Нэнси Розенберг - Месть

Лили была уверена, что именно Эрнандес изнасиловал и убил проститутку, но вся картина представлялась ей в размытых серых тонах, а ей нужно было контрастное черно-белое изображение.

— Ничего. Насколько мы можем судить, кто угодно мог задушить ее во время ее работы. Даже если мы снова перетряхнем его фургон, считая, что он убил ее, а потом на фургоне привез к месту захоронения, то мы мало что отыщем — удушение, как правило, не оставляет следов. — Он замолчал. По телефонным проводам разносилось только их тихое дыхание. Казалось, они находились в одной комнате на расстоянии нескольких футов друг от друга, молчали и напряженно думали. — Дело, конечно, ни в коем случае нельзя считать закрытым, — произнес он, положив конец этому странному молчанию.

— А что по Эрнандесу? Есть ли у вас какие-нибудь зацепки? — Лили задала вопрос, который очень ее интересовал. Потом добавила: — Вы знаете, первым на подозрении у меня Мэнни Эрнандес, его брат, кроме того, я думаю, сможем ли мы увязать их с делом Лопес — Макдональд.

— Никаких данных по этому делу нет ни на Бобби, ни на его братца, кроме уже известных фактов. Если вы настаиваете, мы можем установить наблюдение за Мэнни, нам вполне по силам осуществить это.

— Установите, — велела она. — Я буду звонить по этому поводу завтра, прямо с утра. — Прежде, чем повесить трубку, она добавила: — Брюс, нам нужен прорыв в деле Лопес — Макдональд, он нам нужен просто позарез. Если нам ничего не удастся, мы отправим на скамью подсудимых двух ни в чем не повинных молодых людей.

— Я слышу вас, дружище, — проговорил он. — А знаете что, вы мне нравитесь, вы хорошая женщина. Если бы на вашем месте оказался какой-нибудь другой окружной прокурор, ему бы и в голову не пришло поинтересоваться, кого он отправляет на скамью подсудимых, — для них самое главное — приговор.

Трубка замолчала. Каннингхэм дал отбой.

В спальню вошел Джон.

— Скажи, — обратился он к Лили, — ты думаешь, это не тот парень? Это животное… я ему голову оторву.

Лили сидела на краешке кровати возле ночного столика с телефоном, лампы торшера высвечивали ее ярко-рыжие волосы. Она повернулась к Джону, и ее сузившиеся глаза засветились, как у кошки, фосфорическим зеленым светом.

— Я уже сделала это, — сказала она.

— Сделала что?

— Ты все слышал.

— Нет, я ничего не слышал. Что ты сделала?

— Я его убила.

— Ты его убила?

— Нет, я его не убивала.

Джон сунул руку в карман и достал оттуда сигарету. Он вертел ее пальцами; по его лицу было видно, что он несколько озадачен.

— Шейна говорила мне, что в полицейском участке тебе стало плохо, что для тебя чуть было не вызвали «скорую помощь». А теперь ты вообще несешь какую-то околесицу. Черт тебя возьми, что ты хочешь всем этим сказать?

Привалившись к стене, Лили продолжала смотреть на Джона.

— Я хотела сказать, что с радостью бы его убила.

— Я бы сделал это с не меньшей радостью. Но почему ты сказала Шейне, что на фотографии изображен не тот человек?

— Потому что это действительно не тот человек. Оставь меня одну, Джон. — Она продолжала в упор смотреть на него, голос ее был низким и невыразительным.

С озабоченным выражением на лице заглядывая в глаза Лили, Джон направился к стоявшему посреди спальни креслу.

— Не садись, Джон. Я же сказала тебе, чтобы ты оставил меня одну. Я не шутила.

Но прежде, чем она произнесла эти слова, его остановили ее глаза, их выражение было очень красноречиво и говорило само за себя. Он встал посреди комнаты, опустив руки и боясь пошевельнуться.

— Ты знаешь, Джон, что самое плохое в этом мире? Люди не умеют слушать. Вот что ужасно. Люди не слушают друг друга.

Он повернулся и вышел. Лили зашла в ванную, посмотрела на себя в зеркало и вытряхнула из пузырька последнюю таблетку валиума. Найдя в аптечке лекарство, которое доктор прописала Шейне, она решила принять и его. Наклонившись и подставив лицо под водопроводный кран, она залила таблетки. Потом стала пристально разглядывать в зеркале свое лицо, она смотрела до тех пор, пока не появилось ощущение, что она рассматривает не свое отражение. Лили видела, как подрагивают ее веки, как в такт дыханию раздуваются ноздри, видела маленькие капельки воды на полураскрытых губах. У нее возникло страстное желание, чтобы ее тело из плоти и крови переместилось в Зазеркалье, покинув посюсторонний мир и оказавшись там, где она, будучи в состоянии видеть и быть видимой, окажется под защитой зеркального щита.

Этой ночью Лили легла спать, даже не потрудившись раздеться. Единственное, о чем она могла сейчас думать, что лицо человека на фотографии очень похоже на лицо Эрнандеса, что человек на фотографии вполне мог быть его братом. Потом в ее памяти всплыли и другие портреты мужчин, одетых все, как один, в красные свитера и с изображением распятия на шее.

— Нет, нет, — упрямо повторяла она, пытаясь остановить бешеную скачку мыслей, в ожидании, пока всосутся таблетки и проникнут в ее кровь. Это было не более чем совпадение, простая случайность. Наконец она, как была — в зеленой блузке, покрытой теперь пятнами пота, в юбке, колготках и тесном лифчике — впала в лекарственное, без сновидений, забытье.

Собираясь на работу, Лили приняла душ и оделась, из шкафа она выхватила первые попавшиеся ей под руку вещи. От действия выпитых накануне лекарств ей было все безразлично. Взглянув на себя в зеркало, висевшее в спальне, она вдруг поняла, что уже надевала на работу этот костюм пару дней назад. Она разделась, заглянула в шкаф и обнаружила там свой любимый черно-белый костюм с застежками на боку. Жакет был аккуратно вычищен и лежал на месте. Все ее белье было выстирано, выглажено и опрятно сложено в стопки на полках шкафа.

Застегнув юбку и оправив жакет, Лили почувствовала, что костюм болтается на ней, как на вешалке. Она вошла в ванную и встала на напольные весы. С тех пор, как она взвешивалась последний раз, она потеряла восемь фунтов. Волосы ее были гладко зачесаны назад, щеки ввалились, а все лицо было каким-то помятым и измученным. Она вынула из волос заколку и распустила их по плечам, решив завтра же постричься. Ей пойдет что-нибудь стильное — какая-нибудь прическа типа каре. Ей хотелось в один прекрасный день посмотреть на себя в зеркало и увидеть там совсем другого, незнакомого человека.

Придя на кухню, она нашла там Шейну, уже полностью одетую. Девочка ела из тарелки хлопья с молоком. Дай, лежа у ее ног, тоже завтракала. Шейна торопливо встала, налила в чашку кофе и подвинула ее матери.

— Это ты выстирала все мое белье? — спокойно спросила Лили. — Я очень тебе признательна. Это очень мило с твоей стороны.

Шейна положила тарелку в мойку, взяла губку и вымыла раковину.