Лилия Беляева - Убийца-юморист

… Встреча с суперкрасавцем… Это же черт знает как волнительно! И не просто с красавцем, а с тем, кто поет тенором! Кто пьет и играет в карты. Кому, значит, море по колено… Перед которым девицы и женщины падают штабелями!

Я смеялась, смеялась и досмеялась. Когда увидела этого человека живьем, мой смех иссяк…

Но по порядку. Мы с Веруней вошли в уютный зальчик ресторана «Императрица».

Веруня что-то щебетала мне на ухо, но я не слушала её, хотя и кивала исправно. От Веруни пахло чудесно-жасминово… Белоснежное кружевное платье с узкими бретельками не слишком скрывало её маленькие, но крепенькие грудки. На её холеных пальчиках с белым маникюром посверкивали неподдельной дороговизной сразу четыре колечка с камушками.

И я ведь тоже поначалу решила надеть на себя свое шифоновое, чтоб лететь и сквозить… Но… но передумала. В угоду принятому? Кем-то учрежденному? Еще чего!

Да, у меня характер не сахар. Я сама это знаю. На меня не угодишь. В конце концов, я же не какая-то там Мата Хари, чтоб одеваться-переодеваться и кого-то там, подставленного сокрушать своими чарами.

Короче, явилась в казино-ресторан «Императрица» одетая отнюдь не волшебно — в черных джинсах и белой рубашке-разлетайке. Правда, шелковой. И духи хорошие употребила из заветного флакончика. И волосы расчесала, как следует, чтоб водопадиком почти до пояса. В конце концов, натуральная блондинка может себе позволить не очень-то наряжаться. Натуральная блондинка Татьяна Игнатьева находится при исполнении обязанностей, она идет и идет по следу… ибо «назвалась груздем»…

Здесь, в ресторанчике, из которого по узкому коридору можно пройти в казино, все напоминало декорацию к фильму из времен фижм, пажей и камзолов. Сплошь темно-вишневый плюш и бархат о золотых вензелях, ниспадающие крупными фалдами присобранные и прихваченные в кольцо с одной или двух сторон, мягкие складки волнисто переливаются одна в другую. Такой фасон, я где-то читала, называется «маркиза».

И круглые столы прикрыты пурпурным бархатом, отчего белизна кружевных тканных салфеток, положенных сверху, кажется просто ослепительной.

Разумеется, здесь нет ни одного кургузого стула — сплошь тронные высокие, из резного дерева, с витыми ножками, с мягкими сиденьями и мягкой же спинкой с неизменной золотой монограммой «ИМ», то есть «императрица». И вообще — ни одной вещи, способной напомнить о веке текущем, двадцатом. Глубины прошлого. Антикварное «когда-то, давным-давно». Канделябры с настоящими свечами, горящими по стенам. Свечи на столах. Посуда старинная: фарфор, серебро. Или же, что скорее всего, — сделанная под старину. Но все равно — волнительно, впечатлительно.

И не официанты здесь вас обслуживают, а лакеи в малиновых ливреях и белых париках, бесшумно, чуть внаклон, скользя по мягким коврам. Одним словом, с непривычки обалдеть можно! И даже глазам своим не поверить. Пока-пока придет в голову: «Эвон как, однако, красиво разлагается наша едва народившаяся постсоветская буржуазия!» А поначалу-то можно подумать, что это все — декорация к кинофильму. И вот-вот врубят софиты, появятся операторы с камерами, раздастся голос режиссера: «Приготовились! Начали!»

— Что? Потрясно? — шепотком спросила меня Веруня. — Умеем, когда хотим…

Мы с Веруней сели в уголок, где едва теплилась розовая свечечка в бронзовой ручонке улыбчивого, старательного амурчика.

— Сейчас придет мой, — сказала она. — По прозванию «спонсор». Но между нами не только постель. Мы знаем, что вечности нет. Все эфемерно. Кстати, поэтому нам в кайф это помещеньице, где все прочно, основательно, тяжело, мощно. Тюлево-капроновые, прозрачные, легкие драпировки, пустячные стульчики и прочее невольно навевают мысль о беспощадной скоротечности жизни, о бренности и прочих невкусных вещах. В него стреляли… В моего, этого… Он — молодец. Не впал в транс, не запил. Правда, в плечо только попали. Рядовое явление. Бизнес! Я его жалею… Вот он. Знакомьтесь, голубчики…

Мне протянул руку плотный мужчина в сером костюме, лет сорока пяти, если навскидку. Ни красивый, ни некрасивый. Лысеющий, но не настолько, чтобы данное обстоятельство счесть серьезным недостатком. С серыми, точнее стальными глазами и узкими губами, которые чаще сжимаются в жестком раздумье, чем улыбаются.

— Валерий, — сказал он хрипловато, голосом стародавнего курильщика.

Так и обернулось: едва сел, достал из кармана пачку «Мальборо», бросил на стол:

— Курите, девушки, если охота!

И сам, первый, закурил. Пальцы его чуть-чуть заметно дрожали.

Как оказалось, говорить нам всем вместе было о чем. Поговорили. О том, что хорошо, когда с мороза, например, да в баньку или хотя бы под душ. Что умная голова придумала благоустроить это заведение именно так, а не иначе, присобачить тут же сауну и казино — отдыхай-гуляй душа!

Я спросила, когда мы подняли бокалы с алым вином:

— Вы и казино не обходите стороной?

— А почему я его должен обходить? — дернул он плечами. — Сыгрануть, сбросить стресс, поохотиться за удачей — милое дело. Но только надо знать, когда остановиться. — Он обвел взглядом зальчик, где уже все места были заняты, где красоток вперемежку с толстыми и худыми дядьками в смокингах было столько, что негде, как говорить, честной девушке плюнуть. — Вон там, у стены, под негром с четырьмя свечами сидит гражданка с высокой прической. Совсем недавно была богачкой из богачек. На недвижимости страшенный капиталец огребла. Казалось бы… Но зашла разок в казино и не вышла. Ну, то есть вышла, конечно, но без капитала. К ней снизошли. Позволили появляться… А то, было, в петлю полезла.

Однако я здесь, в этом ресторанчике, сидела как бы и не за столом с яствами, а в кустах — добычу ждала. И уже томилась: где же, когда появится суперкрасавец французско-цыганского происхождения, ради которого, судя по всему, готова на все сумасбродная Любочка, внучка покойного писателя Пестрякова-Боткина?

И он появился. Но не один. И не с Любочкой. А с… последней вдовой «выдающегося» прозаика-поэта-драматурга Михайлова. С ней и ещё с одной дамой лет сорока, тоже с виду весьма светской, одетой со вкусом в черный костюм с глубоким вырезом, облегающий её худощавое, стройное тело без единой складочки. Пышноволосая, в отменном макияже, она лично вела рокового «Люсьена Дюпре», по паспорту Анатолия Козырева. Вдовица Михайлова шла с ними не вровень, чуть на отлете. То тоже впечатляла: черное кружевное платье на розовом чехле уж точно шуршало при каждом её шаге и таким образом пело на свой лад песнь песней о своей нешуточной цене…

Вообще я, конечно, не должна бы была ехидничать на счет чужих достатков и сверхдостатков и демонстрации этих самых излишеств в людных местах, но ничего с собой не могу поделать. Так и тянет… Должно быть, чисто женское это у меня, а стало быть, непреодолимое и, следовательно, требующее серьезной работы над собой.