Мария Дубинина - Джон Найтингейл. Истории о потустороннем.

— Да. Я своими глазами видел, как он выпил яд, понимаешь, будто я сам был там, рядом с ним… Погруженный во тьму кабинет отца в городской аптеке снова предстал предо мной, как и в сегодняшнем пугающем сне. Мое астральное тело находилось там, в то время как физически я метался в бреду в своей постели, сминая простыни. Мне было тяжело об этом вспоминать, но я осознавал всю важность увиденного.

— Самоубийство? — ужаснулась Агата и снова не угадала.

— Его заставили выпить яд.

— Но кто… кто это сделал?

— Коллинз. Агата ахнула, не сдержав чувств. Приветливый и обаятельно нелепый, Персиваль Коллинз ни у кого бы не смог вызвать ассоциаций с коварным убийцей. Безусловно, в бульварных романах злодеями всегда оказывались люди, на которых подозрение пало бы в последнюю очередь. Но жизнь не часто придерживается подобных правил, иначе расследования проводились бы как по писаному, и я с радостью сообщил Агате, что Перси не виновен. В прямом смысле.

Однако он, сам того не ведая, направил руку Ричарда Найтингейла, сжимающую склянку с отравой, ко рту. И тому было свое, совершенно невероятное объяснение. Я сам не до конца понимал истинную суть дьявольского механизма, сковывающего человеческую волю, но именно это и проделал Лео Грант с сознанием студента-ботаника. Я до сих пор отчетливо помнил его мертвый взгляд, в котором плескалось бурное море, и неестественный голос, которым он произносил вложенные в его голову чужие слова. Не может быть и тени сомнения, что нечто подобное произошло и с Перси Коллинзом. Знать бы только, как именно Грант совершает свои злодеяния так далеко от своих законных владений, и по какому принципу выбирает жертв.

— Все это так страшно, — тихо пожаловалась Агата и зябко обняла себя руками за плечи, — Я боюсь за тебя. Я ничем не мог утешить любимую, все мы были в опасности, пока над нами витала тень древнего зла. Я был как никогда близок к отчаянию.

— Ладно, хватит скорбеть, — Агата поднялась и подошла к окну, — Мы должны действовать.

— Ты права. Я, пожалуй, поеду в город, зайду в аптеку и осмотрюсь там. Агата проводила меня до крыльца и поцеловала на прощание.

Покинув дом, я почувствовал облегчение, будто с плеч сняли тяжелый груз, вдавливающий меня в землю. Повозка тряслась по ухабистой дороге, я сам правил лошадью и размышлял о том, что ожидало меня впереди. Тогда я еще не знал, что Агата Лонг тоже покинула усадьбу вместе с Перси Коллинзом и отправилась по моим следам. Пожилой аптекарь встретил меня тепло, хоть лично мы и не были знакомы. От управляющего он узнал о моем приезде и не удивился столь раннему визиту.

— Кабинет Вашего батюшки там, — он провел меня в заднюю часть аптеки и открыл дверь своим ключом, — Я ничего не трогал, все в том же порядке, что и при покойном мистере Найтингейле. Я поблагодарил старика и прикрыл за собой дверь. Тишина кабинета обрушилась на меня подобно тяжелому покрывалу. Я стоял, оглушенный, не в силах пошевелиться, как муха в янтаре. Но странное и неприятное ощущение скоро прошло, я сделал несколько неуверенных шагов и почти физически почувствовал, как разрушается плотный кокон, который опутывал это место и сохранял его в первозданном виде. Так, наверное, бывает с археологами, впервые ступающим под своды только что распечатанной гробницы. Я провел рукой по столу, стирая слой пыли. Да, теперь это был просто заброшенный кабинет, именно таким я видел его во сне и точно знал, что мне стоит искать. Преодолевая внутреннее напряжение, я нащупал в стене тайник. Если мои видения действительно так правдивы, в тайнике я найду то, что объяснит мне многое и что еще больше запутает остальное. Крошечная ниша, открывшаяся моему пытливому взору, на первый взгляд показалась мне пустой, я поднес к ней зажжённую спичку и сумел различить на дне тонкий пожелтевший от времени конверт. В нем было коротко письмо.

«Мой дорогой сын. Я был бы счастлив, если бы ты никогда не увидел этого письма, но раз уж судьба так распорядилась, что ты читаешь мои последние слова, то, смею надеяться, они тебе помогут. Мой Джон, мой любимый мальчик, я не часто радовал тебя отцовской заботой и все же кое-что я могу сделать для тебя, пусть и после своей смерти. Знай, что я всегда думал о тебе и предчувствовал опасность, угрожающую тебе с моря…»

Я ощутил, как дрожь охватывает меня с ног до головы и пальцы до белизны впиваются в желтый лист бумаги. Отец, которого я не знал и никогда уже не узнаю, смотрел на меня с ровных чернильных строк.

«… это наше проклятие. Злой рок, преследующий юные жизни.

Джеймс не справился с павшей на него нелегкой ношей, значит, на очереди ты. Мы должны были все тебе рассказать, но Лидия в который раз все решила за нас обоих. Мне страшно, но не от дыхания скорой смерти, а от того, что ты остаешься беззащитен перед надвигающейся бурей…»

Он имел в виду мамин секрет, и теперь я знал, в чем он заключался. Но отец ошибался в главном — я отнюдь не беззащитен, я оказался сильнее Джеймса, но хватит ли мне сил дойти до конца и выжить? Я не знал.

«… Он известен под многими именами, я и не могу предостеречь тебя от знакомства с ним, но ты сразу же поймешь, с кем имеешь дело. Он беспощаден и хитер и пойдет на все, дабы добиться своей цели. Его корабль несет смерть и сам он — воплощение зла. Ступив на проклятую палубу, пути назад уже не найти. Он завладел моим разумом, как проделывал уже не единожды с невинными душами, он заставил меня служить ему. Прости меня, я стар и слаб, моя жизнь теперь ничего не стоит…»

На этом месте письмо оборвалось. Несколько минут я просто смотрел на него и ни о чем не думал. В голове невероятным образом возникали картинки-воспоминания, принадлежавшие не мне, а будто бы самому этому месту, пропитанному страхом и смертью. Я видел, как отец, мой чудной старый отец, роняет чернильницу, заливая пол, запечатывает конверт и кладет его в тайник. Его руки трясутся, но взгляд тверд и решителен, как никогда раньше.

На столе уже приготовлен яд, ждущий своего часа. Я видел и Коллинза, его глаза пусты и подернуты сизой дымкой. Еще одна жертва в длинном списке загубленных жизней. Но что это? Рядом со смертельным пузырьком стоит еще один! Мутная бесцветная жидкость в нем притягивает мой взор. Отец берет со стола яд, и я, опомнившись, чудовищным усилием воли отогнал видение. Хватит! Я устал и больше не желал ничего знать. Старик-аптекарь ничем не выдал своего любопытства:

— Уже уходите? Нашли, что искали? Я рассеянно кивнул, ведь я нашел даже больше, чем хотел бы. Больше всего на свете меня тянуло пройтись пешком, без шляпы и трости, по пустоши, подставив лицо холодному ветру. Измученный неизвестностью и тревогой, мой разум жаждал покоя, короткой передышки и, наплевав на все, я велел мальчишке, что служил при аптеке, доставить повозку в усадьбу, а сам неторопливым шагом отправился домой. Путь предстоял неблизкий, но чувство свободы, что дарил привычный с детства вид бесконечных равнин и низкого фиолетового неба, радовало и успокаивало меня. Иногда мимо проезжали двуколки, я кивал и вежливо отклонял предложения подвезти.