Вячеслав Барковский - Выродок (Время Нергала)

Любая смерть — это в определенном смысле деловая операция.

В воскресенье состоялись два митинга. Один — на Дворцовой площади, где собрались жители, протестующие против бандитского беспредела, против бессилия и коррумпированности властей, против опасности распространения «бациллы жестокости и насилия». На этот митинг пришел и Любомудров.

На другом сборище, у Казанского собора митинговали анархисты и истеричные поклонники «силы и могущества Нергала».

На обоих митингах пылких речей было много. Особенно усердствовали «нергаписты».

— Только сила, только безоглядная жестокая, всеподавляющая рука может вывести общество из хаоса. Мы не хотим и не будем подражать Нергалу, но разве не может вы звать восхищение решительность и сила, с которыми ОН действует. Разве не вызывает в нашей душе радость и восторг, то что ОН плюет на немощные, хилые попытки органов остановить ЕГО мощный порыв установить порядок, убрать из наших рядов гниль, очистить человечество, пусть даже ценой жестокости! Мы всегда будем душой с ТОБОЙ, Нергал!

На ступеньки поднялся худосочный парнишка в очках.

— Мы не верим лживой пропаганде, которую распространяют наши газеты и милиция. Мы бы хотели, чтобы сам Нергал рассказал нам о том, что и зачем ОН делает. Мы верим, что цель ЕГО, используя природную силу и ум, очистить нас всех, показать, как надо действовать! Никто из нас никогда не станет издеваться над людьми, но мы верим, что насилие — инструмент установления истинного порядка.

Наконец откуда-то выскочил здоровенный взлохмаченный парень и закричал:

— Здесь, на площади, рядом с нами пускают сопли хлюпики, призывающие нас собирать лютики, цветочки, пока они паразитируют на нашей крови. Мы заставим их нюхать цветочки на их собственных могилах. Давайте пойдем туда и докажем этим дебилам, кто мы есть!

Толпа (всего митингующих было человек триста) с ревом, криками «убей его!», улюлюканьем ринулись на Дворцовую.

Патрули ОМОНа, не ожидавшие такого яростного напора, несмотря на пущенные в ход дубинки и выстрелы в воздух, были смяты.

Через десять минут на Дворцовой началась свалка.

Тщетно омоновцы пытались разогнать дерущихся. Они вытаскивали из толпы отчаянно отбивавшихся парней и мужчин, волокли их к машинам, старательно работали дубинками, но драка не прекращалась. Наконец бойцы получили приказ применить слезоточивый газ. Это еще больше усилило панику. Люди стали топтать друг друга, кричали, стонали, истекали кровью.

Вдруг в толпу врезался человек с огромной львиной гривой, который в мгновение ока расшвырял людей, попавшихся ему на пути. Он добрался до человека, который, зажав нос платком, отчаянно призывал всех разбегаться, не сбиваться в кучу. Нергал (а это был ОН) схватил человека в охапку и, так же ожесточенно орудуя ногами и одной рукой, вырвался из толпы.

Уже на Адмиралтейском бульваре, поставив человека на ноги, ОН сказал почти весело:

— Что это вы, Игорь Дмитриевич, вздумали в уличных беспорядках участвовать? Нехорошо! Солидный человек! Пошли-ка! — И Нергал, так же бесцеремонно схватив Любомудрова за руку, потащил его прочь от Дворцовой.

Оказавшись в своей небольшой квартирке, которую Нергал снимал у хозяев, уехавших надолго за границу, ОН усадил журналиста в кресло, предложил отдышаться, попить водички.

Любомудров молчал, ждал продолжения. Не зря же Нергал выдернул его из свалки, может быть, даже спас. Там могли и затоптать.

И продолжение последовало.

— Буду с вами совершенно откровенен, Игорь Дмитриевич. Передо мной стоят сразу три проблемы. Первая: приближается очередной день Жертвоприношения. Я чувствую его приближение, это волнует меня и вынуждает задуматься о жертве.

