Семён Данилюк - Обитель милосердия [сборник]

От красивых этих мыслей Игорю Владимировичу сделалось уютно. Домашние склоки, собственные неурядицы отдалились, и он принялся мечтать, как входит в ресторан ЦДЛ, никому ещё не известный, не состоявшийся. Играет музыка. И вдруг всех присутствующих откуда-то сверху будто током пронзило: «Снимите шляпы, рядом с вами гений!» И зал замирает завороженно. А красавица фигуристка, отмечающая победу на последней Олимпиаде, поднимается и под завистливыми взглядами приглашает его на белый танец. И они вальсируют, вальсируют. Раз-два-три. Раз-два-три.

— Раз-два-три, — Игорь Владимирович сделал круг.

В дверь протиснулась голова матери. Игорь Владимирович замер, отчего-то притворился, будто занимается гимнастикой, прервался, поняв, что выглядит глупо, и с такой злостью глянул на беспардонную мать, что та поспешно отскочила.

— Я тебя уж два раза к телефону звала! — донесся из коридора обиженный ее голос. — Дружки названивают.

Игорь Владимирович хотел убрать тетрадь, но вспомнил, что так и не достал ее. Приятели приглашали разгуляться пивком. Накануне изрядно перебрали в кафе.

«Ну и черт с ним, — решил Игорь Владимирович. — Все равно не пишется».

— Я прогуляться, — бросил он.

Мать пожала плечами.

Компания уже понуро сидела в полупустом ресторане вокруг покрытого неопрятной скатертью стола, в ожидании похмелья перебрасываясь квёлыми, через силу фразами. Игорь Владимирович оглядел пообтершихся, начавших лысеть друзей, увязших в семьях, заботах, карьерах, и вспомнил, какими они были всего восемь лет до того. Молоденькие, звонкие, один другого краше, будто их таких специально подбирали.

— «Золотые» мальчишки пришли, — радовались официантки, когда шумно и нахально вваливались они без очереди в рестораны. Те официантки, их подружки, давно замужем; кто остался, поднялись до метрдотелей, а новенькие не больно-то обращают на них внимание. Вот и теперь изнемогающий с перепоя Мишка изо всех сил гипнотизирует смазливую официанточку своей безотказной прежде улыбкой, но та что-то не больно реагирует.

С подошедшим Игорем Владимировичем поздоровались скупыми кивками. Плохо скрывая, что, в сущности, им нет до него никакого дела.

А ведь еще недавно повсюду его «подавали»: «Наш писатель». Хотя никаким писателем он, конечно, не был. А был лишь автором небольшого рассказа, который Марк приметил и опубликовал в своей газете.

«Недурной, кстати, получился рассказик», — потеплело внутри у Игоря Владимировича. После, набравшись смелости, он переправил его в «Юность». И хоть не напечатали, но отзыв прислали очень доброжелательный. С предложением присылать ещё. Как же коротка дистанция от преклонения до разочарования!

«И зачем мне всегда твердили, что я талантлив? — с обидой подумал он. — В школе, в институте. А уж дома-то! «Ты же можешь!»; «Ах, вы могли бы!»; «Несомненно, вы могли!» — со злой иронией передразнил он восхвалителей и осекся, поняв, что в трех этих фразах невольно воспроизвел свою нынешнюю судьбу.

Мог! Только всё ждал чего-то. Будто само придумается, само напишется. Не придумалось и не написалось. Как смешон ему ныне тот самоуверенный мальчишка, что с калькулятором прикидывал возраст, к которому станет Нобелевским лауреатом. Его давно нет. Ничего не случилось. Просто шарик крутнулся десяток раз вокруг солнца, и мальчишка, «золотой» юнец, всеобщий баловень, исчез. Никто и не заметил пропажи. Все думают, что тот мальчишка — он. Наивные!

Игорь Владимирович зло хмыкнул. На него удивленно скосились.

