Владимир Безымянный - Русское видео

— И сколько же?

— Да вам-то какая теперь разница? Несколько тысяч. А вот долларов и бундесмарок, действительно, в сейфе хватало. СКВ — что ей павловские затеи.

— Все равно, торопиться приходилось.

— Убивать? Вы бы лучше, когда мы не могли найти Золочевскую…

— Да что ее искать было? Кто она такая? Без корней, без друзей. Куда ей? В Пермь — подписка о невыезде, ей и в деревню-то нельзя было. Не у блатных же ей прятаться от них самих.

— От них или от вас?

— Да какая разница! Одна только и оставалась у Нонны подружка — эта, которую мне подставляли в тот раз, как к деду ездили порезвиться. Ну, девчонка носом закрутила, а вот старик славный… Ключи мне эти нужны были позарез. Никак сейф не открывался. Я его тем утром попробовал — куда, такой металл, что резать, наверное, сутки… Я когда у Шаха ключей не нашел, чуть не рехнулся. Он обычно их с собою таскал — нет, карманы халата пустые, поблизости не видно. Надо искать, а как, если в квартире трое, и ни один из них не должен тебя видеть… Где? Бросил их Шах в своей комнате — там Нонна, оставил в плаще — спальня, где Шурик с Танечкой. Заметьте: всех мог положить, но что я, изверг?

— Ну, тут причина, надо полагать, попроще. Обнаружив четыре трупа, никого, кроме вас, и искать бы не стали.

— В общем, я подумал: утром вернусь нормально, через дверь, крупно поговорю с «убийцами» и отпущу их — для вас, но после того, как найду ключи. Вернее, ключ. Ну, вернулся… Шурик успел раньше, я и помыслить не мог, что он меня вырубит! Слышу: «Ключ… ключ…». Помаленьку прихожу в сознание — одним глазом осматриваюсь. Что за фигня? Я ведь и замок не запирал. Оказывается, как выйти не сообразят. Нонна бросилась в халате Шаха для виду шарить, гляжу — потихоньку ключики на кресло опускает — мне снизу хорошо видно! Ушли, твари, и за собой серьгу замка навесили. Я чуть не отъехал. Сразу за ключи — того, что надо, нет. Не дура Нонна оказалась. Двери вышибать не стал — сам ставил бронировку под шпон, их разве что вместе со стеной… Тут и вы приехали. Я снова на пол, отдохнул…

— Я одного в толк не возьму. Неужели трудно было бывшему слесарю догадаться после одного оборота ключа по часовой стрелке вынуть его, перевернуть, вставить в скважину и сделать еще оборот. Шах не особенно мудрил с секретами. Был уверен — лучше замков отпугнет охотников поживиться его репутация. Да и место выбрано удачно. Ведь вы монтировали сейф?

— Я, я ставил ящик проклятый. Вместе с ним. Вварили, забетонировали, прикрыли. И замок я в руках держал, только без ключа. Не попросишь же — дай, мол, полюбопытствовать. Я и не ожидал никаких примочек, еще удивлялся, что замок только один. Остальное правильно — скокарей замками не удержишь. Да и кто полезет грабить бывшую помойку, из-за кусков дерюги спориться с Шахом? Маразм. А коробка сейфа сделана на совесть — даже при пожаре должна была уцелеть, проложена асбестом.

— Видите, на заводе не ошиблись: у вас действительно умелые руки. А вот сердца нет и не было. Кого-кого, но родственника могли бы и пожалеть. Муж вашей тетушки, этот Шкоп, специалистом считался классным, но человеком оказался дерьмовым. Ведь понимал, что он дает вам. Вопрос, каким образом из военной лаборатории могли исчезнуть эти препараты, причем в количестве не менее двух граммов каждого, уже поставлен. Не думаю, чтобы за этим стоял оговор. Обычное ротозейство. Неплохо спится за завесой секретности. Шкоп во всем кается, не говорит только, сколько вы заплатили ему за порошки. Клянется и божится, в камеру шел в настоящих слезах. Если это действительно так, то он — единственный человек в этой истории, которого можно пожалеть. Такие в тюрьме не выживают. Так что, считайте, что и дядю вы прихлопнули.

