Гапарон Гарсаров - Ламбрант

Пока шли мимо могил к освещённой луной полянке, Саша вглядывался в надгробные плиты, пытаясь прочесть фамилии тех, кто под ними закопан. Однако от старости буквы обтёрлись. Ещё одно подозрение вызывал сам участок предполагаемого погребения. Никакой ямы для Валерия Георгиевича тут не оказалось. Лишь стояла какая-то кирпичная выкладка. Для чего её возвели в этом месте, было непонятно. Куда разумнее добавить к ней цельную стену, которая бы огораживала всё помещичье кладбище, ведь на нём, по неточным подсчётам, находилось около тридцати захоронений. Впрочем, судя по разбросанным рядом кирпичам, стену всё-таки возводили. Просто на ночь оставили эту работу.

— Бедный Веркун, — вдруг заголосила Винес, обнимая Сашу за талию. — Так несправедливо заставлять его в свой день рождения читать упокойную…

Именинник вышел из толпы скорбящих уже не таким, каким его видели гости на вечеринке. За эти несколько минут он сменил неприметный бежевый костюмчик на чёрную мантию, снял очки и утратил простоватое выражение лица. Веркун держал в руках смутно знакомую Александру книгу с сатанинской символикой, и через мгновенье принялся цитировать извечное произведение любого приверженца «чёрного» учения — «Сатанинскую Библию». На душе Молохова сразу потеплело.

— В каждом из нас сидит сатана, — начал толкать Веркун погребальную речь, стоя над гробом, — и задача заключается лишь в том, чтобы выявить и познать его…

Между тем Кабал раздавал присутствующим чёрные свечи, которые быстро осветили кладбищенскую полянку. Кто-то из гостей стал шептать заповеди из «Чёрной библии», хорошо знакомые Саше. Теперь он чувствовал себя более комфортно. Правда, ему ещё не приходилось присутствовать на похоронах сатаниста. Веркун очень кратко напомнил адептам о личности умершего, признал, что его кончина весьма трагична и безвременна, а завершил свою речь очередными цитатами из книги Ла Вея:

— Сатана величайшей милостью разрешает и дарует человечеству все так называемые «грехи», которые ведут человека к физическому, интеллектуальному или эмоциональному удовлетворению… Загробной жизни не существует, мои уважаемые товарищи, по крайней мере райской. Поэтому надо спешить наслаждаться земными радостями.

— Да восславится имя великого Мастера, — хором произнесли присутствующие, и Веркун кинул «Библию Сатаны» в стену. Однако книжка не упала, а была кем-то подхвачена и быстро спряталась за кирпичами. Саше показалось, будто там стоит еще кто-то.

Филипп жестом приказал подручным Кабала взять гроб, и те быстро подтащили его к стене. Саша вновь удивился, думая, что после сумбурной «Упокойной» самое подходящее время предать тело земле. Но внезапно в траурный процесс вмешалось нечто…

Стена, так нелепо расположившаяся на краю кладбища, внезапно потемнела. Она и без того выглядела старой, с трещинами на кирпичах, а в некоторых местах свисала паутина. После изменения цвета возник шуршащий звук, который плавно перерос в потрескивание. На выкладке стали появляться змеиные фигуры, которые медленно выползали вперёд. Спустя пару секунд Молохов догадался, что это те самые руки, о которых твердил ему юный Павел. Они были вполне реальны и присутствовали сейчас на похоронах того, кого сами же пару дней назад отправили в мир иной! Из стены их выбралось очень много. Некоторых из них больше напоминали лапы, покрытые шерстью. Острые, будто намеренно отточенные, когти засверкали от десятка свечей. Правда, скоро огоньки стали гаснуть, равно как и небо быстро заволокло тучами. Переполняемый кучей вопросов, Молохов лишь открывал и закрывал рот. От испуга он потерял дар речи, а его свеча выпала из влажных ладоней. Неужели он видит то, что видит? Может, это галлюцинация?..

Руки продолжали вылезать из стены. Они потянулись к гробу, а когда добрались до него, тут же откинули крышку. Присутствующие ахнули. Тело было обезображено: голова практически отсутствовала, равно как и левая рука. Правда, тот, кто подготовил труп к погребению, сумел каким-то образом надеть на него темный костюм. Демонические конечности бережно, с предельной аккуратностью, вытащили наружу содержимое саркофага и прислонили останки Ульянова к краю своей стены.

— Всё, пусть он прекратит, — воскликнул Филипп, и двое мужчин в грязных робах принялись заделывать эту часть стены новыми кирпичами. А чтобы руки им не мешали, они кинули на них горсть земли, после чего коварные конечности, точно обожженные кипятком, успокоились и попрятались в своём каменном логове.

Девица в очках, которая стояла с краю, тут же лишилась чувств и рухнула на сухие сосновые иглы. Женщина, которую Саша тоже принял за новичка, ещё старалась сохранить сознание после увиденного, но через минуту присоединилась к подруге по несчастью. Один лишь Молохов не ощущал позывов к обмороку, хотя был ошарашен жутким явлением не меньше их.

— Ну, вот и всё, — повернулась к нему Венера, и тут парень почувствовал резкое головокружение. — Теперь Валерке больше не удастся ожить… Ой, что это ты?

«Богиня» схватила его за плечи, пробуя удержать на ногах, однако всё тело Александра налилось необъяснимой тяжестью и моментально ослабло. Перед глазами ещё с мгновенье мелькало обеспокоенное личико Винес, а потом всё погрузилось в сдавливающую черноту.

Вторая половина дня у Павла прошла отвратительно. Не успел юноша вернуться домой с несостоявшихся занятий, как на него налетела разъярённая мать и начала верещать что-то насчёт безответственности и неблагодарности. Хотя ей грех было жаловаться на бессонную ночь, ведь сама-то она пропадала раньше куда чаще и на гораздо больший срок, чем её нерадивый сынок. Впрочем, её боевого настроя хватило минут на десять, в течение которых на голову подуставшего парня вылились жалобы на всё, что может терзать душу стареющей женщины. И вина в этих «преступлениях», как утверждала разгорячённая Эллина Евгеньевна, полностью лежала на нём одном. Потом она вспомнила, что вечером из Питера прилетают дети её благоверного и что у них запланирован семейный ужин. Самое ужасное, что на нем должен был присутствовать и Паша. Конечно, Володарёв мог показать и собственный горячий характер, последовать предписаниям «чёрного» учения и поступить так, как угодно ему, поскольку одним из принципов сатанизма было потворство своим желаниям. Но враждовать с матерью он хотел меньше всего.

Вечер выдался хуже некуда. Непривыкший к строгой одежде и галстуку, Паша был вынужден вдобавок терпеть общество Кирилла Константиновича. Мамин хахаль обнаглел сегодня окончательно: возомнил себя чуть ли не отцом и читал первокурснику мораль, пока не появились его взрослые детки. Повезло, что он при них заткнулся и сменил сердитость на улыбку, иначе бы Павел точно двинул ему в челюсть.