Нэнси Розенберг - Месть

Положив фотографии на стол Марджи, она нашла нужную страницу и показала пальцем на физиономию, изображенную на снимке.

— Я выбрала номер тридцать шесть.

Она посмотрела на дочь вопрошающим взглядом, и ей не пришлось долго ждать реакции.

— Это он. — Шейна стремительно повернулась к следователю. — Я же говорила вам. Это он. Номер тридцать шесть.

— Шейна, я не столь безоговорочно уверена, что это он. Я хочу, чтобы ты знала об этом с самого начала, и запомни, я лучше разглядела его, когда он убегал. Ты в это время была совершенно невменяема.

Его зрительный образ вновь возник перед мысленным взором Лили: вот он стоит в свете, проникающем из открытой двери ванной. Лили отчетливо видела его красный свитер, его профиль. Она даже вспомнила, как он наклонился, торопливо поддергивая штаны. Она снова взглянула на фото. На других снимках, а их было шесть, двое мужчин были одеты в красные футболки или красные свитера. Красный — это цвет их банды. Она знала, что каждый второй испанец в Окснарде носил красную рубашку и дурацкую бейсболку. Лили начала снова перелистывать страницы альбома и нашла там массу мужчин, одетых в красное. На одном была массивная золотая цепь с распятием. Она перевернула еще одну страницу и натолкнулась на столь же знакомую физиономию. Это тоже мог быть он, правда этот, на снимке, выглядел помельче. Если она сейчас даст разгуляться своему воображению, то закончит свои ни в психиатрической лечебнице. Того человека она застрелила. Все, точка, и хватит об этом.

— Мама, ты же сегодня даже не надела очки, на тебе и сейчас их нет, — зло огрызнулась Шейна. — Он меня изнасиловал, ты помнишь об этом? И я прекрасно вижу, у меня стопроцентное зрение. — Она обернулась к Марджи и произнесла, не скрывая сарказма. — Ей необходимо носить очки, когда она ведет машину, но она и этого не делает.

— На самом деле, очки мне нужны только для чтения, я немного дальнозорка, — пояснила Лили, обращаясь к следователю. — Но как бы то ни было, спорить сейчас просто ни к чему. Вы организуете очную ставку?

— Теперь я займусь этим вплотную и позвоню вам, как только все будет готово. А сейчас почему бы вам обеим не поехать домой, как следует отдохнуть и постараться выкинуть все это из головы?

Когда Шейна, пройдя мимо них, была уже в дверях, Марджи посмотрела на Лили взглядом Лиз Тейлор и пожала плечами.

— Все-таки жизнь поганая сука, правда?

— Истинная правда, — ответила Лили и поспешила к выходу, стараясь догнать Шейну.

Ее настиг громкий голос Марджи, гулко отдававшийся под сводами помещения.

— Конечно, мне не стоило этого говорить, но все же наденьте очки, когда придете на очную ставку.

Она вернулась за свой стол, села, покачалась из стороны в сторону, удобно устроив на стуле свой турнюр из плоти и крови. Потом она посмотрела вслед Лили.

Но к этому моменту Лили уже покинула здание полицейского управления. Шейна ждала ее у двери «хонды».

Лили завела мотор, и они поехали.

— Они устроят нам очную ставку, и потом этот кошмар для нас кончится.

Девочка, сидя рядом с ней, смотрела, не мигая, прямо перед собой.

— Почему бы тебе не включить радио, — предложила Лили.

— Он все еще где-то здесь. Я это знаю наверняка. Я думала, что он убежит далеко отсюда, но он не убежал. Он все еще здесь. Ты сказала мне, что он убежит далеко отсюда и никогда не вернется, поэтому его никогда не поймают.

Лили чувствовала, что душа у нее разрывается на части, она не знала, что сказать и как себя вести. Она подумала, что надо бы позвонить психологу и договориться о том, чтобы завтра свозить к ней Шейну. Лили понимала, надо как-то развеять страхи Шейны, даже рискуя при этом вызвать ее гнев.

