Лилия Беляева - Игра в дурочку

— Темное это дело, темное.

— Это как? — прикинулась я полудурком. — О чем ты?

— О чем, о чем… Если бы ты знала, как я устала! Повеситься хочется!..

— Не дури! Глупости какие… Такая хорошенькая, миленькая…

Аллочка сейчас же и рассмеялась:

— А ты и поверила? Во — провинция глухая! Закрой дверь! Надо!

Я её просьбу выполнила. Аллочка проскользнула в ванную… Вышла оттуда довольно скоро с зеленой мокрой тетрадью в руках. Ее круглые серые глаза стали как бы серее, туманнее…

— Ты совсем не жалеешь себя, — сказала я.

— А ты себя?

— Да я помалу… слабенькое. Собираюсь совсем завязать.

— Я тоже все собираюсь, собираюсь… Да жизнь не дает! Тебе что вози тряпкой и все дела!

Мне очень хотелось спросить её, почему, все-таки, у Веры Николаевны возник этот приступ, как объясняет медицина, почему поздно спохватились и дали ей истечь кровью… Но я помнила наказ Николая Федоровича — «не проявлять излишнего любопытства».

Аллочка принялась листать размокшую тетрадь, положив её на стол, отклеивая один листок от другого и приговаривала с удовлетворением:

— Ничего не разобрать! Все расплылось! А человек писал, старался… Все, все размазалось.

И небрежно швырнула её опять на пол ванной. Я же подумала: «Случайно или нарочно листала при мне? Ее подослали, чтоб проверить, как я реагирую, что скажу в ответ?» Я сказала:

— Аллочка, а как же теперь с днем рождения её мужа… Веры Николаевны то есть? Отмечать не будут?

— Почему это? Раз уж наметили… Виктор Петрович сказал, что завтра отметим. В память и о Вере Николаевне. Картину… он её снимал, там Вера Николаевна среди льдов плавает… заказали уже… Я её видела по телеку. Там все такие смешные, идейные… Ну возись дальше давай.

… И она упорхнула. Я же раздумывала: «Почему это создание то и дело появляется возле меня? Почему она колется при мне, вроде, доверяет и, все-таки, зеленая тетрадь пропала у Веры Николаевны после того, как Аллочка увидела её у меня в руках… Кто она, хитрая бестия или игрушка в чьих-то опытных, злодейских руках?»

Убирая ванную, я, конечно же, нашла момент, когда поблизости не было ни души, и попробовала полистать зеленую тетрадь, найти те листы, где говорилось о Мордвиновой и Обнорской и проливался свет на подлинные причины их смерти. Однако именно эти листы оказались не просто мокрые, как и все другие, но разъеденные какой-то дрянью. От них остались одни грязные лохмотья… У меня уже никаких, ни малюсеньких сомнений не было в том, что Аллочка-Дюймовочка на остреньких каблучках — та ещё разбойница с большой дороги. И даже такие мысли зароились: «Почему бы ней, такой вот с виду простенькой, игрушечной, не быть главарем здешней шайки-лейки? Разве нет случаев, когда именно юные стервочки руководят бандами из мордоворотов?»

Но, видно, что-то я не поняла в этой труднодоступной жизненной вариации и не так, как следовало, истолковала, лишнего приписала Дюймовочке Аллочке, её умению появляться там и тогда, когда вовсе не обязательно и с её стороны попахивает нездоровым, опасным любопытством.

Я понесла ставить на место в свою кладовку пылесос, ведро и прочие хозяйственные принадлежности, а там Аллочка лежит в белом халате, скрючившись. Я в темноте чуть на неё не наступила. Когда зажгла свет поняла, что с Аллочкой дело плохо, очень плохо, не Аллочка это, а мертвое тело. Потрогала её руку — бессильная, холодная… Глаза совсем закрыты… От неожиданности и испуга едва не закричала в голос и уже хотела бежать, рассказывать про то, что такие вот дела… у меня в кладовке.

Но вдруг Аллочка застонала и приоткрыла глаза.

— Что, что с тобой? — зашептала я, встав перед ней на колени. — Врача позвать?

Она схватила мою руку своей рукой:

— Что ты! С ума сошла! Они не должны знать, что мне плохо…

— Кто они?

— Те, кто… Я устала! Я ужасно устала! — Аллочка приподнялась и ткнулась мне лицом в грудь. — Я больше не могу!

Она зарыдала. Я чувствовала, что моя одежда от её слез становится влажной. Я не знала, что подумать, как это все оценить.

— А ты чего лежала-то? — спросила осторожно. — Чего с тобой случилось?

Аллочка оторвалась от меня, вытащила носовой платок, принялась вытирать лицо, промокать глаза.

— Случилось… должно было случиться и случилось, — сквозь остатки всхлипов говорила она. — Ты что, ещё ничего не поняла, что ли?

Я насторожилась, промолчала.

— Чего молчишь? — обиделась медсестричка и горячо, быстро зашептала. ты что думаешь, я тут с ними, с теми, кто творит всякие гадости? Я влипла! Ох, как влипла! Кое-что узнала про них… Виктория тут главная, если хочешь знать. Я все, все теперь про них знаю! Они меня не оставят, убьют…

— Да за что? Ты такая маленькая, безобидная…

Аллочка уперлась указательным пальцем в пуговицу на моем казенном халате:

— Не бросай меня! Не смей! У меня не осталось нервов… Мне надо выбраться отсюда во что бы то ни стало.

— Как выбраться? Кто тебя держит? Встала и ушла… делов-то…

— Я потом все тебе расскажу… Ах, Наташка, Наташка… Мне остается сигануть с пятнадцатого этажа… Не оставляй меня одну, не оставляй! Аллочка прижалась ко мне лицом. — Будь со мной, будь со мной! Боюсь… боюсь… Знаю, много чего знаю…

Я ей и верила и не верила. Верила, что нервы у неё в раздрызге, что наркота — это не шуточки, что Аллочка, конечно же, должна многое знать из жизни этого непростого Дома…

Но почему я должна была идти у неё на поводу и думать, будто она только жертва обстоятельств, а не одно из звеньев в цепи преступлений? Почему я должна была доверять этим слезам и мольбам?

И, все-таки, Аллочка заставила меня поверить глубине собственных страданий и страха перед злыми силами, готовыми убить ее:

— Все ещё не доверяешь мне? — она оторвала лицо от моей груди и уставилась на меня со всей яростью в сверкающих глазах. — Тогда смотри! Смотри! — выхватила из кармашка белого халата ланцет и резанула себя по руке. Разрез тотчас набух кровью, темно-алые гроздья посыпались на пол.

Больше я не могла обижать Аллочку недоверием и рассудочно мыслить.

— Вот дурочка, вот дурочка, — приговаривала и туго стягивала рану на её тонком запястье своим чистым носовым платком. — Что теперь? Что?

— Пошли! — сказала она побелевшими губами. — Держись рядом… Мне бы только выбраться отсюда… Только бы схватить попутку… При тебе не посмеют… Все-таки, свидетель…

— Да кто «они»? Кто не посмеет-то?

— Потом, потом… Быстро пошли… я халат здесь брошу…

После такой подготовки мне казалось, что Аллочку кто-то непременно должен остановить, задержать… и, возможно, меня заодно.

Однако мы с ней беспрепятственно вышли на крыльцо Дома. Никто её не окликнул даже… Только старушка-циркачкка «Вообразите» успела сказать нам вдогонку: