Себастьян Жапризо - Дама в автомобиле

И она снова сказала, что любит меня.

Наше следующее свидание должно было состояться по телефону в половине пятого утра. Мы посмотрели на карту, которая оказалась в машине Коба, и высчитали, что к этому времени Анита будет в районе Аваллона. С бумажным мешком в руках я подбежал к кассе и купил билет на имя Луи Каролля. И снова час в воздухе на винтовом самолете, летевшем с Ближнего Востока. Я забылся в полудреме, и перед моими глазами несколько раз всплывала ваша фотография на фоне белой стены. В Орли я не воспользовался своей машиной, а взял такси и около трех часов уже был в квартале Монморанси. Пока я шел к дому Коба, я не видел ни одного освещенного окна. В доме Коба тоже было темно. Войдя, я громко заговорил, якобы обсуждая с Анитой этот скучный вечер. Я подошел к комнате, где вы должны были лечь, и тихо позвал вас. Вы не спали. Бутылки с вином в гостиной не оказалось, я обнаружил ее на кухне вместе с вашим прибором, который вы, к сожалению, вымыли. Пусть, все равно в этом доме останется достаточно других следов вашего пребывания, и я облегченно вздохнул, увидев по отметке, которую я сделал, что уровень вина в бутылке поубавился примерно на стакан. Видимо, доза снотворного была недостаточна, чтобы сразу свалить вас с ног, но я убедил себя, что надо немного подождать.

Я вышел в сад перед домом, так как во внутренний садик выходило ваше окно. Я курил и представлял себе Аниту за рулем «тендерберда», мчащуюся по шоссе среди ночи. Я мысленно перебрал каждый свой шаг после смерти Коба, проверяя, не ошибся ли где-нибудь, не забыл ли чего. Нет, кажется, я недурно сварганил это грязное дело. Часа в четыре я опять подошел к вашей комнате и тихонько окликнул вас. На этот раз вы не ответили. Я тихо вошел. Вы лежали на спине; рассеянный свет, проникавший из гостиной через раскрытую мною дверь, освещал на подушке ваш профиль. Глаза ваши были закрыты. Теперь, когда я удостоверился, что вы спите, мне надо было как можно скорее вернуться на авеню Мозар. И все же я не удержался и, хотя это было безрассудством, сделав несколько шагов, подошел к вам настолько близко, что услышал ваше дыхание. Я впервые увидел вас без очков, и вы показались мне еще более незнакомой, чем днем. Наверное, с минуту я рассматривал вас. И вот тут случилось такое, что у меня замерло сердце. Вы заговорили. Вы отчетливо, как наяву, произнесли несколько слов. Вы сказали в ритм своего дыхания: «Убейте меня, прошу вас, убейте». Не спуская с вас глаз, я медленно попятился к двери. Я ушел. До авеню Мозар я добрался пешком, неся в руках свой бумажный мешок.

Дома я разыграл ту же комедию, что и у Коба, на сей раз для прислуги, которая спит в задней комнате. Я громко разговаривал с Анитой, которая якобы была рядом. А она как раз в это время должна была позвонить. С минуты на минуту я ждал звонка в нашей спальне. У меня было еще много дел, но я заставил себя караулить у телефона, чтобы прервать звонок, как только он раздастся. Но вот уже часы показывали пять, сквозь шторы в комнату стал просачиваться утренний свет, я услышал первые звуки просыпающегося города. С Анитой что-то случилось. Чем больше проходило времени, тем яснее я понимал, насколько безумна была наша затея. И вдруг звякнул телефон, лишь едва нарушив тишину. Я схватил трубку и услышал в ней какое-то бульканье. Это была Анита, но далеко, так далеко от той жизни, которой я желал для нас, о которой я мечтал для нас, для Мишель. Она разыграла все, как я ей сказал на случай, если нас будут подслушивать. Она сказала, что говорит Дани Лонго, что она сейчас находится под Аваллоном на машине, и добавила условленную фразу, которая означала, что все идет по предусмотренному плану, а именно: «Мосье Каравай, ковер лежит у меня в багажнике». Она сказала также, что позвонила Бернару Торру, чтобы узнать от вашего имени, Дани, мой номер телефона. Я знаю, что это художник — самый близкий человек вам, если не считать того подражателя Гарри Купера, который, после того как вы забеременели, бросил вас.

