Варвара Клюева - Мастер дежавю

Я вообще-то собирался посмотреть нужные данные в этой же комнате, но тут сообразил, что отец тяготится моим присутствием, кивнул и забрал ноутбук со стола. Провод зацепился за стопку книг, несколько упали на пол. Чертыхнувшись, я вернул ноутбук на место и наклонился, чтобы их подобрать. Увидел свой старый учебник по геофизике, и сердце защемило от жалости. По образованию я геолог, наши учебные пособия по физике с точки зрения специалиста — детский лепет. Должно быть, папа совсем отчаялся разобраться в любимом предмете, если дошел до чтения такого примитива. Мрачный и подавленный, я взял комп и ушел к себе. А десять минут спустя ворвался обратно в страшном возбуждении.

— Папа, зачем ты стер все файлы и удалил письма годичной давности?

— Я ничего такого не делал, — испуганно отрицал отец. — Даже не прикасался к этой штуке. Я не знаю, как она работает.

Мама, которой я немедленно позвонил, подтвердила:

— Ни разу не видела папу за компьютером с тех пор, как он вернулся из больницы. И, судя по пыли, которую я каждую неделю стираю с крышки ноутбука, наедине с собой Леня им тоже не пользуется.

— А сама ты туда не лазала?

— Я не настолько дурно воспитана. — Мамин голос заледенел. — Хотя ты, судя по всему, не видишь ничего дурного в том, чтобы…

— Мам, перестань! — перебил ее я. — Папа никогда ничего не скрывал. Вход в систему у него вообще не запаролен. А почтовый пароль он сам сообщил мне лет пять назад и с тех пор его не менял. У них на работе тогда полетел сервер, а ему срочно понадобилось какое-то письмо. И позапрошлым летом, когда вы ездили на дачу, он звонил мне, просил заглянуть в его ящик. Не было у него секретов, понимаешь?

— Значит, потом появились — раз он удалил свои файлы и письма.

— Если бы у него появились секреты, он сменил бы пароль и навесил бы дюжину других — куда только можно. Когда люди хотят что-то скрыть, они не уничтожают свою работу. Папины файлы стер кто-то другой.

— Кто? Зачем? — заволновалась мама.

— Хотел бы я знать. Похоже, кто-то решил воспользоваться папиным несчастьем и свистнул его рабочие материалы. К нему кто-нибудь приходил после выписки из больницы?

— Ну… да. Несколько раз заходил Павлик Гусев, потом эта троица — Заславский, Немерова и… как же его? Все время забываю фамилию. Внук академика, тоже физика…

— Лашкевич?

— Точно, Лашкевич. Один раз даже начальство изволило приехать — замдиректора Ступин. Соседи заходили… Кажется, все. Но ты же не думаешь, что они?..

— Мам, давай обсудим это вечером, когда ты вернешься. Пока.

Я повесил трубку и записал названные матерью имена. Павел Гусев — папин друг и бывший однокурсник. Дима Заславский, Полина Немерова и Рома Лашкевич — молодые сотрудники отца и его соседи по комнате в институте. Замдиректора Ступин. Все физики и даже теоретики. В принципе, любой из них мог решить, что рабочие выкладки папе больше не понадобятся. Зачем же пропадать добру, если можно с толком им распорядиться? Я даже не слишком осуждал такую точку зрения. Во всяком случае, мстительного чувства по отношению к воришке не испытывал. Но у этого человека были основания не желать, чтобы к отцу вернулась память. Он не скажет правды о том, что происходило в тот четверг, и постарается запутать других. Его нужно разоблачить.

Вопрос: возможно ли это? Если вор не дурак, он должен выждать какое-то время. Убедиться, что память к отцу не возвращается. Да и работу нужно довести до конца. Вряд ли в компьютере была готовая статья. Написание статьи — последний этап работы; сначала результаты докладывают на семинаре, а воровать то, о чем папа уже докладывался, не имело смысла. Короче говоря, папины идеи и наработки, скорее всего, еще не опубликованы. А разоблачить вора, который не начал сбывать краденое, очень непросто.

Может быть, отложить разоблачение на потом? Но тогда как воссоздать события 17-го февраля? Воспоминания любого из этой пятерки могут оказаться ложными, ведь неизвестно, у кого из них рыльце в пушку.

С другой стороны, кто сказал, что воссоздавать нужно все события того дня? Может быть, нескольких минут, предшествовавших падению глыбы льда, будет достаточно. Мама говорила, что дело не стали возбуждать, потому что отец зашел за ограждение, несмотря на предупреждающее объявление. Значит, нашелся свидетель, который эту картину наблюдал. Только вот как его найти?

Тут меня осенило. Жена одного из моих одноклассников — следователь прокуратуры. Наверняка ей будет проще простого узнать имя свидетеля по своим каналам.

Я сделал пару телефонных звонков. Еще через полчаса Лена, жена Витьки Савченко, мне перезвонила.

— Свидетелей не было, — сообщила она деловито. — Рабочий, убиравший крышу, вниз не смотрел и ничего не слышал. Но институтские корпуса оборудованы камерами видеонаблюдения, и одна из них зафиксировала несчастный случай. Тебе повезло — запись сохранилась. Диктуй «мыло», я тебе ее сейчас перешлю.

Просматривая запись в первый раз, я был слишком взволнован, чтобы замечать детали. Во время второго просмотра у меня появилось смутное подозрение. На третий раз оно переросло в уверенность.

Папа не был жертвой несчастного случая. Кто-то покушался на его жизнь.

Вечер. Расчищенная дорожка, обрамленная сугробами, освещена фонарями. Перед дорожкой щит с крупной надписью: «ОСТОРОЖНО! ИДЕТ УБОРКА КРОВЛИ!», вдоль дорожки красно-белая лента ограждения. Вдали беззвучно падают снежно ледяные глыбы, взрывая осколками сугробы. Вот в поле зрения камеры попадает сутулая папина спина. Отец останавливается перед щитом, огибает его и идет по протоптанной справа от дорожки тропе. Пройдя около пятидесяти метров, останавливается, чтобы прикурить. Потом поднимает голову, смотрит куда-то влево и вверх и вдруг ныряет под ограждающую ленту. Делает четыре шага и падает, сбитый с ног бесформенной массой, обрушившейся ему на голову.

И все можно было бы списать на случайность — увидел человек что-то любопытное и подошел поближе, забыв об опасности — если бы не одно «но». Кучность и частота падения глыб — приблизительно раз в минуту — говорит, что крышу убирал один человек. А два последних куска льда упали с разницей секунд в десять, причем упали на расстоянии полутора десятка метров друг от друга.

Я просмотрел запись в четвертый раз, потом торопливо оделся и поехал в папин институт.

Сидя в офисном кресле в центре небольшой комнаты, служившей рабочим кабинетом отцу и трем его коллегам, я внимательно наблюдал за лицами молодых людей, столпившихся у монитора за одним из компьютерных столов. Несколько раньше, когда я сообщил о пропавших папиных файлах и письмах, на этих лицах отразились почти одинаковые чувства — удивление и недоумение. Потом, по мере того, как я рассказывал о других своих открытиях и выводах, реакция становилась более индивидуальной. Живое подвижное лицо записного остряка Заславского приобрело выражение нескрываемого скепсиса, лукавую скуластую мордашку Полины Немеровой исказило негодование, добродушная физиономия Ромы Лашкевича помрачнела. Теперь, когда они во второй раз просматривали запись, присланную мне Леной Савченко, маятник опять качнулся в сторону однообразия: на всех трех лицах сквозь тающее недоверие проступал ужас.