Джеймс Чейз - С/С том 29. Никто ничего не заподозрит. Спокойной ночи. Игра в гольф

Лепски подозрительно посмотрел на него, уж не разыгрывает ли его Макс.

— Ты находишь?

— Точно. Просто удивляюсь, как это тебе удается так менять сорочки. Одну за другой!

Лепски высокомерно посмотрел на него.

— Это вопрос гордости. Я полицейский экстра-класса в городе и должен быть экстра-класса во всем. Так как полиция предписала, нельзя отступать от правил: будь всегда аккуратно и чисто одет. Но раз уж ты заговорил о сорочках, то твоя, Макс, просто позор.

— Возможно, — вздохнул Якоби, — но следует учесть, что у меня нет такой жены, как твоя Кэролл. От нее просто с ума можно сойти.

Лепски мрачно посмотрел на него.

— Причем здесь она? Хорошо, Кэролл стирает, но каждый уважающий себя человек должен менять сорочки каждый день. Будет лучше, если тут ты изменишь свое мнение и учтешь это.

— Ясно, — снова вздохнул Макс. — Я учту это.

Главный врач госпиталя доктор Джеральд Скиннер принял их в своем кабинете. Он был длинным, худым и уже начинал лысеть. Доктор всегда был очень занят.

— Я слышал, господа полицейские, что вы намереваетесь допросить этого кубинца. Есть благоприятные симптомы, указывающие на то, что он скоро придет в сознание. Но я должен предупредить вас, что он при смерти. Станет ли он четко отвечать на ваши вопросы, не знаю.

— Действительно ли он при смерти? — спросил Лепски, сознавая, что причиной смерти кубинца будет его выстрел.

Скиннер пожал плечами.

— Я так считаю, что он молод? Мы бы могли его вытащить. Положение тяжелое, но при хорошем уходе и оптимальном питании он мог бы выжить. Во всяком случае, мы делаем все.

Лепски фыркнул.

— Он убил двоих. Кого это трогает?

Доктор холодно посмотрел на него.

— Это трогает нас. Мы здесь для того, чтобы спасать жизнь, неважно чью. Я прошу вас допрос этого, человека провести как можно быстрее.

— О’кей, док.

Скиннер нажал на кнопку звонка и появилась медсестра.

— Проводите этих господ в шестую палату.

Сестра кивнула.

— Всего доброго, господа. — Доктор взял со стола толстый регистрационный журнал и раскрыл его.

Лепски вместе с Якоби проследовали за сестрой в палату № 6, где лежал Педро Цертес. У его койки сидел детектив третьего класса Ларри Стивенс. Он страшно скучал. Его круглое веснушчатое лицо просветлело, когда он увидел Лепски.

— Гад что-то бормочет, — сообщил он и встал. — Вы не возражаете, если я пойду перекушу?

— Только быстро, Ларри. А этого предоставь мне.

Лепски уселся на освободившийся стул. Якоби придвинул другой, сел на него и на всякий случай достал блокнот и ручку.

Лепски посмотрел на парня, лежащего на койке, и скривился. Если уж смерть возвещает о своем прибытии, то здесь можно было бы убедиться в этом по бледному лицу с заострившимся лицом этого кубинца.

Они ждали.

Медленно проползли пять минут, после чего Лепски потерял терпение. Он схватил Педро за горячие тонкие запястья и потряс его.

Педро застонал, потом открыл глаза.

— Как ты себя чувствуешь, сын мой? — спросил его Лепски, мягкий и вкрадчивый голос которого озадачил Якоби. Макс еще никогда не видел Тома в роли доброго дядюшки.

Педро со стоном вздохнул и снова закрыл глаза.

— Послушай-ка, сын мой, кто ты? — снова опросил Лепски, медленно и отчетливо выговаривая слова. — Как тебя зовут?

Глаза Педро медленно открылись.

— Убирайся к черту, — простонал он и снова закрыл глаза.

— Сын мой, я должен тебе кое-что сказать. Ты тяжело болен, юноша, и врач сказал мне, что ты не выкарабкаешься. Скоро ты станешь неопознанным трупом, если ты не скажешь мне свое имя! — завел издалека Лепски. — Разве для тебя это не имеет значения?

Педро открыл глаза и уставился на него.

— Неопознанный труп, — снова с грустью в голосе повторил Лепски, что снова удивило Макса. — Обычно мы говорим об этом неохотно, но в этом городе умирают столько бродяг. Вот только вчера умер старый пьянчуга. У него не было никаких документов. Никто не знал, кто он, никто. Мы пытались разыскать его ближайших родственников, но никто так и не объявился. Если в городе появляется неопознанный труп, знаешь, что с ним делают? Погребение стоит денег. Этого старого пьянчугу завернули в брезент и бросили на съедение акулам. Ты же не хочешь, чтобы с тобой поступили так же? Да, мой сын, или нет?

Слушая это, Якоби открыл рот от возмущения. Он чуть было все не испортил своим протестом, но Лепски одарил его таким свирепым взглядом полицейского, что тот воздержался от своего возмущения.

— Никто не хочет закончить свою жизнь кормом для акул, не правда ли? — продолжал Лепски. — Если бы мы только знали, кто ты, мы могли бы обратиться к твоим родным или к твоей жене, если ты женат. Тебя бы достойно похоронили. Ты же не хочешь, чтобы тебя просто бросили в море?

Педро весь трясся, тень ужаса отразилась на его лице. Лепски знал, что кубинцы не только глубоко религиозны, но и страшно суеверны, поэтому он спокойно выждал и продолжал:

— Итак, сын мой, помоги тебя достойно похоронить!

Он наклонился к Педро.

— Как тебя зовут?

Тот дышал прерывисто.

— Акулы? — пробормотал он.

— Да, сын мой, ты же знаешь, что в бухте голодные акулы дожидаются корма.

Педро вздрогнул от ужаса.

— Меня зовут Педро Цертес, — сказал он наконец.

Все еще добрым мягким голосом Лепски спросил:

— А где ты живешь, Педро?

— Фиш Роуд, 27, в Сикомбе, — пробормотал тот после паузы.

— Ты женат, Педро? Мы пойдем к твоей жене и позаботимся, чтобы она тебя похоронила.

— Анита.

— Чем она занимается? Где работает, а Педро?

— Она работает, — у него вырвался тяжелый стон, глаза закрылись, а мышцы расслабились.

— Быстрее сестру! — резко бросил Лепски, якобы заботясь о парне. — Похоже, он отдал концы.

Когда Якоби встал, в палату вошла сестра.

— Время истекло, — сказала она решительно.

— Ему плохо, — показал на Педро Том.

Медсестра подошла к койке, пощупала пульс и пожала плечами.

— Он еще недолго протянет, — безучастно сказала она. — А вы уходите немедленно, я должна позаботиться о больном.

На пути к выходу из госпиталя Якоби сказал:

— Сказка об скулах была довольно жестокой, ты не находишь?

— Но ведь она подействовала! А теперь живо на Фиш Роуд.

Десять минут спустя они уже разговаривали с управляющим, кубинцем, который следил за убогими квартирками в доме, где жил Педро Цертес с Анитой.

Это был приземистый мужчина черными усами и маленькими хитрыми глазками.

— Педро Цертес? Точно, он живет здесь. Четвертый этаж, налево.

— Его жена дома?

— Нет, она на работе.

— Где ока работает?

Управляющий симпатизировал Аните.

До Педро ему не было никакого дела, а вот Анита всегда с ним здоровалась. Лицо его мгновенно стало безразличным.