Анатолий Степанов - В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего года

Выкатились пассажиры, пошла малость отдохнуть кондукторша. Выйдя из кабины с путевкой в руке, Шульгин увидел в салоне Казаряна.

― Что вы тут делаете, гражданин? А ну выходите! ― потребовал Шульгин.

― Мне с тобой, Арнольд, поговорить надо, ― тихо сказал Казарян.

Не отвечая, Шульгин исчез в кабине и вышел из нее уже не с путевкой, а с монтировкой в руках.

― Мотай отсюда, паскуда! Быстро, быстро! ― приказал он Казаряну.

― Ты меня, Нолик, видимо, спутал с кем-то, ― не вставая с сиденья, лениво протянул Казарян. ― Ты присаживайся, присаживайся. Сейчас мы с этим недоразумением разберемся.

И извлек из кармана красную книжечку. С монтировкой в руках Шульгин подошел поближе, разглядел знак конторы на корочках и опустился на сиденье через проход от Казаряна. Спросил устало:

― Что надо?

― В связи с твоими телодвижениями порядок вопросов несколько изменится. Сразу же, по горячему ― кто к тебе приходил в последнее время и почему ты этого гостя столь невзлюбил, что посланца его готов по куполу монтировкой огреть?

― Приходили тут.

― Значит, не один, а несколько. Твои меховые собратья, естественно?

― Они.

― Так кто же?

― Куркуль и этот пацан с ним, Стручок, что ли.

― Что хотел от тебя Куркуль?

― Хотел, чтоб я у них баранку покрутил.

― Откуда у них машина?

― Я тоже спросил. Сказал, что не моя забота.

― Когда они приходили?

― Позавчера. Сюда же.

― А когда ты должен был баранку крутить?

Шульгин, вспомнив, улыбнулся и ответил:

― Не успел он сказать. Я им тоже монтировку показал.

― Гражданский твой гнев, Арнольд, я одобряю. Но Куркуль в ответ на угрозу, конечно, сказал тебе что-то?

― Сказал, что придут ко мне еще. Вот вы и пришли, а я вас встретил.

Казарян красной книжечкой, которую забыл положить в карман, почесал перебитый свой нос, ― думал. Потом поразмышлял вслух:

― Многое, многое сходится... И время, и фигуранты... Вот что, Арнольд, я спешу очень, а мне с тобой еще о многом поговорить надо. Завтра ко мне в МУР можешь заглянуть?

― Могу. Я через день работаю.

― Тогда завтра к десяти. Пропуск тебе будет заказан. ― Казарян пожал руку Шульгину и как ошпаренный бросился вон.

В таком деле и своих кровных на такси не жалко.

Через пятнадцать минут он был на Пресне и звонил в дверь квартиры Иванюков.

― Кто там? ― басом спросил через дверь Геннадий.

― Я, Геночка. Казарян из МУРа. Открывай!

― Не могу, ― мрачно ответствовал Геннадий. ― Меня отец снаружи закрыл, а ключи с собой забрал.

― Тебя ― на замок?! ― изумился Казарян. ― Ты же уркаган, Гена, для тебя любой замок ― тьфу!

― Вот и любой. Сижу здесь, кукую.

Не положено, конечно, но отмычка у Казаряна была. Он извлек ее из кармана и осмотрел запоры. Два английских и один русско-советский простой, под длинный ключ с бородкой. Английские изнутри без ключа открываются. Следовательно, загвоздка ― в русско-советском.

― Ах, Гена, Гена! А еще воровать хочешь! ― посочувствовал заключенному Казарян. Затем он осторожно вставил отмычку в замочную скважину. Ласково и вкрадчиво повращал ее туда-сюда. Есть, соединилось. Щелкнуло раз, щелкнуло два, и ― вуаля! ― Здравствуй, Бим!

― Здравствуй, Бом! ― уныло ответил начитанный Геннадий Иванюк. Казарян вошел в переднюю и поправил Гену:

― Здравствуйте, Бом. Со старшими надо на "вы".

