Владимир Саксонов - Меркурий в петлице

— Конечно, — кивнул Глаузинь. — Сейчас граница уже была бы открыта. Но что поделаешь…

“Да, — подумал Сергей, — что поделаешь: раньше их пришли два корабля — из ФРГ и Норвегии. Заставить их ждать, пропустить во вторую очередь — значит нарушить законы морского гостеприимства”.

Переходя по трапу на “Волоколамск”, они увидели: почти рядом — руками можно друг до друга дотянуться — стоят двое. Стоят, смотрят, молча улыбаются. Она поднимает на руках карапуза: вот он, вот…

Между ними только борт… Между ними — состояние государственной границы…

Таможенники и пограничники старались работать быстро. Вот паспорта, вот поименный список команды, список имеющейся валюты… Глаузинь остался с капитаном, Сергей пошел по каютам: “Здравствуйте, со счастливым возвращением!” — “Спасибо”. — “Скажите, пожалуйста, какая у вас есть валюта? Хорошо, хорошо — я просто запишу”.

Радист в отутюженном костюме и накрахмаленной белой рубашке открыл чемоданы.

— Пожалуйста.

Сергеи заглянул в каждый, потом открыл шкаф, посветил фонариком по полкам, думая: “В лучшем случае я для него — надоедливый чиновник, досадная задержка перед встречей с семьей!”

— Извините, — Сергей взялся за ручку двери.

— Понятно, служба! — сказал радист и добавил нетерпеливо:

— У вас еще много работы?

— Не очень.

“А ведь это он услышал “SOS”, — подумал Сергей и ясно представил себе, как “Волоколамск”, вспарывая океанскую волну, подходит к горящему английскому танкеру…

— Разрешите?

В этой каюте жили двое. Матросы. Совсем молодые ребята.

Один водил по подбородку электрической бритвой, другой раскладывал на письменном столике иностранную валюту.

— Эти, товарищ инспектор, мои, вот — его. У обоих по пять бельгийских франков, по девять шведских крон. И все.

— Поровну, значит, тратите? — улыбнулся Сергей.

— Ага.

— А что покупали?

— Вот — по свитеру.

— Разрешите? — спросил он, открывая шкаф.

Галстуки, рубашки, два черных костюма, белье. Книги — учебники для восьмого класса…

Закрыл шкаф и еще раз огляделся. Над письменным столом висел календарь: загорелая блондинка курит сигареты “Честерфильд” над ручейком, вливающимся в синие буквы рекламы. Ниже — по-английски “сентябрь”.

— Подарок, — перехватив его взгляд, сказал обладатель электрической бритвы. — Один матрос с того танкера…

— Трудно было?

— Не легко…

— Ну, счастливо, товарищи.

— Спасибо!

В каюте третьего штурмана он сразу увидел ту, с несмелой улыбкой: ее фотография стояла на письменном столе. Иностранной валюты у хозяина каюты не оказалось.

— Сделали много покупок? — осторожно поинтересовался Сергей.

— Вот, — третий штурман слегка покраснел, выдвигая ящики шкафа. — Детские костюмчики. Игрушки.

— Извините меня, пожалуйста, — сказал инспектор, взяв плюшевого медвежонка.

Медвежонок заурчал.

Моряк улыбнулся.

— Что вы, я все понимаю!..

Сергей поднялся в кают-компанию. Глаузинь был уже здесь. Моряки поглядывали на него нетерпеливо. Сергей кивнул старшему инспектору: “Все в порядке”. И улыбнулся — так радостно Глаузинь произнес:

— Граница открыта, товарищи!

Он получил комнату в новом доме за Даугавой.

Отсюда была видна старая Рига: казалось, минувшие века, спрятавшись в узких — шириной в два шага — улочках, с удивлением глядят на современные здания, корабли на реке, мост. По вечерам эти улочки темнели первыми, а на рассвете в них еще долго таились зябкие сумерки.

Утром, открыв окно, Сергей часто видел, как туман стекает с острых шпилей, клубится в ажурных пролетах моста, тает над рекой: его словно сносило течением…

Ему нравилось идти по набережной над холодной поверхностью Даугавы, подожженной зарей, потом сворачивать в игрушечные переулочки старой Риги и выходить на перекресток, простреленный утренним солнцем, к маленькому кафе на углу. Это уже становилось привычкой.

Когда Сергей первый раз решил здесь позавтракать, официантка взглянула на него как на случайного посетителя, на новичка и, подойдя к его столику, на секунду замешкалась видно, решала, как заговорить — по-русски или по-латышски.

— У вас яичница есть? — спросил Сергей. И добавил по-латышски: — Пожалуйста.

Она улыбнулась, принесла ему яичницу и кофе.

Через несколько дней Сергей уже узнавал посетителей кафе. Сюда приходили одни и те же люди: трое крепких парней в свитерах, всегда веселые, свежие, будто только что умывшиеся ключевой водой, девушки продавщицы в черных шелковых халатах, две семьи в полном составе — с детьми, старик, похожий на рыбака.

Сергей тоже стал здесь своим, и это ему нравилось. В общем-то человек стеснительный, он чувствовал себя в этом кафе свободно.

— А чаю у вас нет? — спросил он как-то у официантки.

— Кофе лучше! — она чуть заметно пожала плечами. — Но можно приготовить и чай. Вы всегда будете пить чай? Тогда мы будем готовить для вас…

Сергей подумал и согласился:

— Кофе лучше.

Он все таки скучал без чая, особенно по вечерам, и купил небольшой никелированный чайник, а заодно и настольную лампу — надо же устраивать быт… В его комнате стояла раскладушка, два стула и ветхий письменный стол, который прежний жилец решил не брать с собой на новое место. По мнению Сергея, комната пока смахивала на караульное помещение, но с настольной лампой она все-таки приобретала “гражданский” вид.

Сергей вышел в кухню, поставил новый чайник на плиту, чиркнул спичкой.

— Здрасьте! — услышал он за спиной голос Гешки.

За несколько дней, которые Сергеи прожил в квартире, это тоже стало обычаем: как только он выходил в коридор или в кухню, появлялся Гешка, его двенадцатилетний сосед.

— Здравствуй, Гешка, — он улыбнулся.

Глаза мальчишки смотрели на него с таким доверчивым и откровенным ожиданием, словно сейчас, сию минуту, Сергей должен был проглотить шпагу или достать из-за пазухи живого контрабандиста.

— Вы мне про контрабандистов расскажете? — спросил Гешка.

Сергей вспомнил плутоватые глаза матроса с “Моники Смит”, его — даже на вид — потные руки, вытаскивающие из карманов зажигалки и нейлоновые носки. Первый “акт о контрабандном деле”, подписанный инспектором Ястребовым… Мелкое дело! Он задержал матроса, когда тот возвращался на свой корабль, — пиджак у него оттопыривался… Матрос купил фотоаппарат. Сначала твердил, что получил советскую валюту от своего капитана, а потом признался продавал в городе зажигалки и носки… Капитан заплатил штраф.