Эд Макбейн - Забавы с летальным исходом

А потому он был просто счастлив отвести двух своих дам в Салон и заказать для Патриции мартини «Танкерей», крепкий и очень холодный, а для Сьюзен — ром с кока-колой (возможно, тем самым она пыталась напомнить ему о тех временах в Чикаго, когда он только начал ухаживать за ней?). Себе же он заказал мартини с джином «Бифитер», льдом и парой оливок, вот так, прошу вас, будьте любезны!

— Ваше здоровье! — сказали дамы, взглянули друг на друга со смертельной ненавистью в глазах и чокнулись.

Вечер еще только начался.

Джилл Лоутон знала, где будет сегодня вечером ее муж, поскольку незадолго до смерти Мелани успела рассказать ей о плане ограбления. Она знала, что старина Джек, знаменитый грабитель музеев, будет в «Ка Де Пед», готовый похитить бесценную чашу — ну, может быть, бесценной она была только для Миклоса Панагоса. Ведомо было ей и о том, что где-то между половиной первого и часом ночи тип с совершенно несуразным именем Зейго подгонит туда моторку, заберет Джека и сообщников и увезет всю эту компанию в дом, снятый на острове Санта-Лючия.

Джилл планировала появиться в этом доме после того, как все остальные уедут. Знала она и адрес: дом под номером 26 на Лэндз-Энд-роуд — спасибо тебе и за это, Мелани, вот только зря ты действовала столь импульсивно и опрометчиво. Под дулом пистолета она отберет у Джека чашу, а потом пристрелит. Ведь теперь она знала, как пользоваться «вальтером». Правда, воспользоваться им пришлось лишь раз, но если любишь кого-то от всего сердца — и одного раза достаточно. Достаточно убить хотя бы одного глубоко любимого человека, а уж дальше все пойдет как по маслу.

У нее была лишь одна проблема.

Если она не ошибалась, «Шевроле»-седан, успевший запарковаться на противоположной от ее дома стороне улицы еще до наступления сумерек, все еще находился там. И двое мужчин, сидевшие в этой машине, определенно следили за ее домом.

Кэндейс Ноулз и Джек Лоутон являли собой изумительно эффектную и красивую пару, так, во всяком случае, им казалось. Кэндейс выглядела просто сногсшибательно в длинном холодного голубого оттенка платье, столь выгодно подчеркивающем ее формы. Сбоку на левом бедре имелся глубокий разрез, позволяющий полюбоваться ногами и не лишающий возможности залезть, когда придет час, в прибывшую за ними лодку. Лакированные синие туфли на высоких каблуках, длинные белокурые волосы завиты, зачесаны набок и спадают эдакой небрежной волной, в ушах сверкают серьги из фальшивых бриллиантов — о Господи, да не было мужчины, который бы не обернулся ей вслед. Джек выглядел не менее ослепительно в черном изящном смокинге с черными шелковыми лацканами и в легких черных лакированных туфлях. Перекрашенные светлые волосы как-то игриво и по-мальчишески спадают на лоб, очки с плоско-выпуклыми линзами, приобретенные в ближайшей аптеке, придавали ему очень интеллигентный, изысканный и совершенно неотразимый вид — о, да все девушки на свете, казалось, жаждали его!..

Они осмотрели чашу, притворяясь, что она их мало интересует, затем прошли в Салон Луи П. Ландемана, где заказали в баре по бокалу «Перрье» с долькой лимона, потому как ограбления следует совершать исключительно на трезвую голову. В одном из помещений, где некогда была бальная зала, уже гремели звуки джаза. Всего половина восьмого. Весь вечер еще впереди.

— Твое здоровье! — сказал он.

— Твое здоровье! — откликнулась она, и они чокнулись.

Очевидно, никто никогда не говорил им, что чокаться бокалами с безалкогольными напитками — плохая примета.

По внутреннему дворику расхаживал Гарри Джергенс, тоже в смокинге, делая вид, что с наслаждением затягивается сигаретой, но на самом деле он вышел посмотреть, где находятся охранники.

Как и говорила Кэндейс, охранников было двое. У одного на поводке доберман. У обоих — фонарики на длинных ручках. И оба, как и он, с удовольствием затягивались сигаретами, здесь, в благоуханной флоридской ночи, под пальмами, освещенными луной.

Охранники примутся за настоящую работу только тогда, когда гости разъедутся по домам и музей закроется на ночь.

К этому времени оба они должны быть мертвы.

И их гребаный пес — тоже.

Он никогда так и не поймет, что заставило Патрицию сказать ему об этом именно сегодня. Зато после того, как она выдала новость, наконец понял, почему она так настойчиво просила пригласить Сьюзен. Они кружились в танце по гладкому паркетному полу под мелодию «Танцующие в ночи», или «Буду бродить один», или «Ты заставила меня полюбить тебя», или же под одну из тех баллад 40-х, которые, на вкус Мэтью, звучали совершенно одинаково, и уже позже их сменили песни, наполненные большим смыслом. Богачи, собравшиеся в зале, дружно отплясывали то, что, по их мнению, называлось фокстротом. Но Мэтью с Патрицией изображали нечто другое, тихо покачивались и кружились в тесных объятиях, и тут вдруг она принялась говорить ему, как замечательно сегодня выглядит Сьюзен, какой она вообще прекрасный человек и как она, Патриция, рада, что Мэтью пригласил ее сегодня (что на самом деле он, между прочим, сделал только по ее настоянию). А потом, как гром среди ясного неба, вдруг заявила:

— Почему это ты считаешь, что у Чарлза нет чувства юмора?

— Какого еще Чарлза? — спросил он.

— Ну Чарлза Фостера. Ты прекрасно знаешь, какого Чарлза.

— Прости, сразу не понял. Нет у него юмора, вот и все.

— Нет, есть!

— Даже намека на чувство юмора не ощущается.

— А я собираюсь выйти за него замуж, — сказала Патриция.

— Ужин подан! — громко объявил чей-то голос.

Зейго, наверное, раз сто проверил моторку, убедился, что бак полон, убедился, что ничто не помешает умчаться сразу же, как только чаша окажется у них в руках. Он ждал и прямо-таки не мог дождаться этого момента — когда они на бешеной скорости будут пересекать воды залива от причала возле музея и дальше прямиком к острову Санта-Лючия. Там он их высадит, возьмет причитающиеся ему деньги, и прощайте, господа!

Нет, все-таки это самое худшее…

Ожидание.

До двенадцати тридцати появляться у музейного причала ему запрещено.

Ночь обещала быть долгой.

С того места, где на улице сидели в «Шевроле» детектив Хэзлит и его напарник детектив Роулз, было прекрасно видно, как Джилл Лоутон вышла из дома и торопливой походкой направилась к гаражу, возле которого был запаркован ее белый «Додж».

— Смотри-ка, зашевелилась, — заметил Роулз.

— Вижу.

Они ждали.

«Додж» завелся, выехал из ворот на улицу. Она направлялась прямо к ним. Они быстро сползли вниз по сиденьям, сжались и затаились, так чтобы не было видно из окон. Выждали, пока «Додж» не проедет мимо. Вот он замигал красными габаритными огнями уже в самом конце улицы. Роулз завел мотор, и они двинулись следом.