— Тоже родственник — муж сестры матери! Мать умерла десять лет назад: работа в гальванике здоровье сожрала, а сестрица дай бог жила за этой крысой очкастой — муженьком. Комитетчики не слабо платили «своим» ученым. Под тысячу мымре своей приносил. Та копить — копила, но и ход деньгам дать умела. Любила молоденьких мальчиков, а мальчики любят не жирную свинину, а коньячок и денежки. С двумя моими дружками трахалась, уж они мне порассказали…

— Это все интересно и драматично, знаете ли, юношеская эротика и прочее, но каким все-таки образом вы склонили Шкопа к краже препаратов?

— А, это… С этим, майор, все. Отговорили. Спешить мне некуда, пошел обратный отсчет времени. Вы теперь у меня каждое словечко будете клещами тянуть. Раньше на воле подольше пожить хотелось, теперь сойдет и здесь.

— Насчет долгого следствия — это вы не сомневайтесь, Пугень. А вот насколько приятным будет ваше пребывание здесь… Что Букова у нас, вам, надеюсь, ясно?

— Ну, у вас. Ей про меня сказать нечего, перед своими я чист. Что Нонку травил, так это, если и докажете, только насмешит братву.

— Не только это. Есть вещи позабавнее. — Майор, холодно улыбаясь, разглядывал напрягшегося Пугеня, как редкого жука. — Говорил я вам, что неопробованные средства часто дают сбой. Все-таки химия — не ваша стихия. Всыплешь не ту дозу, глядишь, жертва и протянет дольше, чем рассчитываешь. Да тут еще Букова подвернулась с нашатырем и еще какими-то снадобьями. Возит, понимаете ли, с собой в машине целую аптеку. Ну, что ж, здоровье — ее достояние. Выкарабкаться Золочевская от этого уже не могла, но по пути в город рот ее не закрывался. Медленное, с запинками, повествование так захватило Букову, что она и на дорогу смотреть забывала. Полюбопытствуйте, здесь примерная запись, — майор веером раскинул листки желтоватой бумаги…

«Все, Таня, конец. Не мучься, и меня не мучь… Пугеню какой-то родственник яды достает в таком месте… Шах поручал ему допрашивать ребят, которые молчали… до укола. Как я, наверное, пока не отдала ключ ему от сейфа. Там страшные деньжищи. Касса воровская. Валюты больше, чем рублей… Я думала, для сопляков это — сыворотка правды. Что бы ни спрашивали — тверди свое, про себя считай: «раз, два, три…». Может, и чушь будешь нести, но своего не выдашь. Как бы не так. Ключ отдала, будто не гад передо мной, а друг ласковый. Шаха убил он, это точно. Как попал в квартиру — не знаю… Молчать нечего, скажи милиции, блатным, всем, — пусть и он почувствует, как смерть его догоняет. Пусть вспомнит… Тогда и года не прошло, как Шах освободился, но он уже начал жрать тех, кто хотел продолжать наперстки крутить не под его крышей. Мы только-только с ним познакомились, мне всего хотелось. Утром звонок в дверь, говорят — сантехники из ЖЭКа, замена труб горячей воды. Шах сказал только, что оденется. Накинул халат, по пистолету в карманы, газовый и обычный — можно двери открывать. Ворвались, как водится, в черных чулках на рожах. Шах потом говорил: если бы было их больше трех — стрелять правому карману. А так хватило и газового. Пугень — колени подогнулись, в квартиру свалился, а его напарник назад по лестнице укатился. Соседи уже на работе, выстрел негромкий. Я еще и не проснулась толком, как налетчик лежал лицом вниз. Надеть наручники, стащить маску, перевернуть на спину… Так я с Пугенем познакомилась. Ох, и бил его Шах! Тот, надо сказать, быстро очнулся. Тогда Шах сам опустился на колени, загнул его голову назад и — членом по лицу. Окрестил… Тот только выл и хрипел. Но сказал, кто был второй, который и навел. Мальчишка-наперсточник. На следующий день ему кто-то плеснул кислотой в лицо. Никого не нашли. А Пугень стал работать на Шаха. Не забыл, как я, дура, посмеялась тогда. Если бы блатные узнали, чем ему морду мазали, могли бы и опустить…».