Эд Макбейн - Забавы с летальным исходом

И вот на сцене все замирает. Само время тоже точно остановилось.

Никто потом не сможет толком объяснить, что же произошло.

А на самом деле все очень просто: Джек забыл свою реплику.

Спектакль идет полным ходом, а Джек забыл свою реплику.

Он стоит за спиной у Кори, который пробует новое дорогое вино, но курка не спускает. И Мелани не может крикнуть ему: ну да спускай же наконец этот гребаный курок, слышишь ты, Джек? Нет, не может. И вместо этого она обходит стол и выхватывает дробовик из его рук. Импровизация… Идет спектакль, и ей приходится импровизировать, потому что главный герой забыл слова и ей надо спасать положение. Это же так просто… Всего-то и надо, что нажать на этот крючок, и Кори тотчас же вылетит из кресла, и даже понять не успеет, что происходит. И превратится в ревущего и стонущего раненого зверя… Джек застыл, точно в параличе. Мелани упирает ложе в бедро, поднимает оба ствола и прицеливается Кори в затылок. И как раз в этот момент он начинает медленно поворачивать голову… На лице у него удивление — дескать, чего это вы затеяли, а, ребятишки? И далее действие разворачивается точно в замедленной съемке…

И все отражается у него на лице.

У него необыкновенно красивое лицо, очень скверно, что секунд через тридцать он будет мертв, потому как мужчина с таким лицом, если бы он продолжил брать уроки актерского мастерства, мог бы стать звездой, героем-любовником.

Это его лицо…

Хотя, если уж быть до конца честной, черты его несколько смазаны — сказывается воздействие алкоголя. И красота этого лица — скорее воспоминание, нежели реальность…

И на этом его лице странное выражение: удивление борется с гневом и осознанием того, что должно произойти; и голова поворачивается так медленно. Крупный план: челюсть слегка отвисла, синие глаза покраснели от выпитого, каждая черточка видна так отчетливо, и движения замедленны. Лицо Кори заполняет экран, возникший в воображении Мелани, а указательный ее палец нащупывает тем временем дугу спускового крючка…

Вот Кори, все так же замедленно, вскидывает руку, тянется к дробовику, словно хочет убедиться, что то, что он видит, — не сон, а явь. Что прямо в голову ему нацелены два ствола дробовика, а держит его не кто иная, как та самая девушка, которую он трахает в хвост и в гриву с самого Хэллоуина. С того самого ноябрьского дня, когда он нарядился ковбоем и был весь в черном, а она была вся в белом, в соблазнительном, вызывающем платье невесты с коротенькой юбочкой. Да, это та самая девушка, и в руках у нее холодная смертоносная сталь, и он быстро трезвеет, хотя через десять секунд будет все равно уже поздно. Если через восемь секунд не удастся выбить дробовик у нее из рук, он будет мертв. Если через шесть секунд не схватиться за ствол, не отвести его в сторону, с ним будет покончено раз и навсегда. Если через пять секунд он не разомкнет ее пальцы, впившиеся в спусковой крючок, через пять, нет, уже четыре… теперь он абсолютно трезв и все понимает… две секунды, о Господи!.. Последнее, что он видит в своей жизни, — это безжалостный и холодный блеск в ее жестких зеленых глазах.

То, чего она страшилась, произошло.

Его лицо взорвалось целым облаком из мельчайших частиц хрящей, ткани, брызг какого-то желтоватого вещества и капель темно-красной крови, и весь этот фонтан ударил в нее, но снова, как в замедленной съемке, на удивление медленно. Казалось, она видит каждую из этих совершенно отталкивающих и ужасных капель, летящих ей в лицо. Чистенький белый фартучек, который она надела поверх шорт, и белая майка тут же становятся пестрыми. На белой хлопковой ткани появляется рисунок в желто-красный горошек — и все от этих брызг. Они еще хранят тепло его тела, ощущение от их прикосновения было таким, точно это что-то живое… Она громко взвизгивает, потом визг переходит в крик, и крик не смолкает до тех пор, пока храбрый мистер Бенсон, он же Джек Лоутон, не хватает ее за плечи и не говорит, что надо успокоиться, все кончено, все позади, успокойся, Мелани. Он трясет ее за плечи — да, ты прав, черт бы тебя побрал, и сделала это я, я, а не ты, трусливый ублюдок!

— Успокойся наконец, — говорит он.

— Я совершенно спокойна.

— Хватит, уймись, все позади, все кончено.

— Я спокойна.

Но он не прав — еще далеко не все кончено.

Они планировали отвезти тело к полоске пляжа, что за лачугами, выстроившимися вдоль Норт-Гэлли-роуд. Связать запястья и лодыжки проволокой от плечиков, чтоб это походило на убийство на гомосексуальной почве, и бросить его там, на пляже, неподалеку от забегаловки под названием «Тимоти Биз», где обычно тусуются «голубые». Забавно, что Джек употребляет такие слова, как «голубой», «педик», «гомик» и даже «пидор» при описании тех же самых штучек, которые сам вытворяет с Кори в постели — вернее, вытворял, — это входило в ритуал их любовных игр втроем. Чисто мужские дела, типично мужское поведение, думает она, хотя порой сама толком не может понять, какое же поведение можно считать чисто мужским, а какое — чисто женским. К примеру, она никогда не думала, что способна столь хладнокровно спустить курок дробовика и практически снести выстрелом человеку лицо. Это ведь чисто мужские дела, верно? Игры с дробовиками и прочим огнестрельным оружием, ведь так? Чисто мужские… А девочки… девочки, они играют в куклы. Нет, порой она пребывала в полном недоумении, не в силах различить, что такое чисто мужские и чисто женские игры. Не в силах провести четкую грань, установить личность — кажется, именно так это называется. Да что там говорить, иногда Мелани не понимала, кто или что есть сама…

Пока они срывали с Кори одежду — это тоже входило в план навести на мысль об убийстве на гомосексуальной почве какого-нибудь простодушного и плохо оплачиваемого копа, — Джеку вдруг приходит в голову идея, вновь заставившая ее задуматься об идентификации личности. Нет, пожалуй, ей все же придется поразмыслить всерьез о таком понятии, как личность. Может, все, что делается и говорится, на деле сводится лишь к установлению личности и исчезновению. Чаша должна исчезнуть из музея, затем ее следует выкрасть у Джека, потом исчезнуть самой с лица земли и стать новым человеком. Какой-то совершенно другой, новой личностью. Непал — вот самое подходящее место, где можно потратить два с половиной миллиона долларов. И прошу не забывать о таком важном факторе, как алчность. Ибо когда речь заходит о столь крупной сумме, алчность, безусловно, становится очень важным фактором.

— А что если выдать его за меня? — спрашивает Джек.

Она не понимает. Смотрит на него, недоуменно моргая, и продолжает стягивать с Кори трусы. Какой же у него крошечный сморщенный член, словно сжался и усох… Все кругом забрызгано кровью и ошметками хрящей и мозга, хорошо, что есть шланг, они займутся уборкой сразу же, как только избавятся от тела. Несколько непривычно думать о Кори как о мертвом теле… Но ведь это факт, именно телом и ничем другим он теперь является. И она собственноручно превратила его в… это. Вот вам, пожалуйста, снова встает вопрос о личности и исчезновении, если как следует вдуматься. Ибо Кори — уже больше не Кори, его нет, он исчез. Исчезла личность, и вместо нее возникло тело. Что ж, прощай, приятно было познакомиться.