Лили Райт - Танцуя с тигром

Где же носило Педро с этой pinche маской?

Хьюго подполз к кровати, обнял холодной рукой Соледад за талию. Ему жутко хотелось исповедаться, но список грехов стал слишком громоздким. Я зарабатываю деньги нехорошим способом, я не должен так делать. Я люблю молодую девушку в желтом платье. Я должен убить своего друга детства. Я не понимаю, уходить ли мне от тебя. Насколько же легче было наблюдать, как поднимается и опускается грудь жены в такт ее дыханию, прикасаться к ее ночной рубашке, мягкой, как летний ветерок, вдыхать лавандовый аромат ее кожи. Насколько же проще было сажать в почву луковицы и ждать, когда раскроются желтые бутоны.

В сером утреннем тумане он разглядел силуэт соседского осла, неподвижно стоявшего на привязи. Свобода здесь означает лишь конец веревки.

Черный археолог сидел на детской площадке в парке Чапультепек и наблюдал, как малыши, резвясь, играли в лучах солнечного света. Он нашел себе скамейку под тенистым деревом, похожим на Бенито Хуареса [155], или Панчо Вилью [156], или Оскара Рейеса Каррильо. Сложно было сказать, на кого именно. Вот уже несколько дней он беспробудно пьянствовал. Последний бросок перед возвращением в Колорадо. Его сердце трепетало, вырываясь из груди, но разум был холоден и чист. Он разобрался, как устроена конструкция для лазания, на которой играли дети, запечатлел схему в своей памяти. По возвращении в Дивайд он построит точно такую же для своего племянника. Малыша звали Скотти. Или Люк.

Только посмертная маска не отпускала его обратно. Монтесума? Господи Иисусе. Он не обо всем подумал. Это была его давняя проблема – забыть о том, как обстоят дела. Он потерял маску. Чертова вещица была не в меру болтлива, но они славно поладили. Неодушевленные предметы могут составить приятную компанию, если ты позволишь им подобраться к тебе ближе.

Он проглотил последнюю горсть таблеток.

Однажды он видел фильм про Монтесуму, после чего на скорую руку сварганил о нем отчет для колледжа. Тогда он решил, что если реинкарнация существует, то в следующей жизни он вернется королем ацтеков. У парня был собственный зверинец. Тигры, львы, певчие птицы, попугаи, змеи, извивавшиеся в просторных клетках. Его повара готовили три сотни блюд к каждому приему пищи – лягушек в соусе пимьенто, устриц и летучих муравьев, политых горячим шоколадом и подававшихся в золотых чашечках. И трубка. Всегда гребаная трубка.

Черный археолог отер лицо полой рубашки. Солнце палило беспощадно. Солнце – хулиган с одной порядочной идеей. Мимо сновали бизнесмены, пялясь в экраны мобильных. Фейсбук. Электронная почта. Доброй ночи, твиттер. Он озирался по сторонам в поисках Рейеса. Глядел в оба. Ублюдок мог скрываться где угодно. Деревья что-то говорили, но черный археолог не обращал внимания на их шелест, бормоча: «Я занят. Я мешаю карты».

Давным-давно отец научил его игре в рамми [157]. Арнольд Мэддокс, региональный менеджер компании «Пайкс Пик Сэйвингс энд Лоан», лишил его наследства, впрочем, у него и самого-то за душой не было ничего, кроме захудалого домика да пары болотных сапог. Арнольд оставил жену с детьми. Основал рок-группу под названием «The Wheelies» [158]. Люди создают вещи, а потом не любят то, что создали собственными руками. Ладно, к черту эти размышления. Ты был в ответе за все, что сотворил.

Деревья прошептали: «Он несчастный человек. А у тебя все в порядке. Ты – Монтесума, король ацтеков».

