Борис Свердлин - Киса

Пишите! Вот вам ручка, бумага. Получаса хватит? Давайте, не торопясь, за сорок минут… Капитан, попросите секретаря принести господину Фоксу чай, кофе, воду, печенья… Да… Сверху напишите и подчерните: «Добровольное, чистосердечное признание.»

Когда признание было написано, полковник Шварц прежде всего стал смотреть, где указан номер телефона Тима. Собственно, это было, пожалуй, самым главным во всём признании.

– Послушайте, Фокс! Давайте сделаем так: вы сейчас звоните Тиму и сообщаете ему, что у вас есть несколько клиентов (из какой-то, положим, приехавшей к вам делегации), которые не отказались бы в услугах его дам и могут заплатить хорошую сумму сегодня вечером. Давайте.

– А вы потом не представите этот разговор, как доказательство моего участия в преступных делах Тима?

– Вот я пишу (смотрите): «Я, полковник Шварц, проводя операцию по освобождению похищенной российской туристки, помещённой в бордель по улице… и так далее, учитывая чистосердечное признание господина Фокса, предложил ему позвонить Тиму… в целях… и так далее. Вот: подпись, звание, печать…» Держите. Пусть будет у вас. А теперь – звоните.

Фокс принял с некоторым нескрываемым опасением свой мобильный телефон обратно из рук Шварца, и, посмотрев полковнику прямо в глаза, стал, не торопясь, набирать, хорошо известный ему номер Тима.

– Привет, приятель. Как дела? Ну, и отлично. У меня сегодня на вечер есть несколько делегатов. Есть возможность их принять? Да, знают. Ну, не меньше полутора тысяч. Да.

Так я даю? Всего!

Руки Фокса были даже не влажные, а мокрые, когда он передавал свой мобильник обратно полковнику Шварцу.

– Вы не волнуйтесь, Фокс! Тим получит такой срок, что, выйдя, забудет, как выглядела его родная мать, ни то, что вы. Мы сделаем так: сегодня и завтра вы переночуете у нас, а если всё будет нормально, и Тим будет захвачен…

– Слушайте, вы меня так запутали… Я даже забыл про своего адвоката…

– Не переживайте! Всё нормально. Я повторяю: две ночи проведёте у нас, а потом, возможно, и домой (извините, но пока – под домашний арест). С нашего закрытого телефона можете позвонить родным. Скажите, что потерялся где-то мобильный телефон, в гостинице – много иностранных туристов… Придётся остаться на работе. Ну, сами знаете… И больше ничего. Поняли? Ничего!

Через час все сотрудники, которые должны были участвовать в захвате подпольного притона, ждали сигнала полковника, находясь в полной боевой готовности в машинах. Трое мужчин, одетые в элегантные костюмы, а вместе с ними и Миша, должны были перед этим войти, как рекомендованные Фоксом гости, в бордель Тима.

Основная группа спецподразделения должна была ворваться в дом, исключая по возможности применение любого, кроме холодного, оружия. Все должны остаться живыми и невредимыми – таков был приказ полковника Шварца, выехавшего вместе со всеми в район «Нэве Ноф».

Около семи часов вечера шикарный «мерседес» с символической эмблемой, изображающей сплетающиеся виноградные лозы на дверях, остановился около ворот дома номер тридцать пять по улице Кармель. С некоторой растерянностью из него вышли четверо мужчин, поправляя на ходу лацканы своих дорогих пиджаков. Миша, оглядевшись по сторонам, достал мобильный телефон и позвонил. Ворота вскоре открылись. К прекрасно одетым мужчинам вышел крупный человек с густой чёрной бородой и поздоровался. Он внимательнейшим образом всматривался в лица каждого из посетивших дом клиентов, пытаясь разобраться в их аутентичности.

– Ви ар фром мистер Фокс, – улыбаясь, представился Миша, указывая и на остальных мужчин из группы. – Из ит хиа?

– Йес! – наконец выговорил бородач и жестом руки пригласил всех в дом.

Проходя через тамбур, Миша услышал тихие звуки, напоминающие звуки в магнитных воротах в аэропорту.

– Пистол, найф? – спросил бородач.

– Нафинг, – ответил Миша, улыбаясь и демонстративно поднимая руки.

Бородач тем не менее, без лишних извинений, профессиональным и чрезвычайно быстрым движением рук прошёлся по внешней стороне одежды мужчин и выговорил, не меняя выражения лица:» О-кей, О-кей…»

Дальше, продвигаясь по хорошо освещённому проходу внутрь дома, группа оказалась напротив пышной, лет пятидесяти дамы, которая, улыбаясь, без лишних слов, показала пальцами на интернациональном языке: «Мани, мани, господа».

Миша повернулся к остальным и тихо, но чтобы слышали все следующие за ним клиенты, сказал: «Мани, господа».

Каждый полез, кто в карманы брюк, кто в боковой карман пиджака и, расплатившись по заведомо назначенной таксе, прошёл дальше в дом.

После этого перед ними предстал относительно большой, хорошо освещённый салон, в котором на зелёных полукруглых диванах изящно располагались полуобнажённые красотки с красивыми личиками и стройными, как на подбор, ножками. Огромные аквариумы и настенные овальные зеркала гармонично дополняли довольно удачно созданный дизайн презентационного холла. При этом трудно было избавиться от ощущения, что из-за сверкающей толщины всего этого отполированного стекла не ведётся пристальное наблюдение за всеми присутствующими. Разглядывая весьма аппетитных дам, лица мужчин невольно засияли улыбками: «бьютифул, бьютифул»! – восторженно заговорили они, обращаясь друг к другу.

Миша жадно стал искать Киру. Стараясь сохранять спокойное выражение лица, как ему напутствовал Шварц, Миша дважды обошёл срежиссированным влюблённым взглядом всех, корчащих из себя сладких-пресладких кошечек, пока, к своему изумлению, не признал в одной из них его дорогую, ужасно похудевшую, невесту.

Как и было заранее оговорено, все остальные «клиенты», изучившие по фотографиям лицо Киры, поочерёдно направились(как бы сомневаясь до последней секунды в своём выборе – настолько все дамы были соблазнительно хороши) к другим красоткам, и только после этого Миша подошёл к Кире, сидящей несколько в стороне с полуопущенными глазами.

«Только бы не выдала и себя, и меня», – беспокойно думал Миша, ведя её через салон в уготовленные для них комнаты, но Кира, видимо, была до такой степени замучена, истерзана всеми этими, унижающими её достоинство, церемониями знакомств, что даже не взглянула на Мишу и лишь покорно шла с ним рядом за указывающей дорогу в мир непрекращающейся платной любви администраторшей эксклюзивного притона.

Когда они вошли в номер и Миша закрыл дверь на ключ, первое, что он сделал, не удержавшись от жаркого поцелуя в Кирины губы, так это тихо прошептал: «Кирочка, дорогая, сегодня я пришёл тебя освобождать». Кира, словно поражённая страшной молнией, резко вздрогнула всем телом, как-то неловко качнулась, но тут же, неимоверным усилием воли взяла себя в руки, и наконец, взглянув в первый раз на Мишу, истерически вскрикнула… Миша тут же прикрыл ей рот своей щекой и крепко прижал к себе. Кирино тело тряслось. Она плакала, ревела навзрыд, и Мише ничего не оставалось, как быстро уложить её на кровать, укрывая тщательно одеялом и подушками, чтобы её громкий плач не был слышен в коридоре.