― Тогда не получается как положено.

― А у тебя вообще ни хрена не получается, Гена. За что тебя под арест? ― Казарян, не спросясь, отправился в столовую, сел на зачехленный стул. ― Не стесняйся, мы люди свои.

Геннадий не садился, стоя в дверях, обмозговывал, что говорить, а что утаивать. И сказал:

― Отец застукал, когда мы с Виталькой разговаривали.

― Уже интересно, ― констатировал Роман. ― Виталька, насколько я понимаю, ― это Стручок. Да ты садись, садись, Гена. Когда состоялось это злосчастное для тебя свидание?

Гена сел, как в гостях, на краешек стула. И ответил:

― Позавчера утром. Я думал, отец еще спит, и к Витальке на улицу вышел. А отец из окна увидел.

― Зачем приходил к тебе Стручок?

― Не знаю.

― Как это не знаешь? Раз приходил, значит, что-нибудь ему нужно было.

― Да ничего ему не было нужно. Просто так приходил.

― А что говорил?

― Говорил, что худо ему, что податься некуда. Что в переплет попал ни туда и ни сюда. Завидовал, что я в стороне. ― Упреждая казаряновский вопрос, Геннадий добавил: ― Имен никаких не называл. Я спрашивал, а он только рукой махал. Жалко его.

― Ты к нему хорошо относишься, Гена?

Совсем не боялся сейчас Казаряна Иванюк-младший. И не скрывал от него ничего:

― Он мой друг, Роман Суренович. Лучший друг. И человек он очень хороший. Простой, добрый, последнее готов для других отдать.

― Слушай меня внимательно, Гена. Если он придет к тебе еще раз, уговори его прийти к нам. Что угодно сделай, но уговори. Не нам, милиции, ― ему поможешь. В смертельную заваруху он влез. Он друг тебе, так спасай друга!

― Я постараюсь, Роман Суренович, я постараюсь. Если придет ― конечно.

Роман поднялся, хлопнул Геннадия по плечу. Встал и тот.

― Тебя опять закрыть на замок?

― Закройте, если можете. А то отец узнает, что вы были, еще больше шуму поднимет.

― Ну, пошли.

В дверях, перед тем, как они должны были закрыться, Геннадий сказал:

― Я так понял, Роман Суренович, что он по Рижской линии, за городом кого-то ищет. Сказал, что сильно железнодорожной милиции глаза намозолил, боится теперь с Рижского вокзала ездить. Это вам пригодится?

― Пригодится. Спасибо, Гена, ― поблагодарил Казарян, закрыл дверь и запер ее на замок.

Навестил Васина, благо это по пути. Но Васина дома не оказалось, а жена его Нина с гордостью сказала, что муж ее уже работает и ни с какой шпаной не общается. Закончив с ней беседу, Казарян заторопился: наступала вторая половина дня.

У Смирнова ― сбор всех частей. Неизвестно как, но расселись в его кабинете. Казарян, Ларионов, Андрей Дмитриевич, Лидия Сергеевна, трое молодых оперативников, Семеныч без Верного. Смирнов оглядел народ и решил начать с Семеныча:

― Что-нибудь дополнительно нашел, Семеныч?

Семеныч встал как положено, откашлялся, прикрываясь ладошкой, доложил:

― С пяти тридцати, как до конца рассвело, мы с Верным обследовали все закоулки фундамента и вокруг него. Нами были обнаружены две пули, которые не были замечены оперативными работниками. Пули я передал в НТО.

― Молодец, ― похвалил Смирнов. ― Останешься послушать или к себе пойдешь?

― К Верному пойду, кормить его пора, ― сказал нелюбопытный Семеныч. Он свое главное дело сделал: умыл оперативников и отстоял честь собаки.

― Тогда иди, ― разрешил Смирнов. Семеныч быстренько исчез. ― Теперь Андрей Дмитриевич.