Ирина Волкова - Бюро убойных услуг

Церковь жаждала в точности того же, что и все остальные - денег и власти, в получении чего и преуспела, искусно манипулируя словами и авторитетом родившегося две тысячи лет назад еврейского мессии.

Сейчас, конечно, церковники не так агрессивны, как в Средние века, но ведь и времена изменились: не позволят светские власти конфисковать имущество поджаренных на костре грешников. Основной капитал накоплен, теперь можно действовать и помягче. Мафия, устранив конкурентов и заработав капитал, тоже переходит на легальный бизнес.

Губанов давно уже понял, что мир превратился в арену противоборства различных мафий - политических, религиозных, финансовых, силовых, криминальных. Какие бы красивые слова ни говорились, суть одна: выживает тот, кто сильнее и подлее.

Христа, толкующего о бедности и милосердии, распяли, апостолам тоже не поздоровилось, зато в голодной России служители божий жиреют и лоснятся, как откормленные на сало кабанчики.

Невольно Губанов окинул взглядом дородную фигуру стоящего у иконы игумена.

Еще раз перекрестившись, Прокопий благочестиво вздохнул и повернулся к хозяину дома.

- С чем пожаловал, отче? - перешел к делу Психоз.

- Помощь твоя требуется, сын мой,- густым, утробным басом прогудел игумен.

- Какие-то проблемы? Прокопий кивнул.

- Богомерзкое дело свершилось. Храм ограбили.

- Ограбили? - вскинул брови Губанов. - Я про это не слышал. И когда?

- Позавчера, - понурился Прокопий. - Не хочется дело огласке предавать. Знаем об ограблении только я, дьякон да иерей, но они люди верные - рот зря не откроют. Нехорошо будет, если слухи поползут. Своими силами не справиться, а от милиции - сам знаешь - толку немного.

- Что взяли? Иконы?

- Хуже. Чудотворную реликвию. Челюсть святого великомученика Евфимия Многострадального.

- Евфимия Многострадального? - нахмурился Психоз, - Не слышал про такого. Что это за святой?

- Великомученик Евфимий, от нашествия гусениц охраняет, - пояснил игумен. - И еще - помогает в страсти пьянства и запоя.

- Ну, гусеницы - это мелочь, - махнул рукой си-няевский авторитет. Для них инсектицида достаточно. А вот насчет страсти пьянства и запоя - уже посерьезней.

- Недруги козни вокруг меня плетут, - пожаловался Прокопий. - Дойдут слухи о пропаже до патриарха - снимут меня, как пить дать, да и переведут в какой-нибудь зауральский Мухосранск. Тебе ведь тоже не . с руки, чтобы меня сместили.

- Так положи на место другую челюсть - и дело с концом, - пожал плечами Губанов. - Если надо - могу достать. Подсушим, подчерним - никто от настоящей и не отличит.

- В том-то и дело, что отличит, - снова вздохнул игумен. - Челюсть великомученика Евфимия Многострадального в золото оправлена, смарагдами украшена, да и зубы у нее особенные - в три ряда. Толпятся, наезжают друг на друга. Другой такой не достанешь.

- А если к дантисту обратиться? Есть у меня один - гений в своем деле. Если надо, он тебе и пять рядов сделает, не то что три.

- Шила в мешке не утаишь. Камни в оправе особенные - кабошоны неправильной формы, вдобавок не чистой воды, а с вкраплениями внутри. Не выйдет подделка, а коли в обмане меня уличат, совсем худо будет.

- Есть какие-либо соображения, кто мог ее похитить?

- Действовали профессионалы. Замки вскрыты отмычкой, сигнализация отключена, работали в перчатках - отпечатки я лично снял и проверил. Ограбление наверняка заказное. Кроме челюсти, ничего не тронули, это значит, что шли именно за ней.

- Кому она могла потребоваться?

- Спроси что-нибудь полегче! Реликвии такого класса ценятся очень высоко, особенно на Западе. Мог заказать какой-нибудь коллекционер, а может, прости господи за такую мысль, зарубежная православная церковь подсуетилась.

- Зарубежная православная церковь? - изумился синяевский авторитет. Ей-то это зачем? Кража - дело не божеское.

- Не желают нас признавать за рубежом, - объяснил игумен. - Обвиняют в том, что Русская православная церковь пошла на сотрудниче9тво с советской властью. Нет бы, говорят, мученический венец за веру принять. Сами хороши. Сбежали, как крысы, в Европу, и оттуда о мученическом венце толкуют. Еще говорят, дескать, у нас вся церковная верхушка сплошь состоит из сотрудников КГБ или, по крайней мере, состояла.

- Ох уж эти злые языки! - ухмыльнулся Психоз.

- Могли и недруги мои похищение организовать, чтобы меня подсидеть. Но это вряд ли, иначе шум бы уже пошел, а пока все тихо.

- Да, не густо.

- Так ты поможешь?

- Надеюсь, это благое дело зачтется мне на небесах? - подмигнул Прокопию синяевский авторитет.

Вернувшись домой, Денис прямо с порога принялся с жаром рассказывать Кате о злоключениях Паши Зю-зина, подброшенном "гиббонам" покойнике и эпохальном захвате спецназом "Контрольного выстрела". Не забыл он упомянуть и о своих последних успехах на поприще частного сыска.

Потрясенная масштабностью событий, Серова слушала мужа с приоткрытым от восхищения ртом. Мавр тоже присоединился к компании и в особо интересных местах настораживал уши и гордо вскидывал голову, словно понимая, что он хоть и косвенным образом, но тоже принимал участие в расследовании. А сотня долларов, выплаченная хозяйке наглого сиамца в качестве компенсации за испорченное пальто, - мелочь по сравнению с полученным результатом. Если уж искусство требует жертв, то детективная деятельность и подавно. Словом, пес, как и его хозяин, чувствовал себя героем.

- Сногсшибательная история! - подвела итог Катя. - Везет же тебе. Едва книгу закончил - и такое роскошное преступление подвалило. Почище чем убийство генерала Красномырдикова. Пашу Зюзина только жалко. Избаловала его сытная гибэдэдэшная кормушка. Куда ж ему теперь, бедняге, податься? Разве что в шоферы к Психозу.

- Губанов, может быть, и со сдвигом, но он не самоубийца, - возразил журналист. - Признайся, ты бы взяла себе в шоферы Пашу Зюзина?

- Ни за что, - покачала головой Катя. - Вдруг он спьяну еще одну президентскую машину протаранит?

- Вот и Психоз его не возьмет.

- Тогда остается одно - лоточником в рузаевский магазин.

- Эх, все-таки жалко, что тебя там не было, - снова погрузился в воспоминания Денис. - Видела бы ты, как эти девицы дрались! Наталья сначала стушевалась было, а потом и сама в раж вошла - почище любого берсерка. Я уже давно обратил внимание, что женщины бьются гораздо азартнее и злее, чем мужчины. Только техники им, к сожалению, не хватает.

- Не злее, а истеричнее, - заметила Серова. -. И бестолковее. И шум поднимают такой, что начинаешь понимать, отчего обрушились стены Иерихона. Знаешь ведь поговорку: одна баба - баба, две бабы - базар, три бабы - ярмарка. Это, отметь, в спокойном состоянии. А для дерущихся баб даже сравнения не смогли придумать.