Лили Райт - Танцуя с тигром

– Мы не хотим, чтобы ты убежал от нас.

Альфонсо вставил сигарету в рот черному археологу. Первый же затяг принес невиданное блаженство. Часом спустя они приехали в Оахаку. Кроссовер припарковался в приличном районе: это был хороший знак. Альфонсо вытолкнул черного археолога из машины. Четверо мужчин протопали к входной двери, пиная ногами мусор, валявшийся на асфальте.

Альфонсо позвонил в дверь. Фео выглядел, как и всегда, – мышцы были так накачаны, что он не мог прижать руки к телу. На футболке сверкала надпись hecho en Мéxico [183]. Дверь открыла домработница, которая забеспокоилась при виде наручников. Это была полная женщина. Вся ее ушная раковина была усеяна сережками, словно кто-то обезумел с пистолетом для прокола ушей в руках.

– Сеньора Гонсалеса нет, – сказала она, закрывая дверь. – Он уехал в Куэрнаваку.

Фео достал пистолет и оттолкнул женщину.

– Где ванная? Главная ванная?

Домработница указала на лестницу, ведущую на второй этаж. Фео взял ее за подбородок, чтобы убедиться, что она слушает его:

– Мы голодны. Приготовь-ка нам что-нибудь подкрепиться.

Черный археолог попытался привлечь внимание домработницы, дать ей понять, что нужно срочно вызвать полицию, но ее глаза были в сотне миль от него. Ее широкие штаны развевались, пока она бежала в кухню. С хлопком включилась газовая горелка.

Ванная комната была отделана мрамором, огромная ванна, белая плитка. Фео толкнул черного археолога на унитаз. Панк набрал воду в ведра, высыпал туда пакет серой пудры, перемешал вязкое вещество палкой. Фео целился в голову черному археологу. Черный археолог задрожал. Он понял. Они закатают его в цемент и оставят здесь умирать.

Мимо проехал фургончик с мороженым, из его колонок доносилась веселая детская песенка. До ванной добрался аромат свежего попкорна. Это происходило с кем угодно, но не с ним. Этого не могло случиться с ним.

Тот, кто мешал цемент, рявкнул:

– Да помогите же мне, ублюдки.

Фео бросил на мальчишку взгляд, намекая, чтобы тот занялся работой.

Двое стали работать вместе, размешивая и всыпая новые порции. Цемент, вязкий, как тесто, и отвратительно грязный, напоминал своим цветом слоновью кожу. Не то чтобы черный археолог когда-нибудь видел живых слонов, но, будучи мальчиком, он рисовал их и использовал точно такой серый карандаш, чтобы закрасить огромные туловища. В памяти всплывали фрагменты той его жизни. Колорадо. Горы, ранчо, мама. Она хотела, чтобы сын стал бухгалтером, потому что он всегда легко справлялся с цифрами. Математика. Алгебра. Где же его поймал x? Его выгнали из колледжа, и он отправился в Юту, где начал копать и продавать найденное. Две страсти хорошо уживались в нем. После того как он отправился за границу, он попробовал пару наркорейдов в Хуарес, но всегда возвращался к диггерству. Под землей он был настоящим счастливчиком. Он был парнем, который всегда находил что-то значительное, парнем, который не остановится, пока не найдет это. У него была выдержка. Харизма. Все эти слова, оканчивающиеся на а. Америка. Где была его страна, почему она не бросилась ему на помощь?

– Cariño, – сказал Фео, расстегивая наручники. – Твоя ванна готова. Снимай одежду.

– Я сегодня улетаю в Колорадо. Мне нужно успеть на самолет.

– Этот самолет задерживается.

Дрожа, словно в лихорадке, черный археолог расстегнул ремень брюк. Теперь, когда руки были свободны, он мог воспользоваться ладонями.

– Пожалуйста…

Фео направил дуло пистолета на его гениталии.

– Поторопись.

Черный археолог cбросил с себя вещи. Его тело осталось единственным, что у него было. Голый, он залез в ванну. Холодный цемент покрыл ноги до лодыжек. Кому впервые пришло в голову убивать человека таким способом? У человеческого воображения было слишком много времени. Фео достал липкую ленту и заклеил черному археологу рот.

– Садитесь, señor arqueólogo, – сказал Фео. – Расслабьтесь, отдохните.

Фео двинул пистолетом в ребра черному археологу. Оружие щелкнуло, но не выстрелило. Двое остальных принялись замешивать цемент. По их спинам стекали струи пота, рисуя на футболках мокрые стрелы.

Фео отвернулся и, почесывая челюсть, присел на унитаз.

– Ты гребаный идиот. Эта маска стоила целое состояние. Ты думаешь, что Рейес оставит это просто так? Никто не ворует у Рейеса.

Первая горсть цемента покрыла тощие икры черного археолога. Белые ноги, которые когда-то мать мыла жесткой мочалкой. Ноги, которые обвивали женщин, когда он касался губами их шеи. Зуд стал нестерпимым. Чесалась голова, покрытая потом, чесались волосы на разведенных в стороны ногах, чесалось под носом, из которого, как всегда, сочилась жидкость. Он пробормотал что-то, но рот был заклеен скотчем. Он взмолился о милосердии глазами. У него были красивые глаза. Каждая женщина, с которой он спал, говорила ему об этом. Но Фео отвернулся, показав шрам на своей шее. Собака на цепи. Эти мужчины находились не в своих телах.

Было самое время помолиться, но все, что пришло в голову черному археологу, это просьба: «Пристрелите меня прямо сейчас» – концовка шутки, которую он тоже не смог вспомнить. Цемент достиг локтей. Это были не мужчины. Это были псы. Он слышал об обезглавливании, нецензурных выражениях, которые вырезали на трупах, но не о таком. Это было ненормально.

На ум пришла еще более унизительная мысль: его хоронили заживо в ванной не потому, что он украл посмертную маску, а чтобы послать Гонсалесу сообщение. Он больше не был Кристофером Мэддоксом; он был доской для объявлений, человеком-почтовой-открыткой. Даже собственная смерть ему не принадлежала. Его кишки опорожнились. В ушах зазвенело. С подбородка начал капать пот. Он был молодым парнем, одаренным парнем. «Никто другой не может найти вещицы, которые могу найти я».

Он мог бы попытаться убежать, но они убьют его без труда. Он мог бы закричать, но никто не услышит его. Он мог бы подождать, и кто-нибудь, возможно, нашел бы его. Он был сокровищем, глубоко погребенным сокровищем, черным археологом, которому нужен свой черный археолог. Принцип Равновесия Противоположностей по Мэддоксу подводил его во всех отношениях.

Лопата за лопатой.

Закрыв глаза, он снова стал мальчиком на пляже в Северной Каролине. Сестра закапывала его в мягкий мокрый песок. Она сделала небольшую ложбинку и уложила его туда, а затем принялась закапывать. Океанские волны разбивались о берег через равные промежутки времени. Его кожа источала неуловимый аромат кокоса. В волнах резвились песочники. Такой день мог бы длиться целую вечность. Лежавшая в шезлонге мать проверила свой загар, радуясь, что кожа больше не белая, как сметана.

Цемент подступил к горлу.

– Подожди здесь, – сказал Фео. – Мы вернемся после обеда.