— Но…

— Не перебивайте меня! Вторая проблема — генерал Успенский. Мне так и не удалось пока отомстить ему за все неприятности, которые он мне доставил.

— Оставьте в покое генерала. Он серьезно болен и никаких неприятностей доставить вам не может.

— Я просил вас не перебивать меня. Успенский должен умереть. Это решение того, кто живет во мне. — Нергал вдруг начал нервничать, заходил по комнате, и Любомудров испугался. Мало ли что в такие минуты может прийти ЕМУ в голову? А Нергал продолжал: — Мало того, что генерал оскорбил меня, присвоив кличку «Выродок», он повинен в самом страшном: в разгроме и осквернении моего святилища. — Нергал все больше возбуждался. — Разве вы можете понять, как мне дорог был этот подвал, который в прессе часто называли «логовом». Впрочем, ничего дурного я в этом определении не вижу, потому что это действительно было ЛОГОВО неведомого вам Бога, который ныне слился со мной. — ОН помолчал и закончил: — Я СТАЛ ИМ, НЕРГАЛОМ. Я мыслю, как ОН, я действую, как ОН, хотя временами все еще ОН и подсказывает мне, как поступить в некоторых решающих вопросах. Так вот, никогда в жизни у меня не было своего угла, где я мог хранить свои святыни. Даже у малого ребенка есть обычно тайничок, куда он прячет свои самые дорогие сердцу вещи. У меня даже в детстве не было и не могло быть тайников, не говоря уж о СВЯТИЛИЩЕ. Такое святилище, или логово по-вашему, у меня появилось здесь. Сколько любви и трепета я внес в его устройство. Там, в этом подвале, я обретал покой, набирался сил, общался без препятствий и посредников со своим Богом. Там было собрано все, что давало мне надежду на счастье в высшем смысле этого слова: надежду на благоволение Бога. Моего Бога. Когда у вас, у маленьких, несчастных, забитых ничтожными заботами людей, разрушают ваши святыни, разве вы не готовы идти на смерть, чтобы защитить их? А если их все-таки разрушают, вы мстите обидчикам! — Нергал пришел в страшное возбуждение.

Любомудрову стало казаться, что ОН вот-вот полностью перестанет управлять собой.

— Вот поэтому я должен отомстить. Моя святыня разрушена, мой мир, который я создавал столько лет, рухнул. И если бы не поддержка, мощная духовная поддержка Неведомого, возможно, рухнул бы и мой внутренний мир. Но Я устоял и снова стал таким же могущественным, как прежде. Почти всем моим врагам я отомстил («Остался только я», — подумал журналист]. Успенский пока ускользал от меня… — Нергал постепенно стал успокаиваться. — Но я еще не сказал о третьей проблеме. Это, Игорь Дмитриевич, — вы!

— Ну вот и до меня добрались наконец-то! — сказал довольно спокойно, к собственному удивлению, журналист.

— Вы моя проблема не в том смысле, что должны стать очередной жертвой. Нет. Просто с вашей помощью я буду решать первые две проблемы. Вы доставите мне будущую жертву, вы станете свидетелем не только Жертвоприношения, но и очевидцем Перевоплощения. Вы напишете после всего этого правдивую статью обо мне истинном, чтобы пресечь наконец досужие вымыслы журналистов и прекратить идиотскую истерику юнцов, заявляющих о своей близости ко мне. Эта истерика мне, поверьте, отнюдь не льстит. Я могу, конечно, использовать их в своих целях, но, как у вас говорят, «по большому счету» они мне не нужны. Пусть себе резвятся и убивают кого хотят и как хотят. Возможно, со временем и они поймут истинный сокровенный смысл великого слова «СМЕРТЬ». Итак, закончим о вас. Вы, Игорь Дмитриевич, отныне мой заложник! И перестанете таковым быть, только когда, сделав все, что я перечислил, приведете ко мне генерала Успенского!