Лили Райт - Танцуя с тигром

– Если бы я знал хотя бы самую малость, то женился бы на Энни Оукли, – пошутил Томас, обращаясь к гостям.

Констанс бросила:

– Я устала убирать чужое дерьмо.

– Попроси Хьюго.

– Эти мексиканцы, да. Они решают все наши проблемы.

Гарольд поднял бокал, прежде чем понял, что он пуст. Мардж выловила открытку из большой керамической чаши в центре стола.

– Что это за маска, Томас? Это твоя?

Томас состроил гримасу:

– Последний привет от Рейеса, наркобарона. Заявляет, что купил посмертную маску Монтесумы.

– Того Монтесумы? – ошеломленно переспросила Мардж.

Сальвадор сложил свою салфетку вдвое.

– Если бы кто-то нашел посмертную маску Монтесумы, то она отправилась бы прямиком на черный рынок, как и все остальное, – сказал он.

Томас обратился к Мардж:

– Каждый коллекционер, который работал с Латинской Америкой, искал эту маску десятилетиями. Рейес, Рэмси. Да кто угодно.

Анна неожиданно заинтересовалась своим стаканом с водой. Откуда у Рейеса фото маски? Все перемешалось.

Томас дотронулся до фотографии.

– Только представьте себе. Самое великое открытие доколумбовой эпохи в наши дни попало в лапы к этому чудовищу.

Анна сглотнула.

– Я полагаю, Рейес выиграет вашу маленькую битву масок, ваше противостояние, – сказала Мардж. – Боюсь, наркобароны всегда побеждают.

– Рейес будет побеждать, пока кто-нибудь не убьет его, – улыбнулся Томас.

Из желоба посыпалась грязь. Закудахтали павлины. Молоко Соледад снова вскипело и убежало на печке. Анна передала открытку Сальвадору, который принялся рассматривать почтовую марку. Когда они встали, чтобы попрощаться, он незаметно сунул открытку в карман.

Сальвадор предложил отвезти ее домой на мотоцикле. Он дал ей свой шлем, предупредив, что одну руку надо держать на ручке, а второй держаться за него. Он постепенно наращивал скорость. Она обхватила его бедра своими и шлемом прижалась к его голове. Ей казалось, что они превратились в одного человека. Ей не хотелось, чтобы эта поездка заканчивалась, но через несколько минут он повернул к «Puesta del Sol».

– Если вдруг передумаешь, у тебя есть мой номер. – Он осмотрел лобби отеля, залитое болезненно синим цветом. – Я волнуюсь, что ты остановилась здесь. Мою тетю однажды ограбили.

– У гея, который работает здесь администратором, есть бейсбольная бита, и он знает, как ею пользоваться.

– Я не знаю, зачем ты проводишь с ними время.

– Рафи?

– Мэлоунами.

– Тогда зачем ты сам пришел к ним?

– Чтобы увидеть тебя.

Это остановило ее. Она посмотрела на улицу. Розовые здания. Кованые балконы. Брусчатка. Бугенвиллея. В некоторые дни и некоторые ночи Анна была уверена, что в мире нет страны прекраснее, чем Мексика. Сальвадор тоже был прекрасен. Все сложно.

– Поехали со мной завтра, – повторил он дважды.

– Я не могу, но спасибо за приглашение.

Сдавшись, он обнял ее на прощание и завел мотор своего байка. Через несколько секунд он уехал, описав круг около гостиницы. Она смотрела, как он поворачивает за угол, уверенная, что больше никогда его не увидит.

Она прошла через внутренний дворик. Что-то висело на ее двери. Шапка. Как странно. Нет, не шапка. Маска. Резная деревянная маска женщины. Вздернутые брови. Пухлые губы. Анна назвала бы ее симпатичной, если бы не отверстия от пуль в каждом виске. Нарисованная кровь будто бы сочилась из ран. Изо рта торчала записка. Анна перевела.

Положи маску в урну на северо-западном углу в парке Эль Ллано, и с тобой ничего не случится.

Тигр

Анна обернулась, обвела окрестности тяжелым взглядом. Темные деревья качались и шелестели.

Гостевая комната на самом деле была пристройкой, которая одновременно служила и комнатой для стирки белья, и бараком. Раковина для мытья. Бельевая веревка. Кровать стояла у стены. Девушка с гордостью привела его, а когда черный археолог опробовал матрас, виновато взглянула, но он в любом случае хотел здесь остаться.

Снаружи ее тетка, квадратная женщина в юбке, заколотой английскими булавками, сгорбилась на стуле, просеивая высушенные бобы. Ее руки напоминали медвежьи лапы. Ему стало интересно, о чем думали такие женщины. Хотелось ли им когда-нибудь секса? Что, если бы он пробрался к ней среди ночи? Наверное, она благословила бы его, как блудного сына.

– Gracias [269], – сказал девушке черный археолог.

Девушка улыбнулась в ответ, довольная, что комната ему подошла.

– Éste es mi primer viaje a Oaxaca [270], – сказал он. – Ты покажешь мне город? Или, может быть, дашь мне карту?

Девушка покраснела.

– У нас нет карты, но я могу показать тебе автобус, который идет прямо в центр.

Черный археолог сделал вид, будто ему нужна помощь, чтобы встать с постели. Она протянула ему руку.

Впервые ему пришла в голову мысль, что у нее может быть бойфренд или муж. Он напрягся, ища глазами чванливого мачо во дворе. Она, должно быть, почувствовала его беспокойство, потому что, отпустив руку, тут же сказала:

– Мы живем здесь вдвоем с моей тетей. Я скажу ей, что ты берешь комнату. Надолго ты собираешься остановиться?

Черный археолог достал триста песо, достаточно для десяти ночей. Девушка зажала банкноты в руке, вышла во внутренний дворик, что-то прошептала тете. Женщины тихо засмеялись. Она взяла свою вышивку. Белый кот подошел к ней, выгнув хвост, и приласкался.

Черный археолог поджег косяк, выдохнув сладкий дым через дальнее окно. Травка у Пико была отменной, и, не успев сделать второй затяг, он почувствовал приход. Это был всего лишь второй косяк после несчастного случая – так он теперь называл то, что произошло, – который не поджигала для него Мари. Он скучал по Мари, но был рад тому, что рядом была эта девушка. Ему нравилось, когда женщина была рядом. Женщины приносили ему удачу. Необязательно было трахать каждую. Вот в чем он ошибался. Твой первый инстинкт не всегда должен быть ведущим.

Что сказала бы на это маска? Будучи посмертной маской, он, возможно, посоветовал бы себе забраться на девчушку прямо сейчас, потому что жизнь была коротка и у нее внутри будет все разорвано и растянуто, как только она родит ребенка. Но когда черный археолог представил себе бирюзовую маску, расколотое лицо удивило его: «Будь хорошим, ублюдок, – сказало оно. – Хотя бы раз в своей никчемной жизни будь хорошим».

Он ехал в центр города с девушкой в битком набитом автобусе, подпрыгивающем на кочках. Они касались друг друга ногами. Солнечный день. Никаких сюрпризов. Они въехали в колониальное сердце города с его раскрашенными, как конфетные обертки, домами, кафе с зонтиками на летних площадках, магазинами, в которых продавались черные глиняные ангелочки и гватемальские куклы беспокойства [271]. Гва-те-ма-ла. Эта мечта казалась далекой, как само детство.