А может, он был просто королем Дивайда. Его родина. Центр известной Вселенной. Кто придумал эту фразу? Он покатился со смеху. К черту! Забудь о Дивайде. Новый Монтесума должен завести свой зверинец прямо здесь, в парке Чапультепек. Схватить того тигра, что прячется в кустах. Спроектировать сады. Купаться в фонтане. Где служанка, которая поможет ему сбросить царственные одежды? Попугаи подняли шум. Карлики подняли бунт. Кортес жаловался по поводу своего креста. Он хотел сделать его чуть выше.

«Забудь про Кортеса, – прошептали деревья. – Эта посмертная маска – твоя. Иди и забери ее. Она была сделана для твоего лица».

На соседней скамейке сидела полная женщина в футболке с котенком. Темнокожая. Рядом играл ребенок, более светлый, чем она. Няня, без сомнения. Бюстгальтер врезался ей в кожу, деля жир на два горба. Пластиковые часы по цвету подходили ленте для волос. Женщины, у которых мало денег, стараются, чтобы аксессуары обязательно были одного цвета. Мальчик бросал песок, и она предостерегающе крикнула ему:

– No, no, Manito! [159]

Черный археолог встал, пересел на скамейку рядом с нянькой. Та отодвинулась, поднялась со скамьи и схватила свой телефон, как будто это была батарейка для мозга. Она постучала по часам:

– Ya es la hora [160].

Нянька сунула в рот жевательную резинку. Воздух заполнил искусственный аромат арбуза. Ее сиськи колыхались, как волны. Его член встал, и эрекция была огромной, как сам Мехико. Он хотел, чтобы она взяла его в свой арбузный рот. Люди несли Монтесуме дары. Шоколад. Ящериц на удачу.

Его рука потянулась, чтобы погладить ее по бедру. Тень достигла цели быстрее.

Внезапно внимание черного археолога привлекло что-то темное: трое мужчин, три плохих парня из дешевого би-муви в кожаных куртках, бежали в его сторону. Фео, Альфонсо и еще один головорез. Черный археолог бросился наутек, оттолкнув ребенка так, что тот упал в песок. Чем быстрее он бежал, тем дальше углублялся в неизвестность. Мерзавцы. Он потерял в весе так, что с него падали брюки. Он потерял в весе так, что вот-вот мог взлететь. Он часто летал во сне, парил над деревнями и колокольнями церквей, заглядывал за занавески окон, в дома, где спали дети, черные, как угольки. Он хранил в себе эту магию. Похороненную. Застывшую в ожидании.

Он широко развел руки в стороны. Кеды поднялись в воздух. Он взлетал, поднимался вверх, в дымку, пока не опустил глаза и не увидел внизу пробки у Reforma, снующие, как пчелы около улья, автобусы, кружащиеся glorietas [161], светофоры, висящие, как свисток на шее тренера. Мальчик из Колорадо летел высоко, две мили, три мили, триллион, несметное число миль над землей – в стратосферу, в космос, где не было необходимости дышать. Потом, когда свет от самой дальней звезды в космосе погас, вокруг воцарилась полная темнота.

Обман требовал большей концентрации на деталях, чем Анна думала раньше. И большего количества текилы. Как и весь испанский, ложь легче соскальзывала с хорошо увлажненного языка. К счастью, в поместье Мэлоунов никогда не было проблем с выпивкой. В первый же день ее работы Томас смешал Анне ледяной коктейль, за ним другой, и она покинула дом номер четырнадцать на улице Амаполас порядком навеселе. Томас обладал хорошим чувством юмора. Ему нравилось надевать маски и имитировать животных и людей. Когда к ним присоединилась Констанс, он повторил все имперсонации и для нее, чтобы разрядить обстановку и не допустить супружеской ревности, которая снова могла взорваться при виде того, как он окружает молодую гостью своими чарами. Для безработного Томас был крайне, возмутительно занятым человеком. Принтер был чуть ли не красным от бесконечно распечатываемых заказов, а телефон не смолкал, пока он согласовывал условия доставок DHL. В промежутках между редакторской работой, легким рабочим флиртом, тщательно продуманными шарадами Анна не упускала из виду молельню, которая оставалась запертой.