Эдриан Мэтьюс - Дом аптекаря

Действовать надо быстро. Главное, как сказал бы в похожей ситуации Майлс, шутки которого никогда не отличались деликатностью, вовремя вынуть. За то время, что они знакомы, она успела многому у него научиться.

Рут осмотрелась.

Она находилась в небольшом вестибюле с окном и застекленной дверью. Два рабочих места. Под окном — черный алюминиевый пульт управления. Два монитора. Оба включены, и на каждом некая вращающаяся в виртуальном пространстве геометрическая фигура. Неизвестная форма жизни, созданная с единственной целью: доставлять удовольствие своим существованием.

В дальней комнате — закрытый контейнер размером примерно три на пять метров. Всюду змеятся провода, кабели… На двери красные слова — «Будьте осторожны» — и черный трилистник на желтом фоне, международный символ радиации.

Сомнения уже подтачивали решимость. Рут постаралась припомнить, что говорил Стейн. Картину подвергнут облучению. Образ проявится при распаде изотопа. Три месяца… Она помнила, что он говорил именно об этом сроке. Через три месяца картину можно вешать на стену.

Снаружи, из коридора, долетели мужские голоса и звук приближающихся шагов.

Рут затаила дыхание.

Шаги замерли, однако голоса не стихли. Может, они просто остановились. Может, они пойдут дальше. Она услышала знакомую мелодию из шести нот — они набирали код.

В голову ударил адреналин.

Сейчас запищит замок.

Сейчас откроется дверь.

Спрятаться было негде.

Если ничего не предпринять, через секунду будет уже поздно.

Рут протиснулась в комнату. Взгляд налево, взгляд направо.

В углу, между стеной и стеллажом, оставалось свободное пространство. Что-то вроде щели. Она выдохнула и попыталась втиснуться, втащив за собой пакет.

Сердце колотилось в сжатой грудной клетке, но по крайней мере щель оказалась достаточно глубокая.

— И что? Я должен расстроиться? — спросил голос.

— Не знаю, — ответил другой. — Показания совсем не типичны для холодного спектра.

Рут подалась вперед. Теперь она видела небольшой треугольный сегмент лаборатории. Над клавиатурой появился палец. Щелчок… Вращающийся пришелец исчез с экрана.

— Вот последние данные.

Экран заполнили скучные формулы.

— Бессмыслица. Почему машины постоянно ломаются?

— Уж такая их участь.

Теперь уже несколько пальцев пробежали по клавиатуре. В экран ткнули ручкой.

— Вот он, твой гремлин. Ты сканируешь полоску в двенадцать и пять сантиметра. Типичный показатель должен быть один и десять и выше при общей активации. Проблема в том, что регистратор установлен на другую скорость передачи данных. Все просто, смотри — надо лишь изменить значение…

— Думаешь, надо проверить контейнер?

В окне возникли два лица, две сплющенные желтоватые планеты без каких-либо характерных черт.

Рут забилась в самый угол, втиснулась в стену.

И вздрогнула, увидев вдруг на полке картину ван дер Хейдена. Раму сняли, и она стояла рядом с ящиком, заполненным какими-то окаменелыми ракообразными. Здесь же, на полке, лежала лицевой стороной вниз еще одна картина.

К горлу подступила тошнота.

Рут закрыла глаза. Не надо ей ничего — только бы выбраться отсюда, а еще лучше перенестись далеко-далеко. На берег теплого моря. Где пальмы. Где солнце. Где мужчины бьют в барабаны. Она, пожалуй, не отказалась бы от коктейля.

Рут подняла виртуальную руку и лениво помахала бармену.

— По-моему, надо измерить направляющую ось. Чтобы уж точно…

Ручка повернулась.

Дверь начала закрываться.

— А я бы подождал Макса. Он занимался такими штучками в Берлине. Я видел его около десяти. Пошел купить велосипед сыну. Обещал быть после ленча.

Дверь на мгновение замерла в нерешительности, качнулась и закрылась.

— Как Майя? — долетел до Рут приглушенный голос. — Справилась с карточками? Не могу…

Внешняя дверь со щелчком захлопнулась. Шаги стихли.

Рут открыла глаза. Вздохнула. Все… опасность позади. Но так ли уж позади?

Она стояла в узкой, тесной щели, глядя на Йоханнеса и Эстер — голубое платье, взлохмаченные волосы, — и не могла оторваться от желтого, лучащегося солнцем пятна.

Застрявшая в горле тошнота тоже имела желтый цвет и вовсе не собиралась уходить.

Кое о чем она забыла. Кое-что не приняла во внимание.

Была картина облучена или нет?

Сколько ни смотри, как ни буравь картину взглядом — ответа не получишь. Чтобы его получить, нужно время. И даже не минуты — часы. Картина поступила сюда относительно недавно. Может быть, она так и простояла все время на полке, избежав бомбардировки нейтронами. Может быть, это уже случилось. Фифти-фифти, пятьдесят на пятьдесят, шансы поровну. Предположим, случилось худшее, картину облучили — и что тогда? Представляет ли она опасность? Судя по тому, что говорил Стейн, — да.

Дилемма…

Калифорний-252.

Зажатая между стеной и стеллажом, Рут попыталась оценить ситуацию.

Сегодняшнее настоящее уже завтра станет историей, но сейчас все соотносится с ним, с тем уникальным стечением непреодолимых обстоятельств, которое и определяет данный момент. С ним, ее настоящим, соотносятся мысли и действия, предопределяющие будущее, то есть ближайшее настоящее.

Одним из таких обстоятельств, определяющих настоящее — а следовательно, мысли и поступки, — была Лидия.

Рут помнила, как исказилось ее лицо, когда она узнала о притязаниях Скиля.

Как ни поверни — без картины ничего не складывалось. Для Лидии ван дер Хейден картина была всем: связующей с прошлым нитью, сосредоточением всех ее страхов и надежд, последним желанием.

Рут расправила пакет и глубоко вздохнула.

— Что я хочу? — бесстрастным эхом отозвалась Жожо. Лицо ее напоминало каменную маску. — Хочу понять, что ты за человек.

В полдень Рут принесла картину домой и обнаружила, что Лидия спит. Она водрузила картину на стул у кровати и оставила записку: «Это вам. Кое-какие бюрократические вопросы еще остались, так что пока никому ничего не говорите». Потом приготовила Лидии поесть и пристроила поднос с тарелкой на тот же стул.

Пока переодевалась, позвонил Смитс — узнать, все ли у нее в порядке. Обещал заглянуть. Она положила на пол подушки, легла и попыталась уснуть. Не получилось. Мысли кружились бесконечной каруселью. Неужели она сделала это? Неужели это сделала она? Парящий на потолке херувим с непроницаемым лицом Сандера не сводил с Рут глаз, и ей хотелось вскочить, пририсовать ему усики и сбежать.

Тревога не давала уснуть.

К двум, как договаривались, Рут отправилась в Энтрепотдок, к Аалдерсам.

Выяснилось, однако, что Лукас и Клара приготовили сюрприз — Жожо. Рут и Жожо — снова сестры, аллилуйя и великое примирение… Могла ли она отказаться? То-то и оно, что нет. Сама же хотела. Другое дело, что она предпочла бы обойтись без посредников, взять инициативу на себя. Вместо этого за нее все решили, за нее все устроили. Рут чувствовала себя марионеткой, лишенной воли куклой на колесиках, которую Аалдерсы подталкивают в нужном им направлении. В результате получилось что-то искусственное, надуманное и совершенно безрадостное, как вечеринка с сюрпризами.