HallowKey - Это элементарно, мисс Грейнджер!

Будучи предприимчивым американцем, Баскервилль сделал несколько удачных вложений на континенте и существенно приумножил свой и без того немалый капитал. Он долго не женился, вплоть до смерти миссис Степлтон, последовавшей через четыре года после гибели ее мужа, но в конце концов некая француженка добилась успеха, и сэр Генри окончательно осел во Франции, появляясь в Соединенном Королевстве исключительно по делам бизнеса. В таких случаях он непременно бывал на Бэйкер-стрит и с завидным постоянством приглашал нас посетить его родовое гнездо. Мы с Холмсом догадывались, что Баскервиллю просто не хочется отправляться туда одному, но, естественно, не подавали виду.

За прошедшие годы уклад жизни в окрестностях Дортмунда сильно изменился. После того, как археологи обнаружили на побережье доисторический скелет динозавра, туда хлынули потоки туристов. Железную дорогу расширили и пустили новый весьма комфортабельный поезд. В городке открылись гостиницы, новая школа и парк.

Сам Баскервилль-холл тоже претерпел колоссальные изменения. Как и обещал сэр Генри, в замок провели электричество, и украшенная богатыми фонарями подъездная аллея больше не навевала мрачных мыслей. Холл и гостиная посвежели, украсились новой мебелью, но самый большой сюрприз ожидал нас в столовой. Если внимательный читатель помнит, ранее эта комната подавляла своей мрачностью: темные балки, закопчённый потолок, тусклое мозаичное окно... Декораторы превратили ее в произведение искусства, проведя капитальный ремонт стен, заменив старые панели новыми и впустив в помещение дневной свет. Кованные канделябры и массивная, но изысканная мебель создавали необходимый комфорт, одновременно оставляя обеденному залу его старинный колорит.

Единственное, что осталось неизменным, это портреты на стенах. Даже знаменитый Хьюго Баскервилль висел на своем прежнем месте.

— Я решил, пусть висит, — объяснил сэр Генри. — Все-таки история.

В целом наше путешествие было очень удачным, хотя и малопримечательным. Мы ездили к океану, устраивали званые вечера для местной знати, охотились, а перед самым возвращением в Лондон баронету захотелось сделать несколько панорамных снимков окрестностей. Надо сказать, что сэр Генри увлекся фотографией и ни на минуту не выпускал из рук фотоаппарат.

И вот однажды после полудня, оседлав лошадей, мы отправились вглубь Гримпенской трясины. Возможно, Баскервилль хотел отдать дань воспоминаниям или же, наоборот, освободится от них раз и навсегда. Но, следуя за ним, я заметил, как мы оказались прямо на тропинке, ведущей к Мериппит-хаусу. Миновав то место, где молодого сквайра настигло проклятие его рода, я не без содрогания вспомнил подробности сего происшествия и оценил мужество моего спутника, очевидно, решившего покончить с собственными страхами и потому упрямо понукавшего лошадь.

— Если жизнь и рассудок дороги вам, то ни в коем случае не сворачивайте с тропинки, — неуклюже пошутил я.

Стрельнув глазами, Баскервилль усмехнулся и погнал коня выше на холм. Оттуда он сделал несколько снимков полуразрушенного дома на фоне августовского пейзажа, а потом, словно задумавшись, опустил поводья... Мне не хотелось нарушать его уединение, и я пустил шагом своего коня, продолжая двигаться в сторону усадьбы. Подъехав ближе, я вдруг почувствовал нарастающее желание убраться подальше от этого места. Насколько мне было видно, окна были заколочены, ограда местами повалилась, отрывая взору заросший сад. Глядя на эту картину общего запустения, я невольно вспомнил лицо прекрасной женщины с такой же печальной судьбой. Тут, словно в унисон моим мрачным мыслям, со стороны болот раздался вой... Долгий, протяжный вой, от звуков которого у меня похолодело в жилах! В ту же секунду мне показалось, что я вижу, как через заколоченные окна дома пробивается слабый свет. Я обернулся, отыскивая взглядом сэра Генри, и одновременно доставая из потайного кармана свой револьвер. В этот момент гнедая кобыла баронета взвилась на дыбы и понесла. Баскервилль делал отчаянные попытки удержатся в седле и успокоить обезумевшее животное, но тщетно.

Дав шпоры, я поскакал следом и, поднявшись на холм, увидел, как лошадь без седока мчится в сторону болот. Буквально через несколько секунд я спустился с холма и с облегчение услышал в кустах совсем рядом от меня громкое ругательство.

— Что за проклятое место, Ватсон! Чтобы я еще хоть раз приехал сюда добровольно... И камеру разбил, проклятье!

— Держитесь, сэр Генри, сейчас я вам помогу!

— Я здесь, слева. Нога, что-то с ногой... не могу встать...

Я спешился и, наскоро обмотав поводья вокруг утлого деревца, сделал шаг с тропинки в сторону каменной гряды, где под кустами боярышника растянулся баронет. Что было дальше я плохо помню: мое тело вошло в землю как нож в масло. Только что перед глазами отчетливо стоял плотный ковер из мхов и сфагнумов, и тут за доли секунды земля разверзлась, лишая меня всякой опоры. Я делал слабые попытки нащупать почву, но только увязал глубже, и скоро уже не мог пошевелись ни рукой, ни ногой. Не помню, чтобы я кричал, хотя определенно я слышал крик.

— Не-е-ет!

«Это сэр Генри», — отдаленно подумалось мне, и почему-то в голову полезли нелепые мысли о том, что я не успел дописать свой последний очерк и как хорошо, что у меня нет детей... К горлу подобралась зеленая вонючая жижа, и я начал лихорадочно барахтаться, одновременно понимая безнадежность своей попытки. Далее глаза и рот залепило какой-то дрянью, кислорода в легких становилось все меньше, в ушах стоял непрекращающийся звон, а доносившиеся откуда-то крики звучали все тише и тише... Я плохо помню, что случилось потом. Мне показалось, что какая-то неведомая сила вытягивает меня из смертоносной трясины. Судорожно глотнув воздух, я почувствовал под ногами твердую землю и потерял сознание.

Очнулся я на поляне и несколько долгих минут просто смотрел в синее дартмурское небо.

«Спасибо тебе, Господи, чтобы я еще хоть раз добровольно...» — невольно повторил я услышанную ранее фразу.

Отдав таким образом дань Всевышнему, я облокотился на локоть и приподнялся. Шагах в пяти справа от меня сидел сэр Генри, а над его ногой склонился незнакомец.

— Теперь попробуйте встать, — в этот момент скомандовал мужчина, подавая руку моему приятелю.

Тот довольно резво вскочил на ноги и сию секунду оказался возле меня.

— Ватсон, друг мой, как вы меня напугали, — говорил он тряся меня за плечи. — У вас ничего не сломано, нет? Сударь, осмотрите моего друга, прошу вас...

Слабость и сухость во рту затрудняли слова. Однако, ужасного вкуса тины я больше не чувствовал, и даже лицо было чистым, хотя то, что осталось от моей одежды, было в печальном состоянии. Я поспешил уверить, что со мной все в порядке, одновременно разглядывая человека, которому, очевидно, был обязан жизнью. Сэр Генри помог мне поднятся и сесть, прислонившись спиной к какой-то опоре, а незнакомец достал флягу из кармана и протянул мне.