток там очень тихо, а в доме мисс Сент-Пол, надо полагать, нет ни швейцара, ни лифтера.

– Да, вы правы. И все же, к чему столько возни? Почему убийца не ушел, оставив все как есть?

– Наверное, у него был веский мотив для убийства мисс Сент-Пол. И полиция могла обнаружить этот мотив, не будь у нее под рукой готовенького подозреваемого.

– Хорошо, но почему именно Кэнтел?

– Это мог быть кто угодно. Первый попавшийся бездельник, который крепко спал и не почувствовал бы, как его тащат.

– Звучит не очень убедительно. Кэнтел наверняка вспомнил бы, как его несли.

– Не обязательно. Вчера ночью я пытался разбудить одного его приятеля, чтобы узнать, куда мог подеваться Билли-Билли. Приятель был под кайфом. Я его и тормошил, и по щекам шлепал, и по квартире водил, и в холодную ванну сажал. Но все равно прошло почти полчаса, прежде чем он меня узнал. И это при том, что я специально приводил его в чувство. А убийца не хотел, чтобы Кэнтел проснулся, ему надо было только перетащить Билли-Билли с места на место. Это совсем не трудно.

Тессельман откинулся на спинку кресла и принялся изучать корешки книг на ближайшей полке.

– Что ж, звучит правдоподобно, – сказал он наконец. – В этой версии есть смысл.

– Причем это – единственная версия, в которой есть смысл, – отвечал я.

– Хорошо, процентов на семьдесят пять вы меня убедили. Вам что-то от меня нужно, иначе вы не пришли бы сюда. В чем дело?

– У меня к вам две просьбы. Во-первых, вы шепнули кому-то в полицейском управлении, чтобы дело было раскрыто и убийца упрятан за решетку как можно скорее.

– Возможно, я и обмолвился о том, что заинтересован в скорейшем завершении следствия, – ответил он. – Но ведь не я командую полицейским управлением.

– Это мне известно, сэр. Но полиция проявляет неуемное рвение, пытаясь вынудить Эда Ганолезе выдать Кэнтела. Легавые расстраивают всю нашу работу, проводят облавы, хватают людей и вообще всячески гадят нам. Мешают деятельности организации, а между тем, нам именно сейчас нужно, чтобы все шло как по маслу, иначе мы не сможем отыскать человека, который подставил Билли-Билли.

– Неужели управление полиции занялось такими делами? – с непритворным удивлением спросил Тессельман.

– Да, сэр. И вся беда в том, что мы действительно не знаем, где Билли-Билли. Его видел только я, да и от меня он сбежал, когда явились легавые. И теперь никому не ведомо, куда он подевался.

– Так вы хотите, чтобы я вытащил шлею из-под хвоста, верно?

– Да, сэр.

– Ладно, посмотрю, что можно сделать. А какая вторая просьба?

– Мэвис Сент-Пол, – ответил я. – Убийца знал девушку, и у него были причины желать ее смерти. Ни я сам, ни кто-либо из моих знакомых ее не знал.

Быть может, вы расскажете мне, с кем она дружила? У кого были причины расправиться с ней?

Выражение лица Тессельмана неуловимо изменилось. Он опять стал похож на суетливого старика, бесцельно бродящего между аквариумами с тропическими рыбками.

– Не думаю, что у бедняжки Мэвис были враги, – сказал Тессельман. – Она была очень милой и хорошенькой девушкой. – Очкарик подался вперед и опять захлопал глазами. – Прекрасная девушка, – повторил он. – Могла бы стать хорошей певицей, не оперной, конечно: голос у нее был чистый и мягкий, но недостаточно сильный. Звенел, будто колокольчик. Знаете, она ведь хотела вернуться в театральное училище. Природа щедро одарила ее. Один мой приятель оплачивает постановки музыкальных комедий на Бродвее, и я уже говорил с ним о Мэвис. Он обещал подыскать для нее роль, как только Мэвис выучится и наберется опыта. Ее ждало прекрасное будущее. Такая хорошенькая девушка...