Мила Бояджиева - Круиз Розовая мечта

— Она теперь безопасна, Слава, как пистолет Каплан, хранящийся в музее Ленина. — Юл захлопнул и убрал футляр.

— А, кстати, где твоя пушка?

— Надежно спрятана. Такие вещи не держат в дамских шкатулках.

— Там держат, насколько я помню, заколку изменившей дамы сердца и её окурок, «окровавленный» помадой… — Не удержалась я от укола.

— Теперь начала подбираться новая экспозиция — перчатка, вот это меню из кафе «Посиделки» и, увы, Слава, я намерен конфисковать твой бюстгальтер!

— О, нет! Лучше возьми «Вольво». Автомобиль, по крайней мере, меньше. — Вцепилась я в прелестный кружевной бюстгальтер размера 4С.

— Это мой любимый размер. Из него получатся две тюбетейки.

Мы подрались, катаясь в обнимку по дивану, до тех пор, пока наши воинственные действия не стали похожи на нечто другое. Теперь схватка продолжалась на полном серьезе и сквозь мутный свет догоравшего мартовского дня в моем сознании вспыхивали с поразительной яркостью зарисовки раннего стамбульского утра. — Шершавый теплый камень, вдавливающийся в спину, матово-сизое небо, охватившие все — от колючего татарника у моих поднятых колен до смуглых узких бедер, бешено двигающихся между ними…

— У тебя было много девушек? — Спросила я своего мальчика.

Раскинув руки, он возлежал в приятном забытьи, подставив теплу раскаленного рефлектора обнаженное, утомленное любовью тело. При видимой закомплексованности этот парень был удивительно раскован в интимном поведении, не делая попыток скрыть свою наготу даже за «обеденным столом». Я с удовольствием убедилась — стесняться ему было нечего. Юл, заявлявший по телефону о своей непривлекательности, был совершенством. В его гармоничном сложении удивительным образом сочеталась хрупкость и сила, тонкокостный аристократизм и мужественная мускулистость. Этого, конечно, не могли не заметить другие представительницы прекрасного пола.

— Ты неправильно ставишь вопрос, доктор… — Пробормотал он, словно сквозь сон. — Главное, не сколько, а какие. И не реальное количество и качество, а желаемое… Я хотел нравиться сразу всем и всегда — сколько себя помню — бабкам, тетям, дедушкам, милиционерам, дворникам. Девочек стал выделять лет с пяти и для них выпендривался. как мог. Лет до тринадцати я считал себя «литературным сатиром», то есть придумывал страстные истории, не рискуя испытать свои возможности в действии… Мой первый сексуальный опыт, доктор, увы, был крайне удачен. Меня соблазнила учительница музыки, которую я называл по имени-отчеству и считал ровесницей своей бабушки. Я брал уроки на дому. Аделия Карповна была одинока. Не считая кота персидской национальности. Боже, как на неё действовал Шопен! А на меня — её тяжелые, жаркие груди, которыми я был прижат к ковру у ножек фортепиано. Вначале я немного испугался и, чтобы не подать виду, рассматривал латунные педали, отполированные её туфельками, кота, равнодушно глазевшего на происходящее… Но она что-то знала… Что-то важное, помимо музыки. Наверно, законы гармонии и этого перехода от форте к пиано… Я так увлекся, так бесновался, что не хотел потом уходить… Я многому тогда научился, в четырнадцать лет. А потом был долгий перерыв… — Юлий замолчал, не желая продолжать, но я решила сразу покончить с тайнами, намереваясь чуть позднее наградить Юла собственными откровениями.

— Она тебя бросила?

— Моя огненная Аделия оказалась ведьмой… Однажды, когда мы были уже готовы приступить к необязательной программе музыкального обучения, мою учительницу навестил некто. Застегивая на груди блузку, она поспешно выпроводила меня в спальню. Я затаился, боясь шелохнуться, но из комнаты доносились непонятные звуки. Никто не говорил, но шумно двигали мебель. На цыпочках я подошел к двери и прильнул к щели. Увиденное потрясло меня. Здоровенный мужик смуглой масти трахал на столе задыхающуюся от возбуждения женщину. Его спина, плечи, ноги, густо поросшие кудрявыми волосами, странно контрастировали с полным белым, обмякшим как тесто телом. Голова Адели свисала, белесые кудряшки прилипли ко лбу, глаза закатились в истоме. Но она увидела меня и позвала задыхающимся голосом: «Иди сюда, детка… Иди, посмотри, что он со мной делает… Вот, вот, вот как надо…» Она захлебывалась и, наконец, закричала…

Я не помню, как выскочил из спальни и всадил в плечо гиганта свой маленький и тупой перочинный нож…

Все, конечно, замяли. Я заболел чем-то инфекционным, кажется. свинкой. Уроки музыки кончились. Но когда через несколько месяцев я попытался вступить в контакт со своей сверстницей, у меня ничего не вышло…

Я прижала его к себе:

— Боже! Это же все легко проходит… Надо было найти хорошего врача… Или…

— Или опытную женщину. Да, я это понял сам, почитав кой-какую литературу, и даже нашел профессиональную проститутку. То, чем мы с ней занимались, было вполне сносно с точки зрения физиологии. Но меня тошнило и от себя, и от нее.

Потом умерла бабушка, погибли родители и на меня обратила внимание Лайза. Та, что пренебрегала влюбленным одноклассником со школы, зная свою власть надо мной…

— И она делала с тобой почти то же, что та патологическая секс-бомба, плакавшая над Шопеном?

— Да. Лайза растоптала меня. Но это было ещё хуже — она надругалась над любовью… Наверно, мне было необходимо пройти через все круги ада, чтобы заслужить тебя. И суметь по-настоящему оценить это.

— Кажется, нам пора выпить. — Я поднялась к столику, прикрываясь простыней, но Юл сдернул её.

— Не надо ничего портить, пожалуйста! Я и так страдаю от того, что не могу спрятать в свои тайники каждый твой жест, каждый изгиб твоего тела, от которого шарахается, как угорелое, мое очумевшее, больное тобой сердце.

Обняв мои колени, он уткнулся в них лицом, не давая двинуться. С ловкостью циркачки я разлила в рюмки остатки кагора и за волосы оттащила его голову.

— Залей тоску вином и приготовся слушать. Твоя исповедь не из разряда поучительных историй о здоровой спортивной юности. Но для истории болезни психдиспансера не тянет. К тому же я согласна — далеко не слепой, а очень мудрый рок толкал тебя ко мне. Я выпью за него, ладно? И ещё за свои неудачи. которые я ошибочно принимала за удачи судьбы. А это были лишь легкие подталкивания под зад — к тебе. К тебе, мой мальчик…

Я рассказала о неудавшемся романе с Аркадием и дружбе с Сергеем. О том, что была благополучна и счастлива с мужем до того момента, как не встретила на теплоходе свою первую любовь. Неосуществившаяся близость с Аркадием, затеянный им странный флирт зародил подозрения, что мое существование пресновато и за его надежной позолоченной рамкой есть нечто, способное всколыхнуть какую-то иную, скрытую волну жизни, какие-то неведомые острые, пряные её ароматы.