Нэнси Розенберг - Месть

Она вытащила из сковородки бекон, залила туда яйца, поставила перед ним чашку с дымящимся кофе и вернулась к плите. Да, подумал он, костюмчик сидит на ней не слишком-то хорошо, да и вообще, она опять растолстела. Ее задница опять стала такой же ширины, какой была, когда Шэрон рожала последнего сына. Но, когда она поставила перед ним тарелку с яичницей и двумя тостами, намазанными маслом, он посмотрел в ее ласковые карие глаза и милое лицо без всяких сожалений. Случись ему выбирать снова, он бы опять женился на ней — с ее толстой попой и всеми прочими достоинствами.

Она села за стол напротив него.

— Томми нужны деньги, чтобы купить ежегодник. Завтра последний день взноса. Я позволила ему купить его, потому что он у нас уже старшеклассник и ему нужна эта книга. Пора платить страховку за машину, кажется, мы уже просрочили платеж. Стоматолог сказал, что если мы не внесем деньги за лечение Келли, то они не смогут его больше принять. У меня на книжке осталось триста семь долларов, а до зарплаты еще восемь дней.

— У тебя нет в запасе какой-нибудь хорошей новости? — спросил Каннингхэм с набитым яичницей ртом.

— Я беременна, — ответила она, глядя ему прямо в глаза честным и преданным взглядом.

— Да никакая ты не беременная, — сказал он, едва не подавившись куском бекона.

— Нет, беременна, — упрямо повторила она. На ее полном лице не дрогнул ни один мускул.

Каннингхэм уронил вилку на стол и стал лихорадочно соображать, когда они последний раз занимались этим делом. Он не мог припомнить. Он понимал, что это было очень давно, потому что иногда желание становилось просто невыносимым. Он даже несколько раз пытался, впрочем, безуспешно, разбудить ее в два часа ночи, когда возвращался со службы. Он улыбнулся, отодвинул от себя пустую тарелку и допил остатки кофе.

Заложив большие пальцы за пояс боксерских трусов, он втянул живот и напряг бицепсы.

— Иди за мной, — сказал он, покачивая задом из стороны в сторону, как завзятая соблазнительница из эротического шоу, — в спальне я тебе кое-что покажу.

Спортивный костюм был брошен на пол, трусы лежали где-то в ногах. Он прижал ее к себе, ощущая кожей теплую мягкость ее грудей, и, зарывшись носом в складку кожи на ее шее, спросил тихим шепотом:

— Ну, скажи мне правду, ты же совсем не беременна, правда?

— Не-а, — ответила она. — Но зато как это хорошо подействовало на тебя. А?

— Я тебе сейчас покажу одну штуку, которая на самом деле хорошо действует. — Он взял ее за руку и положил ее себе между ног. — Это действует всегда и безотказно.

Во всяком случае, подумал он, это единственная часть его тела, которая и сейчас функционирует точно так же хорошо, как и двадцать лет назад. Именно по этой причине она очень любила, когда он работал в ночную смену.

— Пусть мальчики посмотрят сегодня по телевизору местные новости. Может быть, они увидят там одну знакомую физиономию, — сказал он уходя.

По дороге в следственный отдел Каннингхэм заскочил в архив, зная, что перед тем, как встретиться с телевизионщиками с четвертого канала новостей, ему еще предстоит зайти в кабинет капитана и сделать краткий отчет о проделанной работе. Встреча с телевидением должна была состояться через час. Мелисса сидела на своем обычном месте, низко склонившись над столом. В пепельнице дымилась непременная сигарета.

— Мне что-то захотелось пойти сейчас в буфет и съесть жареный куриный стейк, — солгал он. — Пошли вместе.

Она посмотрела на него, затянулась сигаретой и вместе с дымом выдохнула:

— Ну и жопа же ты, Каннингхэм.

Сказав это, она вернулась к своей работе.

Ее волосы были аккуратно зачесаны назад, косметика наложена очень умело, и с того места, с которого на нее смотрел Каннингхэм, она выглядела пугающе хорошенькой. В таком ракурсе Мелисса была похожа на балерину. Он остановился у ее стола и хлопнул ладонью по его верху.

— У тебя есть для меня что-нибудь, несравненная?

— У меня есть герпес. Хочешь, поделюсь? — ответила она без улыбки, не подняв головы от бумаг.

Через несколько секунд она вытащила из принтера распечатки и понесла их к столу. На ней была надета длинная, до середины икры, многоклинная юбка, схваченная на осиной талии кожаным ремнем. Сквозь тонкую ткань по обе стороны ее впалого, казалось, несуществующего живота выпирали костлявые бедра. Каннингхэм вспомнил упругую щедрую плоть своей жены, которую он с таким удовольствием ощущал под собой сегодня утром, и подумал о том, может ли Мелисса при своих статях вообще заниматься сексом. Ее тело выглядело так, словно оно готово было треснуть и вот-вот надломиться, подобно сухой ветке.

Она посмотрела на него своими печальными глазами, подведенными черной тушью.

— Мне удалось сократить список подозреваемых владельцев красных малолитражек до пятидесяти. Теперь я жду данных на машины и на их хозяев.

Она сняла со стопки листов распечаток верхний, на нем сверху ее неровным почерком печатными буквами был записан номер, который сообщила соседка Эрнандесов, а ниже, разделенные узкими разрядками, шли сплошные ряды цифр и буквенных комбинаций.

Пододвинув лист так, чтобы ему было удобнее видеть написанное, она сказала:

— Видишь, сейчас я пытаюсь выявить похожие номера. Дело в том, что многие люди плохо умеют читать цифры или страдают расстройствами зрения, о которых и сами не подозревают.

Она проиллюстрировала свою мысль, написав на листе бумаги цифру 3 и превратив ее в восьмерку.

— Точно так же букву В можно издали принять за цифру 8.

— Мелисса, куколка моя, — проговорил он, — сколько раз могу я повторять тебе, что ты самое лучшее в мире создание? Если только ты немного прибавишь в весе, ты легко сдашь свой следующий экзамен. Из тебя выйдет прекрасный полицейский.

Она опустила глаза, и в этот момент у нее начался приступ сильнейшего кашля. Он сотрясал ее костлявое тело, по лицу текли слезы. Откашлявшись, она произнесла:

— Когда я найду что-нибудь интересное, то сообщу.

Выходя, он оглянулся. Она вернулась к столу, и, сидя на своей подушке, уже успела прикурить новую сигарету от зажигалки, зажатой в мозолистых пальцах. Облокотившись локтями на стол, она снова склонилась над бумагами, лежавшими перед ней.

Он позвонил по селектору полицейскому, который висел на хвосте у Мэнни Эрнандеса, но узнал только, что Мэнни целый день просидел дома и высунул нос на улицу только один раз, — он сел в машину и съездил в универсам, откуда вышел с пакетом провизии. На сумочке не были найдены отпечатки его пальцев, если бы их нашли, Мэнни находился бы уже под стражей, а не болтался по дому, нанюхавшись наркотиков. Он даже не знает пока, что его брат виновен в убийстве, но сегодня он об этом узнает и ему сразу станет жарко сидеть дома, подумал Каннингхэм. Настолько жарко, что он не усидит дома и сделает какую-нибудь опрометчивую глупость.