— Джентльмены, покидаю вас, — он поднялся. — Потешный час закончился. И снова — делу время. Деньги будут, высылайте. — Пожал вялые ладони. Никто не остановил его.

В скверике возле троллейбусной остановки, на витой скамейке, сидела пожилая женщина с книгой, а в траве, рядом с ней, копошился мальчуган в панамке.

Игорь Владимирович застыл. За восемь лет, что не видел он свою классную руководительницу, она ощутимо сдала. Мешки под глазами, и прежде заметные, набухли и потемнели, лицо покрылось пигментными пятнышками.

— Здравствуйте, Вероника Капитоновна, — бодро и одновременно чуть томно поздоровался Игорь Владимирович.

— Здравствуйте, — Вероника Капитоновна подняла голову, прищурилась.

Игорь Владимирович выдержал кокетливую паузу. Вероника Капитоновна продолжала всматриваться. Потом глаза её как-то потускнели. Она, похоже, смирилась, что не сможет припомнить этого молодого человека. Однако, боясь обидеть, напряженно ждала.

— А вы, должно быть, всё так же верны шестой школе? — намекнул Игорь Владимирович.

— Была, была верна, — учительница поправила воротничок на подбежавшем малыше. — Теперь уж три года на пенсии… А как вы? — она сбилась смущенно.

«Неужели и впрямь так изменился?» — Игорем Владимировичем овладела досада. Захотелось даже уйти не узнанным, но теперь это было неудобно.

— Ай-я-яй, Вероника Капитоновна! Ученика признавать не хотите. А говорили, будто я у вас из любимчиков.

Смущенная учительница грустно улыбнулась.

— А такого Маргелова помните? — не выдержал Игорь Владимирович. Он улыбнулся широко, готовый принять восторженные извинения. И — посерел: старушка смотрела всё так же старательно и напряженно.

— Да я ж учился у вас! — принялся уговаривать её Игорь Владимирович. — Во всех школьных спектаклях играл. Даже сценарий для выпускного написал. Вы мне, когда аттестат вручали, ещё сказали: «С нетерпением жду твоей первой книги»… Ну, Маргелов же я! — он окончательно сбился. — С Бурханчиком за одной партой сидели!

— Бурханчик! — обрадовалась Вероника Капитоновна. — Да, да, помню! Заходил два года назад. Знаю, что успел защитить диссертацию. Уже завлаб. Очень оказался способный мальчик.

— Вот-вот. А я Маргелов. За партой вместе…

Глаза Вероники Капитоновны наполнились слезами.

— Не помню. С памятью у меня неладно, — она прижала морщинистые руки к вискам и повторила мучительно. — Не помню! Не помню!

— Бабушка! — Малыш, настороженно смотревший на обоих, потеребил ее за рукав. — Тебе же нельзя волноваться! — Насупившись, посмотрел на незнакомца:

— Ей нельзя волноваться!

— Простите, — пробормотал Игорь Владимирович и побрел прочь.

Встреча с учительницей потрясла его. Десятки раз в своих фантазиях он встречался с ней, и всякий раз она шумно, во всеуслышание восхищалась своим неуживчивым, но незаурядным учеником. Она должна была восхищаться им, как прежде. Не могла не восхищаться. И вдруг обнаружилось, что он вовсе вычеркнут из её памяти. Будто и не было.

Всякий раз, мечтая об успехе, о грядущей славе, он представлял своих одноклассников и однокурсников, девочек, на которых когда-то заглядывался безответно. И все они представлялись растерянными, ошеломленными его успехом, сокрушенные оттого, что не оценили прежде. А оказывается, для любого из них есть вещи в тысячу раз более важные, чем Игорек Маргелов. И даже стань он и впрямь знаменитостью, поудивляются в меру и снова погрузятся в дела и заботы. И никто из прежних подруг не бросит ради него мужей, детей, дом и не помчится со слезами раскаяния в гениальные объятия. «Да и не к кому бежать-то. Кончился гений, не начавшись», — горько припомнил он.