Вячеслав Барковский - Выродок (Время Нергала)

«…Преступная клика наших правителей пытается запугать нас террором! Хорошо продуманным, дьявольски-изуверским террором! Преступники в костюмах, сшитых в кремлевских мастерских, нанимают маньяков и садистов, выпущенных из тюрем и психиатрических больниц, и направляют их больную, искалеченную дьяволом фантазию на зверские убийства представителей армии и флота — на убийства наших защитников.

Вам нужны факты, господа Хасбулатовы, Руцкие, Ельцины и прочая? Вот вам факты! Они вопиют к небу. Но, увы, небо глухо. Зато мы молчать не можем!

3 сентября сего года в Москве, в Столешниковом переулке был убит майор Т. (Интересующимся и возмущенным читателям редакция может предоставить и фамилии жертв.) Убийца, а может быть, и убийцы, отрезали у жертвы все пальцы на руках и ногах, воткнули пальцы рук в уши и ноздри жертвы, а пальцы ног запихали в рот. Мы просим прощения у наших читателей за столь отвратительные подробности, но без них не обойтись нам, обвинителям временщиков! Кто знает, возможно, пальцы отрезали у живого человека. С них станется!

На следующий день в Питере, а вернее в Ленинграде, святом для нас городе, были убиты сразу двое: подполковник С. и майор В. У этих несчастных были пробиты черепа, и вытряхнуты (!), буквально вытряхнуты мозги, а в отверстия вложены их же половые органы!»

«…Наши правоохранительные органы по-прежнему безмолвствуют. Между тем в городе орудует банда, беззастенчиво попирающая закон и нормы морали. Грабежи и убийства следуют одно за другим. Жители боятся выйти на улицу даже днем, не говоря уж о темноте!

Три дня тому назад наша газета сообщала о зверском убийстве машиниста электровоза городского депо.

И вот вчера новое чудовищное злодейство! Убит Николай Ляпин военнослужащий, приехавший в отпуск, к родителям. У него преступники по локоть отрезали руки, отрубили ноги и искололи тело ножом. Сорок шесть колотых глубоких ран обнаружено на теле!..»

— Пятая палата, кто лекарства не принимал? Сейчас всем яйца оторву! А ну быстрее, быстрее! Тимофеев, ты слышал, что заведующая сказала? Не примешь сегодня тетурам, завтра получишь серу. Для первого раза в правую ягодицу, будешь дальше отказываться, сделаем в четыре точки!

— Зачем мне тетурам? Я не алкоголик, я профессионал самоубийца.

— Меня это не касается. Будь ты хоть хрен моржовый, назначил врач — будешь принимать! Ясно? Некогда мне с каждым придурком языком чесать. За мной!

Любомудров, стоя у окна (днем на койку садиться, а тем более ложиться строго запрещалось), привычно с усмешкой прислушивался к перебранке новенького, поступившего в больницу три дня тому назад алкаша, с сестрой, почему-то получившей среди больных кличку Муму. «А, кстати, почему Муму? — мельком подумалось. Нужно расспросить мужиков». Но для начала надо было вразумить новичка, явно впервые оказавшегося в психушке.

— Слышь, Алексей, — подошел он к новенькому. — Ты с ней не спорь. Не стоит. Здесь вообще не спорят с начальством. А Муму для нас бо-о-льшой начальник!

— Да не буду я тетурам принимать! Во-первых, печень разрушает, во-вторых, я не собираюсь пить бросать. Отлежусь, выйду и по новой…

— Твое дело. Только отсюда еще здоровым выйти надо! А здоровье твое под большим сомнением будет, если станешь спорить. Ты о сере слышал?

— Ну дрянь какая-то. Вроде после укола температура повышается. Любомудров усмехнулся.

— Температура — сорок с хвостиком. Только это цветочки! Как засадят в жопу и под обе лопатки — три дня будешь в лежку лежать и корчиться… Никогда не думал, что пойму, какая боль, когда на дыбе суставы выворачивают. После серы понял! Прочувствовал! После этого мне лично спорить в здешних местах расхотелось! «Карательная терапия» называется! Ты первые два раза честно проглоти, от двух таблеток ничего с тобой не будет! А потом я тебе покажу, как эту дрянь во рту прятать. — И, обращаясь ко всей палате, Любомудров крикнул: Коммунисты, вперед! Давай, мужики, кто еще не травился, пошли. Не дай Бог, Муму снова явится!

Несколько человек из палаты потянулись к процедурной.

Рядом с туалетом, одновременно служившим курилкой, томились мужики. Открывался он только после того, как все больные примут лекарства.

— Слышь, Валентина, открывай, моча по кишкам вверх пошла! Как до головы дойдет, так приду тебя е…!

— До головы дойдет — глазами поссышь, — тут же отреагировала Муму. — Бугор, держи ключ!

Бугор, он же Михаил Потехин, выбравший на суде принудительное лечение от алкоголизма вместо зоны, был на отделении бригадиром. Руководил он склеиванием коробочек для духов. От него зависело, запишет он работничку норму или нет. Запишет, больной получит полную дневную порцию сигарет — целых десять штук. А на нет и суда нет!

Бугор открыл туалет, но пока он не вернул ключ Муму, никто не двинулся с места. Первым в курилку вошел Бугор, все остальные за ним. Быстренько заняли места получше, что значило сантиметров на тридцать подальше от унитазов. Питание здесь было соответствующим, поэтому курить сразу после обеда рядом с толчком, который спешил занять очередной дурик, обожравшийся полугнилой картошкой, перемешанной с разваренными костями ставриды, по тем временам самой дешевой и презираемой на воле рыбы, было большим испытанием.

Место Бугра никто занять не посмел. Оно было у батареи в дальнем углу.

— Ты давно здесь? — спросил Алексей у Любомудрова. — Тебя как звать, кстати?

— Зовут меня Игорь. А сижу тут восьмой месяц с небольшим перерывом.

— Восьмой! Ну ни хрена себе! А чего так? С чем тебя упрятали?

— Диагноз хороший. На всю жизнь! Параноидальная шизофрения…

В дверь туалета сунулась нянечка, крикнула:

— Любомудров, к врачу!

Журналист выругался: «Покурить не дадут, сволочи!» — отдал недокуренную сигарету дурику, который давно уже стоял в ожидании охнарика, и пошел в кабинет.

Вызывал его не лечащий врач, а психолог. Любомудров подозревал, что Валерий Михайлович Чернышев пишет диссертацию, поэтому и поступил работать в психбольницу.

Чернышев встретил его с показным радушием, усадил в кресло, хотя врачи, как правило, не позволяли больным сидеть в кресле. Это была привилегия самих врачей и гостей отделения.

— Как себя чувствуете? — спросил психолог. — Может, есть какие-нибудь жалобы?

— Абсолютно никаких, — ответил журналист.

— Не очень скучаете? Я имею в виду есть среди больных кто-нибудь, с кем вы общаетесь?

— В основном с алкоголиками и наркоманами.

— Среди них есть достойные люди?

— Есть очень интересные.

— Как вы себя чувствуете в общении? Свободно? Скованно?