Мила Бояджиева - Ядовитый цветок [= Маски любви]

Дастин насмешливо вздохнул, увидев сверкнувший в руке женщины пистолет, и, облокотившись на холодный камень, сплюнул в воду.

— В чем дело, детка? Это ты атаковала меня письмами?

— Нет. Я выследила тебя, чтобы казнить.

— Красиво. Жаль только, здесь нет ни зрителей, ни режиссеров. И кинокамеры тоже. Ты рассчитываешь снова покорить Голливуд? Поздновато, гнилая развалина. — Он повернулся, чтобы уйти, но задержался, решив все выяснить до конца. Стоило заснять этот эпизод — он может и пригодиться, если Клер затаилась сейчас поблизости.

— Я могла выстрелить тебе в спину, но ты бы так ничего и не понял. Слушай! Я, Сандра Керри, приговорила тебя к смерти. За мою мать, мою душу, которую ты растоптал, и жизнь, которую намеревался отнять. Ты не человек, Дастин. Я не испытываю ни злости, ни страха — лишь отвращение. — Она подняла пистолет и взвела курок, целясь в Дастина. Одним молниеносным выпадом ему удалось перехватить руку женщины и завладеть пистолетом. Завернув её правую руку за спину, Дастин вплотную приблизился к пылающему ненавистью лицо. Капюшон упал. В светлом ореоле вьющихся волос белело лицо Моны.

— Кто ты?

— Я та, которую ты называл женой. Ты поклялся в любви, а потом вытолкнул прочь из самолета, глядя в глаза и наслаждаясь смертным ужасом.

— Пожалуй, у меня есть возможность получить это удовольствие ещё раз. Нежданный подарок. — Дуло пистолета уткнулось в грудь Сандры. — Ну. покажи свои глазки, восставшая из ада, я хочу видеть, как в них отразится смерть.

Сандра плюнула в гнусное лицо, казавшееся ей некогда прекрасным и впилась взглядом в безумные зрачки. В их глубине метался ужас и вдруг что-то взорвалось: глаза Дастина закатились, он начал медленно оседать к ногам Сандры. С тяжелым стуком выпал из разжавшихся пальцев пистолет, на светлом плаще расплылось темное пятно. Сандра стояла над распластанным телом Дастина, словно заколдованная. Его рука, схватившаяся за грудь, бессильно упала, из уголка рта побежала тонкая струйка крови, казавшаяся черной. Сандра подняла пистолет, опустила предохранитель и сунула его в карман.

Через два часа она сидела в самолете, улетающем в Милан…

В то же время в «Боинге» «Пан-Америкен» пил содовую благообразный джентльмен в дорогих очках. Сосредоточенно просматривая журнал Гринписа с волнующими статьями о загрязнении океана нефтяными отходами, он думал о том, что потратил время зря. Аванса, полученного от Мориса, хватило лишь на перелет из Штатов и обратно, а больше от клиента ждать было, увы, нечего.

Илия умел делать выводы из собственного опыта и поэтому редко допускал ошибки. На этот раз он решил, что связываться с представителями богемы больше не будет. Только полный кретин, витающий в облаках бредового вымысла, мог запланировать ликвидацию убийцы после собственной смерти!

Морис дал точные указания — уничтожить женщину с видеокамерой после того, как она отснимет эпизод встречи на мосту. Илия удачно нашел место и держал под прицелом затылок, прячущейся под мостом женщины. Он сто раз проклинал её черный костюм, сливающийся с тенью. Хорошо еще, что она сообразила натянуть на голову красную каскетку, а потом, начав снимать фигуры на мосту, и вовсе покинула свое укрытие.

Илия умел приглушать удары сердца, чтобы не сбить прицел, его стойка была безукоризненной — он мог бы простоять за окном пустой квартиры заброшенного дома и целый час. Но все произошло слишком быстро. Парочка на мосту в темпе разыграла целый сюжет, в результате которого Морис завладел пистолетом. Женщина с камерой увлеклась съемкой.

«Как только журналист сделает шаг, чтобы покинуть мост, стреляю», скомандовал себе Илия. Но вместо этого Морис вдруг свалился за каменный парапет, а женщина с камерой растворилась в тени. Киллер понял, что еле слышный хлопок, сливающийся с шумом идущего за железнодорожной насыпью шоссе, означает нечто совершенно определенное. Разобрав и аккуратно сложив в специальный чемоданчик свой рабочий инструмент с оптическим прицелом, Илия поднялся на мост.

«Это вам не кино, мистер писака! Второго дубля не будет». — Сказал он себе, глянув на мертвое тело, и поспешил покинуть неприглядное место.

Все, кто бывал на Алиенте, восхищались его пляжами. Берег островка, изрезанный бухточками, очаровывал парковых дизайнеров, а финансовые возможности его владельцев давали возможность осуществить самые смелые фантазии. Кроме главного причала, позволяющего выходить из морских волн прямо на центральную лестницу четырехэтажной виллы, здесь имелось ещё шесть береговых зон, предназначенных для отдыха. Пляжи, представлявшие различные вариации приморской цивилизации — от стилизованного под рыбацкий поселок участка, до супер-роскошного солярия с баром, сауной и душевыми кабинами могли удовлетворить любой вкус.

Банкир, владевший островом в послевоенные годы, потратил немало усилий, чтобы превратить свое имение в миниатюрный Версаль, а южный пляж в место поистине королевских увеселений. Здесь проводились карнавалы, морские празднества и самые изысканные приемы. Купивший у него остров Дик Уэлси обнаружил в прибрежном ангаре целый флот — гондолы, миниатюрные каравеллы, плавающие беседки для оркестра и даже «банкетный зал», устроенный на понтонах. Для Анабеллы и маленького Берта была извлечена и отреставрирована пара почти игрушечных суденышек и плот-кровать, представлявший собой гигантское плавающее ложе под парусами парчового балдахина. Но все это великолепие осталось невостребованным. Анабелла предпочитала морским прогулкам отдых на террасе, а сыну позволяла возиться лишь в бассейне. Так что единственными посетителями экзотических уголков Алиенте оставались редкие гости.

Пройдя по берегу островка, Сандра выбрала маленький «дикий» пляж, скрытый кустами вьющихся роз и пышно разросшихся азалий. Развернутый в сторону открытого моря и восходящего солнца, этот участок берега был особенно хорош утром. В пять часов вечера сюда заглядывали редкие солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь кроны низких длинноигольчатых сосен.

Берт ворвался на пляж прямо через цветник, пренебрегая пологой лестницей. Он был в деловом костюме, который одел на совет директоров своей компании, но выглядел так, будто сделал кругов тридцать по скоростной трассе — каштановые пряди прилипли к взмокшему лбу, галстук свободно болтался под расстегнутым воротом рубашки, в глазах металась досада досада неожиданного поражения.

— Сандра, ты сошла с ума! Я же доверял тебе, твоему слову! — Сорвав пиджак, Берт бросил его на плетеное кресло и сел сверху. — Можешь себе представить, что я почувствовал, когда услышал сообщение из Амстердама! Ринулся сюда, как сумасшедший, прямо с утра, послав на фиг все дела. Черт! Ты до смерти напугал меня. Это конец, детка — мы расторгаем наш договор!