Мила Бояджиева - Круиз Розовая мечта

Стоя с полузакрытыми глазами под густыми тонкими струями, я смутно думала о том, что отдаваться — потребность женского тела. Дарить себя ласкам солнца, воды, прихотям любимого мужчины, для которого после купания я долго расчесывала длинные волосы, смачивала капельками духов мочки ушей, шею, грудь, медленно и томно покрывала кожу нежнейшим кремом из молочка кокоса и пыльцы лотоса…

Господи, зачем я нагнулась, зачем стала шарить по полу в поисках упавшего колпачка от флакона…

Я крутила перед глазами вещь, в принадлежности которой не сомневалась. Медальон синей эмали с золотым барельефом Будды принадлежал Ларе.

Юл застал меня за этим занятием и отобрал вещицу.

— Слава, пожалуйста… Не стоит портить встречу.

— Выйди, мне надо одеться. — Обернувшись полотенцем, я потянулась за своим бельем.

Он попытался остановить меня, обнять, но ледяное выражение моего застывшего, окаменевшего лица свидетельствовало о тщетности попыток помириться.

Одевшись, я направилась к выходу. Говорить больше не о чем.

— Ты можешь хотя бы выслушать меня? — Юл заслонил собой дверь.

— Могу, еслои тебя это успокоит. — Я вошла в комнату и присела на подлокотник кресла. — Слушать и успокаивать — моя профессия. Я даже попытаюсь тебя понять. Лара совсем не нравится тебе. Она не в твоем вкусе.

Юл вздохнул, обреченно опустив голову.

— Но ты был вынужден уступить её домогательствам. Она ведь много может. В смысле карьеры… Скажи, это все — хата, вещи, машина — с её легкой руки?

— Я встречался с Ларой всего два раза. — Хрипло выдавил он признание. — В самом начале и вчера. Это была как бы плата за побег в Англию.

— А разрыв со мной будет платой за то, что ты не уделяешь Ларе достаточно времени… Я убеждена, что такие женщины не теряют свои медальоны в ванной любовника. Она сделала это умышленно, расчитывая на то, что я оставлю тебя. Ты бы сам никогда не нашел этой штуковины. Ее могла обнаруждить только уборщица или ревнивая подружка, которая пришла раньше. Лара наверняка знала, что первой в ванную попаду я… Да… Здорово нами крутят, мальчик… Прости, я ухожу.

Юл выглядел подавленным, разбитым. Он даже не пытался удержать меня лишь в потемневших глазах криком кричала немая мольба.

— И знаешь, что? — Я задержалась на пороге. — Мне очень жаль нас, милый. Право — очень.

…На следующий день я отворяла рамы в отсыревшем за зиму и пропахшем плесенью старом доме. Рамы задевали кусты сирени, сбивая пахучие темно-лиловые соцветия. Я не улетела в Интсоун, потому что не могла оставить предавшего меня Юла.

Нежданные гости нагрянули под вечер. Я только что отпустила рабочих, установивших газовую плиту и обогреватель в подвале. Дни стояли дождливые, из дома не выветривался запах сырости, хотя я жгла по ночам электрокамин. Три одинокие ночи на даче — не лучшие эпизоды моей жизни. Я тряслась от страха и желания немедленно завести машину и рвануть в Москву. Только приличная доза транквилизаторов помогала мне забыться тяжелым сном до рассвета.

Утром приходили рабочие, и хозяйка, облаченная в резиновые сапоги, джинсы и свитер, получала огромное удовольствие от общения с прорабом. Какая покойная основательность в обсуждении длины балок, толщины труб, колера штукатурки в подвале и кухонной мебели. Надо лишь заставить себя «врубиться» в правила игры — относиться ко всему этому въедливо, вгрызаясь в детали так, будто от цвета стен зависела чья-то жизнь.

Незнакомая красная «десятка» засигналила у ворот и, направляясь к ним с ключами, я уже разглядела визитеров, вышедших поразмяться на травку. Странная компания — Аська, Юл и рыженький Юра Казанов, исхудавший до неузнаваемости.

— Вот — проведать решили. Шашлычки, то да се… — Невесело осмотрела Аська мои владения, находящиеся в переходной стадии от довоенной «совдепии» к послевоенной Европе.

— Боюсь, с шашлычком не выйдет, а чаем напою. — Заявила я, обращаясь к Юре, поскольку смотреть на Юла мне не хотелось — он сразу обнаружит по моим глазам, как я чертовски обрадовалась.

— А мы с ночевкой. Разместишь как-нибудь? Юрасик, тащи из багажника жратву, на меня уже сосновый воздух действует: ну, прямо балдею! Скомандовала Ася, бессильно рухнув в гнилой деревянный шезлонг. Нормальному человеку сидеть в нем было бы опасно, но легонький белокурый эльф умудрился не прорвать ветхую ткань и выглядеть весьма живописно — нечто поэтическое из забытого дворянского прошлого.

Мы накрыли стол под навесом в саду и сидели допоздна, не зажигая огня. Светлая ночь превратила сад в сказочные кущи. Белым облаком светились кусты зацветающего жасмина, выступали из темноты длинноногие ромашки, на некошеную траву ложилась роса.

Разговор велся самый что ни на есть необременительный и ненужный — о стоимости бруса, вагонки, строительных работ, об урожайности сада и стилистике довоенной дачной архитектуры…

Юра, конечно, курил, стараясь дымить на Аську, которую от переизбытка кислорода тянуло в сон.

— Я лучше посплю, а вы ещё международную политику пообсуждайте… Эх, Игорек, Игорек, упокой Господь твою душу — анекдотиков твоих позарез не хватает… — Аська поднялась и пошатываясь направилась к дому. — Где там у тебя гостевые спальни и места общего пользования?

Устроив подругу на своей кровати, я слегка прихорошилась — растянутый бесформенный свитер сменила на вязаный жакет, успела чесануть перед зеркалом спутавшиеся волосы, прихватила шаль и вернулась к гостям.

Они беседовали о звездах, которые куда-то запропастились. Блеклое, без единой помарочки небо больше напоминало пустой телеэкран. Оставалось лишь ждать, что оттуда кто-нибудь выглянет. Кто-нибудь ласковый и внимательный, как ведущий программы «До и после…» При моем появлении разговор стих.

— Слав, я попросил Асю доставить меня к господину Вартанову, находящемуся с тобой в дружеских отношениях. Я изложил Юлию суть своего дела и он настоял, чтобы мы прямо тут же отправились к тебе… — Юра загасил о край деревянного стола бычок и закурил новую сигарету. — Неделю назад вернулся к наркоте. Не удержался, когда началось все это…

Юл впервые за вечер обратился ко мне:

— Слава, здесь мы можем говорить спокойно?

— Если с собой «жучка» не привезли. У меня тут все чисто. Сегодня с утра мужики стены под отопление долбили. Ничего не нашли, кроме пустого мышиного гнезда и тюбетейки.

— Ну, тогда, Юра, излагай. Монолог от первого лица. А я пока осмотрю садик.

В голосе юного детектива мне послышалось недоверие к моим словам. Очевидно, и домик, и садик Баташовых Юлу не нравились. Он выглядел серьезным и отчужденным, заставляя меня обмирать от мысли, что мы и вправду стали чужыми. Ревность к ларе лишь подзадоривала меня. Вместе с негодованием на «моего мальчика», так просто торгующего своей любовью, росло и удовлетворенное тщеславие — уж если Лара не стесняется в средствах, чтобы отбить у меня Юла, значит, он и впрямь дорогого стоит.