Андрей Воробьев - Дело о продаже Петербурга

На дорожке, ведущей от главного корпуса медуниверситета, показалось несколько человек. Собака, лежащая у скамейки, сначала насторожилась, а затем поднялась и потрусила им навстречу. Первым шел недавно перешедший в сыскное агентство Иван Гущин, держа на перекинутом через плечо ремне переносную детскую коляску с маленьким Митей. Следом спешила Нина в сопровождении Николая Иванова, тащившего сумку, очевидно, с детскими сменными вещами.

Нертов непроизвольно поднялся со скамейки и нерешительно сделал шаг им навстречу, не зная с чего начать, как после всего происшедшего следует себя вести с Ниной. Но женщина все решила сама. Подойдя к Алексею, она обняла его и начала целовать, бессвязно шепча:

— Милый… любимый… извини, пожалуйста, я все знаю… Коля мне все рассказал… пропади пропадом эти акции… сколько трупов из-за них! Эти малыши… ты чуть не погиб… сгоревший автобус… У меня не фирма, а какой-то гроб на колесиках… Бог с ним, с «Транскроссом»… Главное — мы вместе… я дура… какая же я дура!

Нина не замечала, что у нее по щекам потекла тушь с ресниц, не видела, как присутствующие смущенно отворачиваются, делая вид, что ничего не замечают. Но в это время Александрыч, проворчав себе под нос: «Ох, чую, опять завтра передумает», — вдруг пробасил:

— Леша, Расков идет! И не один.

Нертов чуть отстранился от Нины и увидел, что по дорожке между деревьями к ним приближается не только Леонид Павлович, но и непонятно каким образом тут очутившиеся журналистка Юля со своим ухажером — молодым, но достаточно толковым опером Димой Кась-яненко.

Подойдя к ожидающим у хирургического отделения, Касьяненко тут же набросился на Нертова с упреками, лепеча что-то, вроде: «Зачем вы отправили меня в прокуратуру, а сами… У меня же отдельное поручение следователя прокуратуры по этому делу…». Но Алексей, который все еще обнимал Нину, только вопросительно смотрел на Раскова. Тот, заметив взгляд бывшего стажера, успокаивающе поднял руку с вытянутым вверх большим пальцем: мол, все нормально. Нертов облегченно улыбнулся.

Наконец до Касьяненко дошло, что сейчас не самое лучшее время для объяснений по работе, и он замолк на полуслове. Зато «включился» Александрыч. Он начал, по обыкновению, ворчать, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Кто бы мог подумать, что у молодых оперов, бывает, какие-то фантазии приключаются. Где это видано, чтобы простые граждане их куда-то, кроме как на… посылали, а сами занимались сыском…

Но Юля восприняла ворчание старого сыщика как попытку обидеть Касьяненко и решительно вступилась за него, заявив, что видела Диму в работе, он — отличный оперативник, и если бы не всякие «сыщики-любители», то все дела уже давно закончились…

Руководитель сыскного агентства Николай Иванов, которого друзья зачастую называли попросту Арчи в честь помощника великого сыщика, не слушал эту перепалку, подойдя ближе ко входу в клинику. В это время оттуда вышел человек в зеленой одежде хирурга. Он жадно закурил и, обращаясь к стоящему ближе Николаю, спросил:

— Это вы тут осаду учинили по поводу француженки?.. Можете спокойно идти спать. Завтра в справочном узнаете о здоровье. А в гости — не раньше, чем дня через три, когда в общую палату переведут… Да, кстати, среди вас есть Николай? (Арчи только выдохнул: «Да»). Так вот, передайте, что больная его любит. Она так сказала…

И хирург, бросив в урну окурок, скрылся за дверью, оставив растерянного Арчи на улице.

Юля, стоя спиной к клинике, не видела хирурга и, в отличие от других, не слышала, что говорил врач, так ее душила ненависть к мужчине, посмевшему пренебрежительно отозваться об очень хорошем человеке — Диме Касьяненко!

Александрыч не понял, чем ему может грозить недовольство журналистки. Он, то ли коротко засмеявшись, то ли закашлявшись, подлив масла в огонь проворчал, что все проблемы у этого милого оперативника (то есть, у «вашего Димы») еще только начинаются…

Сжав кулачки, девушка шагнула к Александрычу, тот отступил назад и, запнувшись о брошенную Николаем спортивную сумку, плюхнулся на свою пятую точку.

Такого развлечения Мэй упустить не могла. Она радостно запрыгала грязными лапами по растянувшемуся на песке сыщику, изображая грозное рычание с клацаньем зубами, прерываемое обслюнявливанием его физиономии.

Александрыч был не в силах подняться и только безуспешно вопил:

— Чудовище!.. Не смей наступать на меня… Ой!.. Своими грязными лапами!.. Уберите эту животную!.. Арчи, что за женщин ты себе выбираешь!.. Прекрати жрать мой плащ!..

Подбежавшему Арчи пришлось переключать собачью радость на себя, и вскоре Маша уже прыгала, как зайцеобразный бегемотик, вокруг хозяина.

Снова где-то вдалеке прозвякал трамвай. Дунул легкий ветерок. Случайная капля воды, скатившись с ветки, плюхнулась на нос Мити, пытающегося подержаться ручкой за лучик вечернего солнца, пробившийся сквозь деревья…

Как бы издалека до Алексея снова донесся противный голос, оторвав от воспоминаний:

— Так ты будешь говорить, или нет? Неужели не понимаешь: тебе же лет двадцать светит только при полной «признанке». А иначе — звездец — вышка!.. Впрочем, как знаешь. Я любую твою фигню запишу. Все равно дело не мне вести. Я сейчас поручение прокурорского «следака» выполню и спать пойду. Только потом не проси явки с повинной…

Говоривший уселся за обшарпанный стол и начал рыться в одном из его ящиков, очевидно, разыскивая бланк протокола допроса. Алексей, устав от предыдущих безуспешных попыток, все же попытался еще раз как можно миролюбивее убедить оперативника, что оказался в квартире совсем не для того, чтобы поджаривать утюгом ее хозяина.

— То, что Юрий Александрович мой друг, можно легко проверить. Я думаю, потерпевший скоро придет в себя и все подтвердит. А мужик тот не свидетель, случайно проходивший по лестнице, и тем более, не потерпевший, а один из бандитов…

— Из бандитов, говоришь? — опер, оторвавшись от поисков бланка, недобро прищурился. — Так, может, это он, едва очухавшись от твоих побоев, «замочил» одного из гостей хозяина квартиры и покалечил еще троих? Может, это он пытал раскаленным утюгом твоего, как ты говоришь, «друга»?.. Не звезди. На тебе ни царапины, а с остальными врачам да патологоанатомам разбираться… Будешь говорить правду, или сразу тебя в «клетку» отправить? Постановление о применении меры пресечения, наверное, уже везут…

Алексей понял, что влип сегодня достаточно крепко и пока Александрыча не допросят, да толком не проверят личности «потерпевших», выйти на свободу вряд ли удастся. «Хорошо еще, Нина пока думает, что я занимаюсь делами. Ей бы волнений еще недоставало»!

— А при осмотре хоть отпечатки пальцев с пистолета сняли? — безнадежно, скорее на всякий случай, переспросил он опера.