Фридрих Незнанский - Горячий лед

— И ты ей веришь?

— Ты бы ее видел!

— А где ее нашли?

— В подвале.

— Там же, где и Соболева?

— Нет, ту комнату, где нашли Соболева, можно просто апартаментами назвать. А вот его жену нашли действительно в подвале. Похоже, что этот Буздыган просто маньяк какой-то, под домом целая сеть подвалов.

— Ясно. Ну, а какие-нибудь бумаги или что-нибудь ценное для следствия ты нашла на втором этаже?

— Нет, ничего. Только рисунки. Уж и не знаю чьи. Буздыган это рисовал или кто еще из его знакомых или родственников, но рисунки, честно признаться, классные, красивые.

— Ладно, я на них как-нибудь потом взгляну.

— Да, и еще. Звонили Грязнову. Буздыгану удалось уйти.

— Одна новость лучше другой! А Старостина?

— Пока ничего не сообщали.

Они вошли в комнату. На диване сидела бледная, как бумага, Ирина Соболева. Ее отпаивали водой и чем-то успокаивающим. Она тихо плакала.

— Здравствуйте, Ирина Петровна, — поздоровался Гордеев.

Та только кивнула.

— Ну и что же вы тут делаете, позвольте поинтересоваться?

— Меня похитили.

— Да что вы? И когда же это случилось?

Лена толкнула Гордеева локтем, чтобы тот не задавал вопросы в столь ироническом тоне. Ведь стоило только взглянуть на ее вид, и сразу становилось понятным, что она говорит правду насчет похищения. Но все равно она держалась молодцом и говорила без всхлипов и заламываний рук.

— Наверное, это произошло три или четыре дня назад. Я совсем потеряла счет времени… Ночью. Я уже легла спать… Не знаю, как они пробрались в дом. Двое человек. Лица их я не видела, то есть видела, но не запомнила, потому что они были в черных шапках, таких, знаете, в которых банки грабят, и в солнцезащитных очках. У них, у обоих, усы были. Но не факт, что они не приклеили их себе, правда ведь?

Лена понимающе кивнула.

— И потом я очень испугалась. Сначала все было тихо, я ничего не слышала, они как-то неслышно пробрались в сам дом, а уж ко мне в комнату ворвались, как сумасшедшие. Просто ужас! Я сначала подумала, что это вроде как ограбление. Что они хотят меня ограбить. Я даже стала им рассказывать, где лежат деньги, а где золото и драгоценности. Но они сказали, что им ничего не нужно, и завязали мне рот. Я, конечно, сопротивлялась, но они вкололи мне что-то в руку. И у меня в глазах все помутилось, я потеряла сознание. А очнулась уже здесь. Темно, холодно. Какая-то тусклая лампочка под потолком, ни окон, ни дверей. Я и кричала, и стучала во все стены. Но, кажется, меня было совсем не слышно. Потом пришел какой-то человек, очень крупных размеров, в маске. Он принес мне еды. А я была очень слаба. Даже не помышляла о том, чтобы наброситься на него или как-то убежать. Об этом я начала думать потом, позже. Но помощь пришла сама. А тогда я просто попросила, чтобы мне принесли что-нибудь теплое, если это можно было сделать, потому что я очень замерзла, и у меня даже стало судорогой ноги сводить. У меня так всегда, когда я сильно замерзаю. Старый недуг. И еще я спросила, для чего я нужна, что со мной сделают. Он пожал плечами, сказал, что ничего. Потом принес теплое одеяло. И все. Он так приходил и приносил. еду. А сегодня я собиралась как-нибудь выбраться отсюда. Я оторвала камень от кладки стены. Думала, как он войдет, я его по голове ударю и убегу. Уж не знаю, получилось ли бы это у меня, но Господь Бог меня не оставил. Обошлось без жертв…

— Н-да, — протянул Гордеев.

— Вы знали, что ваш муж тоже здесь находился? — спросила Лена.

— Да откуда? Я не знала, день или ночь на улице! Боже мой!

— Но вам ведь была выгодна смерть вашего мужа?

— Что? Да что же вы такое говорите?! Я думала, меня спасли, а меня, оказывается, еще и обвиняют в чем-то…

— Да, вы правильно думаете. Вам будет предъявлено обвинение в попытке убийства собственного мужа.

— Но как? Что вы говорите? Какая еще попытка?!

— При обыске вашей квартиры были найдены сушеные грибы. Мухоморы. Вы их, видимо, добавляли в еду вашему мужу. Травили его. Медленно, но точно убивали. Медицинский осмотр показал, что в организме вашего мужа найден яд этих грибов. А когда он находился в тюрьме, боли в желудке у него прекратились. Странно, почему вы не учли того, что в тюрьме его никто не будет кормить сушеными мухоморами? Зачем было давать показания против своего мужа? Но когда его выпустили, боли возобновились, и он оказался в больнице. Что вы можете сказать по этому поводу?

Соболева ошарашенно перевела взгляд с Бирюковой на Гордеева:

— Что я могу сказать?! Бред какой-то! Никого я не травила никакими мухоморами. Где бы я их нашла?!

— Ну, не так уж это, оказывается, и сложно.

— Но зачем?

— Это мы хотели бы ох вас узнать.

— Это бред! Я люблю своего мужа! Я ни за что не стала бы его травить мухоморами! Боже мой! Мухоморами? Как до такого додуматься-то можно! Вы, может быть, разберетесь с моим похищением и с похищением моего мужа? С этим домом? С его владельцем! Прежде чем предъявлять мне какие-то абсурдные обвинения…

— Значит, вы не признаете свою вину?

— Какая еще вина? Мне нечего признавать! Это абсурд!

— Ну, хорошо. Но, к сожалению, мы не можем вас сразу отпустить, до выяснения всех обстоятельств, — сказала Лена. — Вам придется проехать со мной в прокуратуру.

Лена с Гордеевым вышли на воздух. Уже практически совсем рассвело.

— Ты ей веришь? — поинтересовался Гордеев.

— Скорее да, чем нет, — ответила Лена. — Уж слишком много несовпадений в ее действиях получается. А вообще-то темная история. Надо во всем тщательно разбираться.

— Да. Это точно. Ладно, поеду я к Соболеву в больницу. Может, он сможет как-нибудь прояснить сложившуюся ситуацию.

— Давай, езжай. А мы с ней в прокуратуру.

— Ладно, — Гордеев хотел было уже сесть в машину, но Лена его окрикнула:

— Юр, я хотела тебе спасибо сказать.

— За что? — не понял Гордеев.

— Ты меня прикрыл собой, когда выстрел раздался. Для меня еще никто такого не делал.

— А… Перестань. Это рефлекторно как-то вышло, загородить более слабого, дорогого тебе человека.

Он подошел и нежно поцеловал Лену.

— Спасибо тебе, — сказала она. — Ты не представляешь, как мне не хватало в последнее время верного друга.

— Ничего, — он легонько приподнял ей подбородок. — Увидимся!

Врачи в больнице сказали Гордееву, что состояние Соболева крайне тяжелое.

— Без медикаментов, без какой бы то ни было медицинской помощи! Я, честно говоря, даже не знаю… — сокрушенно говорил врач.

— То есть вы не знаете, выкарабкается ли он? Он что, может умереть?

— Может. Мы приложим все усилия, чтобы его спасти. Но, понимаете, отравление очень тяжелое, а режим лечения был нарушен…

— Скажите, а мне можно его повидать? — спросил Гордеев.

— В другой раз я бы вам не разрешил, но пациент сам вас требует.