Закончив разговор с Анитой, я сжег все разорванные в клочки фотографии и негативы, которые были у меня в бумажном мешке, и выбросил пепел в мусоропровод на кухне. Потом я торопливо сложил три чемодана, один для Мишель, другой для Аниты и третий для себя. Я запихнул туда те вещи, которые, на мой взгляд, могли понадобиться в первую очередь. В чемодан Аниты я сунул ее драгоценности и чек на все деньги, которые лежат у меня в парижском банке. Основная часть моего состояния находится в швейцарском банке, там же оформлены доверенности на Аниту. Я думаю, что тех денег и ценных бумаг, которые у меня есть, достаточно для того, чтобы в случае самого печального исхода дела обеспечить моей дочери жизнь принцессы. Кроме того, Анита будет яростно защищать оставленное мною богатство. В тот момент, когда я уже собирался уехать, из своей комнаты в халате вышла Мария, наша горничная, испанка. На своем ломаном французском языке она писклявым голосом спросила, не нужна ли мне. Я ответил, что мы с женой уезжаем на праздники в Швейцарию, и, извинившись, отослал ее спать.

Я взял два чемодана в одну руку, в другую — третий и пешком вернулся в дом Коба. Было уже светло. Официанты кафе, не жалея воды, мыли тротуар около своего заведения. Мне хотелось и пить и есть, но я не стал задерживаться. Подойдя к двери вашей комнаты, я прислушался, но там царила абсолютная тишина. Видимо, вы еще спали. Я отнес чемоданы на второй этаж и устроился в кресле, чтобы немного подремать. Я боялся, что если лягу, то крепко засну. В половине восьмого на первом этаже по-прежнему было тихо. Я разделся и ополоснул над умывальником лицо и руки, потом достав из чемодана халат, надел его и спустился вниз. Я приготовил кофе на кухне, выпил две чашки сам, отнес чашку вам. Стрелки часов показывали восемь, утро было ясным. Пусть даже Анита запаздывает по сравнению с моим планом, все равно сейчас она уже едет по южной автостраде. Через час, не позже, она должна быть здесь. Я очень тревожился, так как сам чувствовал большую усталость и понимал, что она, наверное, устала еще больше. Я вышел раскрыть ворота и гараж, чтобы Анита могла сразу въехать. Потом я постучался к вам, и вы мне ответили.

Было больше половицы десятого, когда появилась Анита на «тендерберде». Вы уже давно снова сидели за машинкой. Я направился к вам, чтобы отвлечь ваше внимание от сада. Анита вошла в дом. Поднявшись на второй этаж, я увидел ее сидящей на краю ванны, в которой оба крана были открыты. Анита, естественно, осунулась, но выглядела гораздо менее утомленной, чем я ожидал. Повязку и черные очки она уже сняла. У нее было одно желание — помыться. Она говорила: «Смыть с себя все это». Глаза ее были широко раскрыты, взгляд застыл в неподвижности. Все время, что она рассказывала о своей поездке, которая длилась восемь часов, она не выпускала мою руку. Анита оставила следы «вашего» пребывания в Маконе, Турсюне, Шалоне-сюр-Сон, Аваллоне и еще у въезда на южную автостраду, где заправляла машину. Единственным событием, которого не предусматривал мой план, была встреча с жандармом на мотоцикле, остановившем ее за неисправность заднего фонаря. Я помог ей раздеться и, пока она принимала ванну, заставил ее повторить весь рассказ. В Шалоне, в гостинице, она сняла номер на ваше имя, оплатила его вперед и через полчаса незаметно выбралась на улицу и уехала. Непредвиденная встреча с жандармом произошла километрах в ста от Шалона, по дороге в Париж, возле Солье. Анита сказала, что нервы у нее были настолько напряжены — да еще она знала, что в багажнике у нее лежит винчестер, — что она наверняка выстрелила бы в жандарма, если б он захотел осмотреть машину. Даже в тот момент, вспоминая об этом, она вздрогнула. И я тоже. Бернару Торру, а затем и мне она звонила из деревенского бистро, пока чинили фонарь на «тендерберде», там же она оставила и ваше пальто. В общем, из ее слов я понял, что она разыграла свою роль отлично.