Михаил Учайкин - Синдром Минотавра

– Может, хватит уже? – спросил он. – Вам завтра на работу, мне тоже. Хотя…

Он махнул рукой.

– Еще по маленькой… И спать.

Ариадна согласно кивнула – номер снят до утра, можно никуда не идти, а просто завалиться на кровать и не думать о дне грядущем.

– Ты останешься со мной? – спросила она удивленно, глядя на то, как Филимон разделся и юркнул под тоненькое одеялко.

– Останусь, – ответил он, зевнув. – Вдруг тебе еще чем-нибудь захочется поделиться. А тут рядом, и не надо никого искать прыгать под машину на улице.

– Далась тебе эта машина? – попыталась обидеться Ариадна.

– А что машина? – снова зевнул во весь рот Филимон. – Она спокойно стоит на парковке, никому не мешает. Более того, я уверен, что под нее никто не прыгнет, разве заблудший кот. Но те обычно во дворах шастают. А вот тебя отпускать одну никак нельзя. Я более чем уверен, что тебя опять мучают какие-то сомнения, о которых ты почему-то боишься мне поведать.

– Это совсем личное, – ответила Ариадна.

– А то, что ты мне рассказывала, не личное? – спросил Филимон.

– И это личное, – кивнула она. – Вы кем работаете? – спросила, словно решая задним числом, насколько то, что она расскажет, станет достоянием общественности.

– Директором маленькой фирмочки, – не вдаваясь в подробности, ответил Филимон.

– Мне кажется, – Ариадна вздохнула, – что он связан с тем, что произошло со мной. Только я не могу понять, каким образом.

– Давай рассуждать здраво… – предложил Филимон.

– Сейчас уже много времени, – отмахнулась от него Ариадна, – мы не выспимся и на работе появимся с больной головой. Не знаю, как тебе, но мне нужная светлая голова и ясность мыслей.

– А зря ты мне не хочешь дорассказать свою историю, – вздохнул Филимон, отворачиваясь от Ариадны, – но ничего, я тебе оставлю свою визитку. Позвонишь, когда будет желание еще поговорить со мной.

Филимон тихонько посапывал во сне, издавая разнообразные звуки, а Ариадне не спалось – она то пялилась на окно, то на потолок, то крепко зажмурившись, считала баранов. Мысли снова закрутились вокруг Тима, но сейчас совершенно в другой плоскости. Он не психолог, а психоаналитик. Но с другой стороны, она его не встречалась с ним много лет, за это время он вполне мог получить второе образование – медицинское. Она как ничего не знала о нем, пока учились, Тим никогда не рассказывал ни о родителях, ни о семье, так ничего не знала о нем и сейчас. Кое-что ей, конечно, известно, но слишком мало, чтобы строить предположения. Да и какие предположения? У нее даже не было информации, в какой поликлинике тот работал в паре с доктором Бушко, и что делал долгие годы, когда ушел оттуда.

Филимон довольно громко всхрапнул и перевернулся на другой бок. Ариадна улыбнулась, а потом нахмурилась. И зачем она загрузила своими проблемами постороннего человека? Все равно ничем он ей помочь не смог по большому счету. Она даже не все честно ему рассказала. Нет, фабула ее трагедии изложена верно, но чувства остались за кадром. Как поведать постороннему человеку то, что она чувствовала? Как донести до слушателя, какой ужас она испытывала, когда единственный родной человек чуть ли не пытался ее убить? За что? Только за то, что она носила ребенка. Ну ладно, малыш был бабушке не нужен, но, как выяснилось, и она, Ариадна, ей была не нужна ни с ним, ни без него. Как она могла избить ее?

– Дрянь, – вопила бабушка, – потаскуха.

И обломком ножки венского стула тыкала ее в живот. Было нестерпимо больно, а по лицу текла кровь из разбитой губы. Она хотело сделать ей не только больно, но и унизить ее, показать, доказать ее никчемность, несостоятельность. Это, правда, она поняла потом, после бессонных ночем, когда пыталась понять и разобраться, почему та с ней так поступила.

Ариадна тогда еле доползла до травмопункта. Равнодушный доктор наложил несколько неаккуратных швов на губу, заклеил пластырем и даже не поинтересовался, кто так с ней обошелся. Она бы ничего не сказала, это понятно, но для порядка мог бы спросить.

Она солгала Филимону, что ничего не помнила. Да, ей вкололи укол, а потом, когда она не могла сопротивляться, разложили на кухонном столе, задрали платье, сорвали трусики, развели ноги в стороны и холодными металлическими инструментами ковырялись внутри. А потом, притворно рыдая в трубку, бабушка позвонила Ирине Иосифовне – та не могла отказать близкой подруге. Она пристроила Адриану в свою медсанчасть в гинекологическое отделение. Молодой врач «спасал» ее никчемную жизнь с презрительным выражением на лице. А она даже не могла объяснить ему, что ни в чем не виновата, что хотела этого ребенка. Он ей все равно не поверил бы. Да ей это и не нужно было тогда – она потеряла не только ребенка, но и лишилась иллюзий относительно любви бабушки к ней. Только поэтому Ариадна нисколько не удивилась и даже не испугалась, когда ее не пустили домой, когда они приехала на такси из коттеджа. Но сейчас она сильнее и увереннее в себе, чем двенадцать лет назад, да и терять ей нечего по большому счету – она потеряла все тогда. Нет, не все, осталась еще ее любовь к Тиму, но и на нее покушаются. Ариадна покачала головой – а вот за нее она поборется. И Ирине Иосифовне придется постараться, чтобы доказать, что Тим совершал в прошлом или продолжает совершать что-то противозаконное.

Филимон снова всхрапнул и отвернулся от Ариадны. Она поднялась, лежать было больше невмоготу, оделась, обулась и тихо покинула номер – им совершенно не обязательно смотреть друг другу в глаза при свете дня.

– Уже уходите? – сонно поинтересовалась администратор на ресепшне.

– Да, – кивнула Ариадна. – У меня утром важная встреча, боюсь опоздать.

– А мужчина ваш? – ехидно улыбнулась девушка.

– А вы его часиков в семь разбудите, – хмыкнув в ответ, посоветовала Ариадна. – Он будильник, конечно, завел, но опасаюсь, что проспит и не услышит звонка…

– Укатали Сивку крутые горки, – с видом знатока кивнула администраторша.

Ариадна покачала головой в ответ, подождала, пока ей отопрут входную дверь, и вышмыгнула в темноту ночи. Она быстро пошла, почти побежала, в сторону съемной квартиры. Не раздеваясь, она прошла в комнату, схватила телефон и сразу включила его – ни одного звонка, ни одного сообщения. И зачем она, спрашивается, торопилась попасть домой? Чтобы в очередной раз удостовериться, что никому до нее нет дела?

Сев в кресло, Ариадна позволила себе расслабиться и заплакать. Слезы текли все сильнее, все обильнее.

– Почему люди плачут, когда им не больно? – шмыгая носом и вытирая рукой слезы, вслух спросила она сама себя. – Нет, больно. Только это не физическая боль.

Ариадна положила руку на грудь.