Мила Бояджиева - Круиз Розовая мечта

Пел голос давно умершей певицы об ушедшем счастье, угасших чувствах. А мне почему-то было страшно больно, словно все это случилось только что лично со мной — прочитан и сожжен листок с лиловыми пятнами от падавших на него слез…

Мне стало неловко за свою истерику в подвале. Сергей далеко не слабак, как ни оценивай его поступки. Толкать его к самоубийству было, по меньшей мере, смешно. И грозить расправой. Самое большое, на что я способна вооружить свою дочь ненавистью к отцу и навсегда уйти вместе с Соней из его жизни. И Аркадий, и Ртищевы в курсе его «заслуг», но вряд ли они в силах остановить Баташова. Во всяком случае, это уже не мое дело.

Спустившись в подвал, я отодвинула засов:

— Ты свободен.

Сергей по-прежнему сидел на табурете в позе роденовского мыслителя.

— Уйди. — Сказал он, не поднимая головы. — Мне и впрямь надо подумать. Кое-что я уже понял. — Он поднял на меня ненавидящие глаза. Таким я видела Сергея впервые. — Я глубоко заблуждался… Все эти годы рядом со мной жил чужой и совершенно ненужный человек… Ты противна мне, Слава… Отвратительна. Я не хочу больше тебя видеть. Никогда. И мне не нужна твоя милость.

Я с силой хлопнула дверью, лязгнув задвижкой.

— Жди помощи от своих друзей. Тебе, я думаю, будет приятно принять свободу из рук Лары!

Мне хотелось уличать его и обвинять, вспомнить о заигрываниях с бесстрашной культуристкой и то, как полчаса назад он обвинял её в преступлении. Пусть Ртищевы получат удовольствие, «спасая» Баташова от взбесившейся неверной жены!

Пора… Перемыв посуду и аккуратно расставив её в буфете, я подхватила сумку и, оглядев дом в последний раз, набрала номер Юла. Мне предстояло пережить ещё одно прощание. И уже там, по ту сторону границы, свободной от сомнений и мук совести ждать встречи.

На столе я оставила письмо Сергею, вернее — ультиматум. Я гарантировала ему молчание как выкуп за жизнь Юла. И все-таки надеялась, что урок не пройдет даром — Черт задумается о душе. А еще, он выполнит условия моего ультиматума — в недельный срок устроит выезд из страны Юлия Вартанова, гражданина РФ, 1973 года рождения.

Почему он не берет трубку, ведь уже половина десятого, и Юл знает, что утром я покидаю Москву. Возможно, он будет ждать меня в Шереметьево. А вдруг, вдруг ему удалось получить визу и мы полетим вместе?! Такой сюрприз в духе моего мальчика. Он ведь появлялся неожиданно — у бюста генерала Жукова, у гильотины музея пыток… Да и в тот день, когда прозвучал в Службе доверия его первый звонок…

Долгие гудки в трубке прервались щелчком.«…Это автоответчик, Слава. Когда ты приедешь и все будет кончено, не забудь стереть запись. Ведь это последний мой вопль, посланный тебе. Только я не прошу о помощи, не молю спасти мою жизнь — я хочу сохранить твою. Это самое дорогое, что у меня осталось. Я знаю, ты поймешь и простишь, когда узнаешь все.

…Я лежу в ванне, рядом со мной бритва деда. Лезвие немного заржавело, но ведь теперь это не имеет значения.

Больше всего на свете я хочу видеть тебя. Но именно это невозможно, потому что помешает осуществить задуманное.

Под твоим портретом конверт с посланием. Ты прочтешь и поймешь сама, что выбора у меня не было. Я должен исчезнуть, забрав с собой любовь. Умоляю — не вспоминай обо мне никогда. Это единственная просьба. Прости и забудь. Юла не было… Тебе это просто приснилось… Я засыпаю… Счастливого тебе утра, девочка…»

Голос затих, прошуршав, закончилась магнитофонная лента…

Я тогда ничего не поняла, лишь подумала, что схожу с ума. Сев в машину, я помчалась к нему. Ночное шоссе, тихие улочки, знакомые дома, площади, дворы — темно и тихо. Невозможно поверить, что рядом беда.

Я бесшумно поднялась по лестнице, остановилась перед стальной, покрытой темным деревом дверью. Позвонив, услышала, как в коридоре прозвучал мелодичный аккорд. Попробовала нажать ручку — и оказалась внутри. Яркий свет заливал квартиру, словно здесь ждали гостей.

— Юл! — Я остановилась, ожидая шутливой выходки — выстрела шампанского, сыплющихся с потолка роз.

— Эй, ты где? Прекрати, мне не до смеха… — Я медленно вошла в комнату. Настольная лампа освещала висевший на стене портрет. С минуту мы смотрели друг другу в глаза — я и мое изображение. И вдруг мне показалось, что губы на фотографии дрогнули, в русалочьих глазах сверкнула насмешка. Она — это черно-белое божество Юла — издевалось надо мной!

Я сжала плечи, стараясь унять дрожь, и отвела глаза — под рамой торчал уголок плотного конверта.

— Юл, иди сюда, мне страшно! — Позвала я, боясь пошевелиться, потому что уже поняла все.

Взяв предназначенный мне конверт, я на цыпочках подкралась к ванной. На полу, коротко сигналя, лежала телефонная трубка. Стоящие по углам ванны свечи догорели, лишь две ещё чадили, подрагивая слабыми синими язычками.

Я нажала на кнопку выключателя и медленно сползла на пол. Но даже зажмурившись, закрыв ладонями лицо, я продолжала видеть это. Черная ванна полна крови. Просвечивающее сквозь темную воду тело кажется алым. Оно витает в зеркалах потолка, отражается в блестящих кафельных стенах, отпечатываясь в каждой клеточке моего мозга, чтобы никогда уже не покинуть его…

…Позже я задавала себе вопросы — почему в ту ночь не вызвала «скорую», не удостоверилась в кончине, не попыталась спасти? Присутствие смерти было столь очевидным, что я склонилась перед ней, перед её неопровержимой, неотвратимой властью, и просто сидела рядом, прижав к его запрокинутой голове свой пульсирующий болью висок. Наши волосы смешались, как на подушке — влажные, теплые, спутанные любовью… Мы спали, утомленные ласками — неразделимые половинки одного существа…

Свечи догорели. За стеной кто-то спустил воду в туалете, у меня затекли ноги и окоченели в остывшей алой воде кончики пальцев, которыми я прижимала к себе голову Юла.

Этими руками, мокрыми и дрожащими, я распечатала конверт. Строки не расплылись от розовых потеков — Юл воспользовался шариковой ручкой.

«…Мне никогда не приходилось писать тебе. Наверно, ты впервые видишь мой почерк.

Я хочу доверить бумаге то, что не успел сказать тебе — ведь мы собирались жить долго-долго. Но именно на это я не имею права. Я не должен оставлять свою любовь в твоей памяти, в твоем сердце. Я должен уйти совсем. Может быть, не сразу. Но постепенно, капля за каплей, воспоминания покинут тебя. Ведь у Славы — другой путь…»