Владимир Цмыг - Оборотень

Неоправданная серьёзность — источник многих ошибок. Серьезно можно относиться лишь к тому, что этого заслуживает. А на чисто человеческом уровне серьёзного отношения не заслуживает ничего, кроме ненависти. Эта бабёнка всерьёз приняла его минутное внимание к себе, не сумев сообразовать свои желания с реальным положением дел. Только в ненависти, расчётливой и холодной, человек последователен…

Красивые, темно–вишнёвые глаза девушки ярко блестели, как тогда, в ночном парке, она говорила без пауз… Когда Марина обняла Александру за талию, та уже не смутилась, как недавно в ванной…

Добавив в кофе две чайные ложечки ликера, Александра с удовольствием сделала первый глоток.

Щеки Марины порозовели, взгляд Александры ей вдруг показался странным, не женским… Она попыталась понять страшную тайну её прямого взгляда, так не похожего на женский, и оттого мучительно притягательного. В ней вдруг открылось шестое чувство в отношении Александры, во всем, что доступно ощущениям. Теперь ничто физическое в ней не ускользало от ее внимания. Но внутренний мир подруги ей не был доступен, и это печалило.

Они сидели на мягкой софе, колени их иногда соприкасались. Александра могла поклясться, что хозяйка квартиры испытывает сейчас то же самое, что и она… Глаза ее меж четко обрамленными веками вновь сделались непроницаемыми. Марина бессознательно чуть–чуть наклонилась над ней, приблизилась к ней, приблизилась к пределам тайны — но уже в растерянности, без порыва…

— Может, Кьянти? — этими словами Марина попыталась снять возникшее меж ними напряжение. Из бара она достала длинную, тёмную бутылку.

— Расскажи о себе, хоть немного? — хозяйка просительно заглянула в глаза Александры. — Ведь я теперь перед тобой до смерти в долгу!

— Зачем столько патетики! — снисходительно усмехнулась гостья, поймав себя на остром желании передёрнуть плечами: показалось, что сполз лифчик.

— Нет! Нет! — возразила немного захмелевшая Марина. — Может, одежда, деньги, украшения?

Александра, рассеянно улыбаясь, погладила девушку по щеке. Не удержавшись, пальцем провела по верхней губе, с неожиданным волнением ощутив восхитительный пушок. Марина, точно ребенок, ласкаясь, щекой прижалась к руке подруги. Александра, смеясь, взъерошила ее мягкие, темные волосы, уложенные в прическу «каре».

Струимый от Александры запах вдруг лишил хозяйку желания разгадывать ее загадку. Марина смотрела на нее, как на бесценное сокровище, к которому проделан бесконечный путь. Она рассматривала каждую ее черту в каком–то особенном свете, будто через дымку времен…

— За деньги дружбу и любовь не купишь, она строится лишь на доверии… — Александра отпила вина из бокала. — Вот если б у тебя машина была…

— Есть! Есть! — радостно подпрыгнула на софе девушка. — Стоит в гараже, а я вожу плохо, не люблю садиться за руль.

Александра хищно напряглась:

— Марка?

— Шестисотый «Мерседес».

— О–о–о! Здорово живёшь, подруга.

— Да нет, не моя, а папы! — серебристо рассмеялась девушка. — Но у меня есть доверенность на право вождения.

Александра с неудовольствием отметила, что с собой придется взять подругу. Гаишники могут прицепиться…

После третьей рюмки ликера горячее бедро Марины прильнуло к бедру Александры. Хозяйка из пачки с верблюдом вытащила сигарету. Не терпевшая табачного дыма, Александра поморщилась. Уловив недовольство на лице подруги, девушка вернула сигарету обратно в пачку.

— Ты спортсменка? Дзюдо? Самбо? Каратэ? Я угадала? — ее рука обвила плечи гостьи, кисть свесилась на грудь. — У тебя голос восхитительный! — хрипловато, с придыханием продолжила Марина. — Он может волновать не только мужчин, но и женщин…

Александра искоса поглядывала на томно улыбавшуюся подругу. На экране телевизора, обнявшись, по аллее парка медленно шли темноволосая и белокурая девушки. У Марины взгляд затуманился.

— Можно просматривать 84 программы, ночью бывают западные эротические фильмы, я знаю английский, немного немецкий, там такое…

— А у тебя парень есть, был?

Томная улыбка исчезла с лица Марины, оно неожиданно стало жестким, непримиримым. Александра не ожидала такой реакции на в общем–то безобидный вопрос. За скопленьем заурядных фактов вился некий темный путь, которым дух ее проходил прежде и смутно теперь узнавал знакомые ориентиры. И оттого, что он вёл так глубоко, ее страшило это погруженье, приближенье к настоящей себе, которая бы не робела и не сделала ложный шаг перед лицом того, что зарождалось, готовилось явиться.

— После того случая не могу спать без ноксирона, всё мерещатся их рыла и волосатые лапы!

— А раньше? — «волосатые лапы» вызвали у Александры усмешку.

— И раньше… они никогда мне не нравились, вечно в прыщах с потными ладонями и похотливыми взглядами!

— Значит, ты девственница! — весело рассмеялась Александра. Ей было хорошо, но не от выпитого вина (пила она всегда очень мало), а оттого, что у этой смуглой милашки никогда не было парня. Она вдруг отметила в себе перемену, жесты ее, движения, каждое слово исполнились какого–то таинственного значения, как в присутствии любимого человека. Игривая подвижность ее губ плохо сочеталась со скульптурной неподвижностью лица, со страшной тайной прямого взгляда. Свежая помада, нанесенная торопливой рукой, где ярче, где бледнее, кое–где выступала за контуры губ, этому придавая ещё больше прелести. Крепкие зубы покрывала глубокая, чистая эмаль. Она играла интонацией, округляя упругий рот.

— Ну ладно, не красней, это даже плюс, ведь сейчас невинность в твоем возрасте всё равно как стотысячный валютный вклад в Беларусбанке…

Александре не хочется вставать с мягкой, уютной софы. Пушистый ворс ковра сквозь чулки приятно щекотал подошвы ступней. Полы шелкового алого мини–халатика распахнулись, высоко оголив бедра Марины, где уже исчезли пятна кровоподтеков.

— Ты никогда не носила серьги! — удивилась хозяйка, коснувшись пальцем уха подруги. — Мочки не проколоты. Хочешь я проколю, и свои повешу, у меня большой выбор. Это я умею, мочки у тебя в норме, можно не одну дырку проделать. Только проколотые места надо почаще спиртом смазывать, пока не заживут, прикладывать кубики льда, чтоб не было инфекции. Выбирай, — она откинула крышку красивой шкатулки, — вот клаузоны, сережки из французской эмали, трефы, усыпанные блестящими хрусталиками, бубны из золотой проволоки, черви, вставные сережки. Но лучше дырявить мочки из гидравлического пистолета.

— Ты видела меня в парке в деле? — усмехнулась Александра, равнодушно разглядывая мишуру. — Наш брат не носит сережек, могут с ухом оторвать…