Лилия Беляева - Игра в дурочку

«Дело было вечером, делать было нечего…» Есть я, действительно, хотела каждый день. Более того, по три раза… Значит, нечего кочевряжиться и — пошла-побежала вытягивать из всякого рода попсовых, полупопсовых и прочих знаменитостей подробности их закулисной, потайной жизни, «раскручивать» их с ловкостью проститутки на «задушевный» разговор, подлавливать их откровения, едва они зазеваются…

Как же мне все это обрыдло! Однако так получалось, что в какую газетку ни приду, где зарплата не совсем смешная, — меня сейчас же и готовы посадить на всякого рода «Светские хроники», «Новости интима» и прочее… Так что моя мечта заняться «чистым» искусством пока высоко где-то парит, а в руки не дается…

А сколько раз, договорившись с «объектом» о встрече и интервью, никакого «объекта» на месте не находишь! Наплевал он на тебя и все! Светской учтивостью веет уже от того «светила», которое после вчерашней отключки, а попросту пьянки, плохо соображает, но языком старается ворочать с известной грацией маневра:

— Простите, ради Бога… грипп… или простуда… Слег… В другой раз… Готов, всегда готов!

Тошно вспоминать, как вела себя со мной стареющая мадама-певичка, которая с лучезарной наинежнейшей улыбкой выскакивает на сцену, раскинув руки! Ее, неповторимую, обкормили славой настолько, что она весь остальной мир навострилась видеть только распростертым у своих ног. А журналисток держит в роли девок-чернавок. Ну хотя бы потому, что у нее, мадамы, силиконовая грудь торчит от Москвы до Калуги, во лбу горит бриллиантовая звезда. У тебя же, «служительницы пера», на пальце перстенек, не дотягивающий по цене даже до миллиграмма её искусственной челюсти… С каким показательным пренебрежением отмахнулась она от меня в Доме кино:

— Договорились? Разве? Ну и что? У меня пропало желание беседовать с вами.

А мне в тот момент так хотелось рявкнуть: «Хамка! Не позавчера ли ты голяком, пьяная ползала вокруг бассейна в клубе «Пингвин», пока не свалилась туда? И облевала все кругом? Видели бы тебя в тот момент твои поклонники!»

Омерзительное ощущение от подобных тет а тетов! И вот что интересно большинство выскочек из провинции, долго бегавших по нужде в деревянный скворечник на другом конце двора, выбившись в люди, приложив сверхусилия, сверхтерпение, сверхнахрап, превращаются в паскуднейшие существа. Именно они с особым вдохновением кочевряжатся перед журналистами, официантами, проводниками вагонов и т. п. Вроде, мстят им за то что они, все-таки, помнят, из какого помойного ведра их выхватил случай, как им пришлось и грудки свои, и губки, и прочее предлагать «нужным людям», пока не сыскался тот, кто решил поставить на эту самую шалую лошадку! Гнусное чувство у тебя, подневольной собирательницы светских скандалов, скандальчиков, коллекционерши пикантных подробностей из жизни «имен» — словно возишься и возишься в помойном ведре по локоть в грязи…

Фотокор Михаил Воронцов, «афганец» и любитель насекомых, ждал меня у пылающего огнями входа в престижную эту ночнушку-казино «Эльдорадо-презент». У него был внушительный рост, а нога просто немыслимого размера. Одним словом, с этим мальчиком мне можно смело ступать под своды заведения, где гуляют, пьют, глотают «экстази» и другую такую же дрянь, где все гремит-грохочет и, словно психованные, мечутся огни прожекторов, лучи лазеров, визжит очень молодое поколение, дергающееся в бешеном ритме и куда заглядывают в поисках примет «настоящего демократического развития» всякого рода «иностранные гости» и наши «звезды», потускневшие от слишком долгого «употребления», а также кое-кто из политдеятелей, строящих каьреру на клоунаде и эпатаже, которые в чести у торгашей с Тишинки и Привоза. Ну и, конечно, тут посиживают разомлевшие, целиком и полностью удовлетворенные жизнью «новые русские» со своими «сотовыми» и размалеванными красотулями, а их телохранители отираются поблизости, то и дело промокая пот с могучих борцовских шей, обрамленных белой розеточкой воротника.

Марселину я почти сразу же заметила сквозь дым, звездную пыль, грохот музыки, световые переплясы в ритме последних, сногсшибательных секунд неостановимого спаривания звероящеров какого-то там запещерного периода. Она, моя драгоценная добыча, сидела за столом в одной розовой комбинашке, что ныне, согласно приговору последней моды, следует именовать вечерним платьем. Волосы свои, рыжие, как апельсин, она взбила под небеса, губы покрасила фиолетовой помадой. В пальцах с нарощенными длиннющими ногтями той же фиолетовой раскраски она держала бокал с шампанским и, тряся грудью, открытой всем ветрам и взглядам, хохотала над тем, что ей нашептывал на ухо томный юноша с телевидения, известный «культуролог» Бенечка. В его ухе посверкивала золотая серьга. В её оттянутых мочках дрожали и переливались целые вавилонские башни из золота и каменьев. По другую сторону от неё вольготно развалился в кресле сам богач Бурцилаев, обладатель большого живота, розовой рубахи, голубого пиджака и галстука в горошек. Естественно, как нынче принято в высших слоях атмосферы, на его волосатых пальчиках-сардельках брызгали огнем крупные драгоценные камни в золотой и какой-то там ещё оправе.

Мое вторжение в свою жизнь Марселина восприняла, мягко говоря, скептически. Быстреньким, цепким глазом она прежде всего оценила мои одежки и, верно, осталась довольна: черные джинсы, купленные мной на рынке и шелковая рубашка навыпуск, приобретенная, прямо скажу, там же, отнюдь не производили впечатления любимых произведений того же Юдашкина. Но вот мои длинные светлые волосы, нисколько не крашеные, а может, и мои вполне голубые глаза её как бы не устроили.

С наигранной легкостью дружелюбия я принялась объяснять ей, как долго искала её, как звонила — не дозвонилась… и вот — просто чудо, и она, конечно же, понимает, что беседа с такой «звездой» нашей эстрады — сюрприз для читателей газеты, подарок судьбы…

— Господи! — с фальшивой досадой изрекли фиолетовые губешки. — Не дадут отдохнуть! Всюду найдут! Ну будто Марселина одна на свете!

— Одна, Марселиночка, одна-единственная! — вязался теле-культуролог, женственно поводя плечами и играя голосом. — Для нас, журналистов, ты, дорогая, самое вкусное, изысканное блюдо! Не надо сердиться! — он подмигнул мне приятельски. — Надо уступить и дать девушке заработать немного. Ты же не злая, Марселиночка! Ты же не капризная, как Эльвира! Ты же понимаешь, что все хотят жить и жить хорошо…

— Ладно, давай задавай свои вопросы! — отозвалась «звезда». — Как твоя газета называется? Боже, какое дурацкое название! Тебе как, что, больше мои политические взгляды интересуют или… — она хохотнула в бокал, — или с кем сплю? А что это за чучело рядом с тобой? Борода, ты чей будешь?