Мария Дубинина - Джон Найтингейл. Истории о потустороннем.

— Дай мне руку, добрый господин, не бойся. Все тебе расскажу, все как есть… Я отдернул руку и сказал, резче, чем собирался:

— Нет нужды! Я не верю шарлатанам. Пойдем, Ханна, уже поздно. Я подхватил сестру под локоток и почти силой потащил вперед.

— Ой, пожалеешь, господин! Скоро пожалеешь, что обидел меня!

Сполна горя хлебнешь, слезами умоешься! Колючий взгляд жег спину даже тогда, когда мы свернули в переулок, а до дома осталось всего ничего. Ханна молчала.

Надеюсь, ее не сильно расстроила эта отвратительная сцена, иначе я и впрямь раскаюсь в своих словах. Ночью мне снилось бушующее море и порванный белый парус на далеком, затянутом тучами горизонте. Я проснулся рано и чувствовал себя усталым и разбитым. Ни любимый чай, ни свежая пресса, ни милая болтовня Эмми не могли вернуть мне былое расположение духа. Время шло, но просветления все не наступало. Я маялся от предчувствия близкой угрозы и искал этому причины. На ум приходило только одно. Так, убедившись, что Ханна со своей служанкой пошли по магазинам, я оделся, взял трость и покинул теплый дом. Дневная площадь отличалась от ночной. Больше жизни, больше шума, меньше очарования. Я бродил взад вперед, пока не оказался у дома с облупившимся фасадом. Не знаю, чего я ожила, что хотел найти или увидеть. Постоял немного и повернулся, чтобы уйти.

— Стойте! Мистер! Подождите, пожалуйста! Я обернулся. На крыльце стояла молодая блондинка в легком голубом платье. Она махала мне рукой и улыбалась. Но ведь на улице минусовая температура! Бедняжка рискует заболеть. Я позволил увести себя в холл. Женщина протянула мне руку, к слову сказать, без перчатки:

— Здравствуйте. Мое имя Агата Лонг. Я коснулся губами холодной руки. Лонг — так звали медиума, чей сеанс вчера посещала Ханна. Однако я иначе представлял себе медиумов. Стоящая передо мной дама сияла улыбкой, и в ней не было ничего пугающего или подчеркнуто траурного. Тщательно уложенные золотистые кудри, голубые глаза и красиво очерченные розовые губы. Агата поймала мой взгляд:

— Вы, наверное, удивлены, что я не в трауре. Видите ли, со смерти мужа прошло полгода. А я не люблю черный цвет. Прошу меня простить, но могу я узнать и Ваше имя?

— Джон Найтингейл. Но зачем Вы тогда…

— Духи велели мне привести Вас, — перебила она, — Давайте поднимемся ко мне, и мы поговорим. Видимо, сказалось удивление и быстрая смена событий, иначе мне никак не объяснить, почему я пошел вслед за миссис Лонг, сел в глубокое мягкое кресло, спиной к окну, и, не перебивая, выслушал все, что она хотела мне сказать.

— Я должна была поговорить с Вами, мистер Найтингейл. Однако я вижу, Вы настроены скептически. Давайте поступим так, с кем из почивших родственников и друзей Вы бы желали пообщаться? Может, маленькая демонстрация моего таланта развеет Ваши сомнения? Я задумался. Назови я отца, мать или другого близкого родственника, опытной мошеннице, будь миссис Лонг ею, было бы просто подобрать общие слова и усыпить мою бдительность. Мне нужно было что-то посложнее. И я придумал:

— Я бы хотел поговорить с Валентиной Галлаген-Эббот. Агата кивнула:

— Мне нужно время, чтобы настроиться. Когда я скажу, можете спрашивать. Она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Я наблюдал за ней минут пять или семь, и тут женщина заговорила:

— Спрашивайте. Она здесь.

— Спросите, как ее сестра? Валентина знает это?

— Знает. Луиза в порядке. Вышла замуж и счастлива в браке. Агате известно это имя! Вычитала из газет? Дело о кровавом убийстве Валентины мелькало в них год назад. Что спросить, чтобы точно убедиться либо в удивительном даре миссис Лонг либо в ее нечестности?

— Валентина благодарит Вас за то, что Вы оказались настолько смелы и благородны, что не бросили Луизу в одиночестве, провели три ночи в одной комнате с призраком и помогли ей найти покой.

Она сожалеет, что Ваги пути с ее сестрой разошлись. Зрачки медиума вдруг быстро-быстро задвигались под веками.

Женщина хрипло и часто задышала и вдруг замера без движения:

— Вы в большой опасности. Будьте осторожны, зло уже идет за Вами, — произнесла она чужим глухим голосом и открыла глаза, так резко, что я отпрянул.

— Что-то не так? Что я сказала?

— Н… Ничего, — мой собственный голос дрожал и срывался, — Спасибо, мне пора.

— Стойте, — Агата встала следом за мной, — Вы довольны? Я Вас убедила?

— Убедили, — я схватил трость и едва не выронил ее, — У Вас определенно есть дар. Приятно было познакомиться. Прощайте. И, провожаемый недоуменным взглядом, покинул квартиру. Меня трясло, как в лихорадке. Боже праведный! Неужели снова?

Кошмары преследуют меня и днем и ночью. Я попал в их сети в ту проклятую ночь, когда увидел в спокойных водах океана истрепанный парус «Каллисто», и с тех пор мне нет покоя. Чем прогневал я высшие силы? Я, скромный врач, никому не причинивший вреда? Так шел я, топимый тяжелыми мыслями, пока не услышал крики и громкое конское ржание. Прямо на меня несся экипаж, влекомый парой обезумевших лошадей. Их блестящие коричневые глаза показались мне в тот миг глазами самой Смерти. В последний момент мне удалось избежать встречи со смертоносными копытами.

Ко мне сразу подбежали люди. Кто-то помог подняться, кто-то нашел и вернул потерянные шляпу и трость.

— Доктора! Кто-нибудь, позовите доктора!

— Не надо, — голос плохо слушался, но, пока действие шока еще не прошло, я чувствовал себя вполне невредимым. — Я врач. Со мной все в порядке. Я поспешил покинуть место происшествия. Удивительно, насколько невнимательным может стать человек, погруженные в свои мысли.

Однако мои злоключения на этом только начались. Нервы мои пребывали в плачевном состоянии, чем, безусловно, оправдано то, что я разлил на грудь горячий чай в гостиной, упал с лестницы, спускаясь вниз, благо, то были последние ступени, порезался ножницами так, что едва не лишился целой фаланги пальца. И под вечер чувствовал себя прескверно. Ханна вздыхала и утверждала, что на меня наслали порчу, а горничная Эмми с ней соглашалась. Но достаточно с меня магии!

Ведь после встречи с медиумом я сам не свой, все из рук валится.

Поэтому я счел разумным лечь спать раньше обычного. Мне снова снилась вода. Целый океан соленой воды и ни клочка вожделенной суши. Взгляд мой обозревал пространство с высоты, но вот я опускался все ниже и ниже, пока весь не погрузился в зеленую пучину. В толще воды, подобно уродливым медузам, висели тела. Мертвые, изъеденные рыбами, тела. Они смотрели перед собой выпученными белесыми глазами, но мне вдруг показалось, что мертвецы видят только меня. Что они ждут меня… Я вынырнул из сна, как из моря, ловя ртом воздух. Торопливо одевшись, спустился к завтраку.