Антти Туомайнен - Шахта

Их движения пришлись на одно мгновение – как в танце, где тела двух умелых танцоров превращаются в одно и где один плюс один больше двух. Движения были мощными и синхронизированными, подъем и толчок были выполнены виртуозно: ноги мужчины оторвались от пола еще до того, как его мозг зафиксировал происходящее, но было поздно. Он преодолел барьер изящно, и только левая ступня печально стукнулась о сталь поручня, прежде чем исчезнуть в зимней ночи.

Эмиль вернулся в предбанник, надел ботинки, спустился на лифте на цокольный этаж, нашел выход и вышел на улицу.

Он бросил ключи в мусорный бак.

Только в метро он снял с рук перчатки.

Эмиль не спал уже несколько часов. Он сделал зарядку – утренняя гимнастика, как в старые добрые времена, плюс йога и тайцзи, – позавтракал, почитал книгу, а потом позвонил сын.

– Надеюсь, что смогу помочь, – сказал Эмиль, почувствовав в своем же голосе особенную настороженность. – Я не люблю давать советы, но свое мнение готов высказать, поделиться опытом, так сказать, если это уместно.

– Я вчера сказал, – продолжил сын, – ты в достаточной степени посторонний человек, а с другой стороны…

Кто он такой?

– Так или иначе, – сказал сын, обойдя тему. – Я в сложной ситуации. Вот подумал, что ты сможешь прокомментировать, ну с высоты своего жизненного опыта, и потом, вероятно, тебе приходилось в жизни принимать решения, имевшие последствия.

– Что-то стряслось? – спросил Эмиль.

– Нет, – ответил сын, а затем добавил вполголоса: – Пока нет.

Эмиль выдержал паузу.

– Ты же всегда был трудоголиком, – сказал сын.

– В общем, да.

– И работа для тебя всегда была важна.

– Очень важна.

– А если взглянуть назад, тебе когда-нибудь становилось жаль потраченного на работу времени и, если так можно сказать, всех этих жертв, принесенных на алтарь труда?

– Альтернатив я для себя не видел.

– Так я и подумал.

– Позволь спросить, о чем речь.

– О том, чем я занимаюсь:

Работа делает нас чем-то, но одновременно лишает нас чего-то. Мысль родилась спонтанно.

– Если бы ее не было, то что? – задал вопрос Эмиль.

– Чего не было бы?

– Работы.

– Не знаю, даже никогда не задумывался. Не могу представить себе жизни без нее. Без всего этого.

В горле запершило. Эмиль попытался проглотить ощущение.

– Один выбор порождает следующий, – сказал он. – Альтернативы исключаются одна за другой, и в конечном итоге занимаешься тем, чем занимаешься, и настолько хорошо, насколько это возможно.

С кем он разговаривает?

Его сын сидел молча.

– Как-то так, – начал он. – Пожалуй, мне надо идти.

Эмиль не успел ответить.

Неужели я действительно позвонил, чтобы спросить совета? Нет, не может быть. Наверное, я уже знал, как собирался дальше поступить. Поднялся на эскалаторе метро на улицу, прошел несколько сот метров до редакции. Светило солнце, город поднимался из снега, похожий на победителя в битве. Повсюду снегоуборочные машины лязгали о мостовые, высекая искры из булыжника.

Поздоровался с Похьянхеймо и остальными, не пошел на свое место. Хутрила был у себя. Спросил у него, если ли время переговорить.

– Пожалуй, найдется минутка, – ответил он.

– Над статьей придется поработать, но она продвигается.

– Звучит неплохо.

– Есть еще кое-что.

Хутрила немного откинулся на стуле и положил ладонь на край стола.

– Подумалось, что, пожалуй, я могу перейти в отдел культуры. Или писать о гастрономии.

Шеф посмотрел долгим взглядом, его руки удерживали стол на месте.

– Тебе угрожают?

– Да.

– Домашние напуганы?

– Да.

– Что же, таково оно – быть журналистом.

– Может, и так, – ответил я. – Может, это и нормально, может, оно – часть журналистских будней, но сейчас оно не слишком уместно. Надо осмотреться.

– Ты все хорошо продумал?

– Вот именно – хорошо.

– Пожалуй, знаешь, что перевести в другой отдел – не просто, но если мы тебя переведем, то ты будешь там сидеть безвылазно и будешь работать настолько хорошо, насколько можешь, и никогда не попросишься обратно.

– Хотелось бы.

– Писать рецензии на кинофильмы всяк горазд, кроме тех, кто занимается этим каждый день.

– А я и не стремлюсь в кинокритики.

– Это и не предлагается, – сказал Хутрила, проведя пальцем по краю стола. – Я вот подумал перевести тебя писать о ночной жизни.

– Господи, о звездах?!

– Там все серьезно!

– Пустопорожняя чепуха.

– Одна из самых популярных у наших читателей.

– Потому что все они – идиоты.

– Заметь, ты сам пришел ко мне.

Да, это было более чем правдой. И люди не идиоты. Я – да. Был. Не буду больше.

– Согласен.

– Приступаешь завтра. Я сообщу в отдел о пополнении. Ты еще над чем-нибудь работаешь, кроме как над той шахтой?

– Не особенно.

– Доделай и пошли мне. Я назначу кого-нибудь, кому ты сможешь передать дела.

Я уже уходил, когда шеф сказал:

– Насчет рудника.

– Да?

– Ты вправду хочешь отказаться? У тебя имеется внутренняя информация, у тебя источники, ты был на месте, у тебя записи Лехтинена – да бог знает что у тебя есть!

Это был вопрос, которого я страшился больше всего.

И тут я понял, зачем позвонил отцу: чтобы услышать голос человека, потерявшего все.

– Так будет лучше.

Хутрила сжал губы и пожал плечами.

– Не знаю, будет ли лучше, но это твое решение.

Паулина сначала не поверила, но, когда я сумел ее убедить, сменила тон. Правда, он не стал теплее или, чего тут скажешь, более любящим, но вежливость в нем появилась.

Договорились, что я заберу Эллу из садика, а Паулина останется на вечер поработать в офисе. Закончил разговор, выключил телефон и увидел коробку с записями Лехтинена – так и пронзило все тело. Пришлось еще раз убедить себя, что поступил правильно. Посмотрел вокруг. Кого выберет шеф? Одновременно с тем, как мой взгляд прошелся по офису, я понял, что происходит. Меня все это больше не касалось, но питаемая втайне надежда, что мысль принесет мне хоть толику облегчения, была тщетной. За несколько секунд я утратил четкость мысли, которая была у меня, когда я входил в кабинет Хутрила.

Просто чтобы не сидеть на месте, я встал и прошел в другой конец редакции. Там перед компьютером и с наушниками на голове сидела Танья Корхонен. Коснулся легонько ее плеча.

– Шеф уже послал мне по мылу, – сказала она, повернувшись. – Здорово, если тут еще кто-нибудь будет, кроме меня. Ты не поверишь, сколько тут работы.

– Ну я мог бы сделать что-нибудь. Все равно, надо дождаться, кому Хутрила отдаст мою тему, потом мне надо ввести в курс дела и – все.

– Ты знаешь, что такое тверк?

Танья показала на экран и перезапустила видео. В клипе пышногрудые черные женщины трясли задницами. Трясли и вибрировали синхронно и раздельно. Ближние планы округлых, намасленных ягодиц. Четыре с половиной минуты аппетитных, студнеобразно колыхающихся женских прелестей.