— Солнышко мое, я и правда чувствую, что он сейчас далеко отсюда, и потом я же сказала, я думаю, человек на фотографии — не он. Я плохо вижу предметы вблизи, но зато хорошо вижу вдаль, в этом-то и заключается дальнозоркость. Когда он находился близко к нам, было темно, но когда он убегал, то был подальше и на него падал свет. — Она протянула руку и крепко взяла за руку Шейну. — Я не думаю, что тот, кого ты видела на фотографии — он. Тот давно сбежал. Ты же умная девочка. Ты же понимаешь, что люди могут быть похожими друг на друга. Даже мы с тобой похожи, правда, я намного старше, но если бы мы были ровесницами, то нас было бы трудно отличить, и люди путали бы нас. Правда?

Шейна отстранилась от нее и, включив радио, поймала станцию рок-музыки. Потом она крикнула, перекрывая грохот музыки:

— Это точно был он, мама. Когда ты наденешь очки, ты сама увидишь.

Каннингхэм ехал в Мур-парк, стрелка на спидометре его «крайслера» застыла на восьмидесяти, от такой скорости ходовая часть машины отчаянно вибрировала, но мощности двигателя вполне хватило бы и на сто миль в час. Были времена, когда он проводил сутки напролет за рулем черно-белой полицейской машины, летящей с сумасшедшей скоростью с включенной на полную мощь рацией, чтобы можно было слушать диспетчера сквозь вой врубленной на всю катушку сирены. Улицы пролетали мимо в считанные секунды, и каждую минуту он рисковал на перекрестке врезаться в какую-нибудь машину и превратиться в кашу из мяса и металла, закончив на этом свое земное существование, или, прибыв на место происшествия по телефонному вызову, напороться на какого-нибудь идиота, который нелепым выстрелом мог отправить его в царство небесное. Да, то были жаркие денечки. Это теперь он приходил домой с головной болью, а не с подбитым глазом или ушибленными почками. Теперь ему все чаще приходилось работать тем местом, которое располагалось у него между ушами, а проще сказать — головой.

Ему было трудно представить себе другую работу, хотя труд его был просто адским, на что он постоянно жаловался. Но сколько бы он ни жаловался, он продолжал работать, Каннингхэм просто любил свою проклятую работу. Имея в запасе одновременно несколько нерешенных головоломок, он не должен был заботиться, чем бы ему занять свои мозги. Находить недостающие звенья в делах об убийстве было для него тем же самым, что заполнять пустые клеточки в кроссворде в «Нью-Йорк таймс» и заполнять их чернилами: в его заднем кармане всегда была маленькая головоломка, с которой ему приходилось играть, но при этом перед тем, как принять решение, он должен быть на сто процентов уверен, что слово точно впишется в пустые клетки. Он не из тех людей, кто совершает ошибки. Ошибки приводят к тому, что виновные разгуливают на свободе и показывают нос суетливым торопыгам из полиции.

Раздумывая о деле, которым ему надлежало сейчас заниматься, и о том, в чьей юрисдикции оно окажется, если найденное тело действительно принадлежит Патриции Барнс, Каннингхэм проникся уверенностью, что департамент шерифа всеми правдами и неправдами постарается спихнуть это дело на него. Жертву последний раз видели именно в Окснарде, рапорт об исчезновении тоже поступил оттуда, и предполагаемое убийство совершено в Окснарде. В этой маленькой головоломке слишком много Окснарда и слишком мало Мур-парка. Зная всю эту информацию, хотя формальная идентификация еще не проводилась, департамент шерифа скорее всего поведет себя в этом деле точно так же, как он вел себя со всеми подобными горящими делами: он выбросит его прочь, как отшвыривают в сторону горячую печеную картошку, которая жжет руки. А такие поступки на службе — это ошибка.