Мила Бояджиева - Круиз Розовая мечта

Сергей стал её другом, а вот любимым он стал другой. Когда мы поженились, Элла исчезла.

Я лежала в роддоме на сохранении с восьмимесячной беременностью, мечтая о сыне. Однажды Сергей сообщил мне:

— Эллку под конвоем привезли. У трех вокзалов за кражу взяли. По пьянке она и с голоду, видимо, сумку с колбасой у торговки вырвала… Ах, Слава, ты бы её видела… Избитая, завшивленная, худющая… И называет теперь себя только Сонечкой Мармеладовой. даже в протоколе так подписалась.

— А коса? — Спросила я, вспоминая эффектную красотку с рыжеватым хвостом.

— Нет косы. И вообще, — ничего нет. Ни настоящего, ни будущего.

Взял тогда Сергей её на поруки, от суда спас. А она в лицо ему плюнула: «Вот моя благодарность. Не этого мне от тебе надо было, Сереженька».

И понеслось — чем дальше, тем хуже. То пьянка, то драка, то воровство. С тем же рвением, с которым недавно взялась Элла изваять из себя нового, незаурядного человека, торопилась она теперь втоптать себя в грязь.

Я спрашивала у навещавшего меня в роддоме Сергея о его подопечной, но он только головой качал:

— Не надо тебе это сейчас, Бубочка. Ты о счастливых людях думай.

Но как-то рассказал:

— Прохожу я мимо полунинских окон, думаю, может, как обычно, мордобой назревает. А там тихо. Занавесочка тюлевая драная на ветру полощется, а на подоконнике Эллка сидит. Коленки обняла и в небо, то есть в квадртат нашего каменного колодца мечтательно смотрит. А из комнаты «Маленькая ночная серенада» Моцарта доносится.

Я её позвал: «Сонь, А, Сонь, может, на чай пригласишь?» — Думал, поговорим по-человечески, может, за ум возьмется. А она гордо спину выгнула, глаза зеленые кошачьи прищурила и длинную цитату мне из Шекспира по-английски выдала. Ту, что с «ту би, ор нот ту би» начинается, но Эллка, наверное, полмонолога прочла и говорит: «Вот о чем я сейчас, гражданин начальник, размышляю. А жалость мне ваша фальшивая по фигу! Вали, говорит, а то замараешься, чистый!» — И окошко захлопнула, аж стекла звякнули.

А через три дня Эллка спасла Сергею жизнь. На него местная урла давно зуб точила. И один из ухажоров Эллы под предлогом ревности стал к «менту» приставать, когда тот после дежурства темными переулками домой шел. Сергей разряд по самбо имел и парня этого вместе с его «перышком» хорошо отделал. Но тут из подворотни выползли ещё трое, а с ними Элла, приодетая в сплошной «металл».

Пока Сергей с ними «беседовал», первый ублюдок поднялся и прямо финкой вперед, как с копьем, ему в спину ринулся…

И тут — финальная сцена «Кармен», только наоборот. Успела девушка Сергея заслонить, да прямо на его руках, с ножом в груди, повисла. «Запиши меня на могиле Софьей. С тем именем, что мамка дала, и жилось хреново, и помирать противно. Хочу хорошую память тебе оставить. Больше-то некому». — Она говорила спокойно, тихо, только кровь горячая по рукам Сергея текла. — «Быстро, «Скорую!» — Крикнул он подоспевшим прохожим, и все держал её, зажимая рану, пока врачи не приехали… Но поздно, забрали у Сергея мертвое тело. Через два дня у нас родилась Софка, вместо Коленьки, которого мы ждали…

… Да, давно это было и будто — не с нами.

Мы сидели в кабинете, в теплом кругу света, среди темных стеллажей с рядами задумчивых книг. Рядом — и все же — отдельно. Я, забившись в угол дивана, обвила руками подтянутые к подбородку колени. Он — спрятав лицо в ладонях и тихо раскачиваясь — измученный, одинокий.

Мне хотелось обнять его, прижать, утешить… Но я не шелохнулась ложь и подозрение разъединили нас.

Я проснулась утром, когда Сергея уже не было. На тумбочке возле фотографии Соньки лежала записка: «Звонила дочка. Тебе привет». Как это я проспала звонок? А может, я прозевала и весточку Юла? При мысли о том, что могло случиться с ним за эти часы, меня охватил ужас. В квартире телефон не отвечал и я позвонила в офис. Секретарша сообщила мне, что вартанова в данный момент нет. Поговорить с Афанасием я не решилась.

Телефон засигналил у меня в руке. Вздрогнув от неожиданности, я поднесла аппарат к уху.

— Слава? Очень рада, что застала тебя дома. Это Лара, ты узнаешь мой голос? А то у нас линия с придурью.

— Сергей ушел рано. Даже не знаю, какие у него на сегодня планы.

— Мне нужна ты… Я давно хотела поболтать с тобой, да все как-то не приходилось. Насчет парнишки, что ты нам сосватала. Спасибо, довольны. Очень толковый оказался. Только афанасий его себе зацапал и сразу загрузил. Так вот, он ещё к тому же и благодарный. Тебя за благодетельницу почитает и отзывается очень уважительно. В воскресенье, — Лара замедлила треп, давая понять, что переходит к серьезной части разговора, — звонит мне Юлий и умоляет отпустить по особому каналу в Эдинбург. Говорит, что у тебя серьезные неприятности. К Афанасию он дозвониться не смог и прямо ко мне за разрешением обратился. Я, как женщина, сообразила тут же, что своего благоверного ты беспокоить не хочешь и вообще — не любишь поднимать волну. Я Юлия под собственную ответственность отпустила и сегодня все это объяснила Афанасию. Поняла? И, самое главное, — беспокоившие тебя в Англии объекты проверены. Можешь гулять спокойно и о дочери не беспокойся — ложная тревога.

— Спасибо. — Только и вымолвила я, а «линия с придурью», что означало — заблокированная от прослушивания, уже отключилась.

Я облегченно вздохнула: Лара сообщила мне, что официальная версия Юла принята к сведению и я вправе доложить её Сергею. Значит, все обошлось. А как же все остальное. Мне не терпелось поговорить в Юлием… Что значит «ложная тревога»? И почему Лара намекнула, что Соня в безопасности? Мне даже в голову не приходило, что те, кто «давит» на меня, или Сергея, могут использовать самый мощный метод воздействия — нашу дочь… Нет, прежде всего, мне необходимо серьезно все выяснить с Сергеем. Выяснить, конечно, не удасться, ну хотя бы что-то прояснить. «Ты за кого — за белых или красных?» Нервно хохотнув, я заглянула в бар, ища ром. Кажется, в интсонском отельчике он мне позавчера здорово помог. Нашла виски, и налила пол-стакана. А что, если бы вместо всего этого мы сейчас сидели с Юлом в офисе неизвестной мне американской организции, обговаривая условия нашей «эмиграции» и сотрудничества с ними Юла? Что бы делалось у меня в душе? Паралич, смятение, злость на человека, разрушившего мою семью, или желание поскорее запереться с ним в номере отеля, отмечая вступление в новую жизнь?

Как ни странно, все это уживалось вместе, устроив в моей голове невероятную разноголосицу — гвалт на кухне коммуналки, настройку оркестра перед концертом… Но главное — «Я за тебя молюсь, я за тебя боюсь…» Это пока перекрывало все.

Сообщив автоответчику Юла: «Сейчас 14.30. Еду к тебе», я быстро собралась и погнала свой автомобиль через всю Москву.