Владимир Югов - Одиночество волка

Директор ко всему причастен, и парни, которые пришли на большой совет, тоже ко всему этому причастны. Список, поданный Воловым, директор, конечно, давно изучил, наизусть знает. Но сейчас опять важно доизучает.

Кубанцев сидит рядом с Воловым и гундит:

— Дело еще в том… После тебя попробуй перегнать! Пуп разорвешь. Нехорошо, Сашка, наработал. Чего торопился? Пусть бы лежали в лесу. Своим же ребятам подложил!

По-разному ведут себя в непривычной конторской тишине эти свои ребята. Витька, скажем, оглядывает подозрительно начальственный анфас и ждет, как только директор вякнет, не раскусив еще слова, сразу же возражать, причем надрывно, надтреснутым голосом. Ни одному начальнику и на Большой земле, и в этой тьмутаракани, он не верит давно и твердо. Отца его эти начальнички дурили до самой смерти самыми красивыми лозунгами, все эти лозунги кончались пшиком. Забывчивость командного состава выполнять обещанное уже не колышит его давно, он и не верит, что может быть по-другому. Потому и следит за тем, как кривятся губы у еще одного представителя власти, поставленного, чтобы объегоривать мужиков. Лишь только директор поименно оглядывает того или иного бойца, Витька беспокойно ерзает тощим задом на стуле и нервно работает кадыком; Валерка Мехов тоже волнуется, он снял даже кепку. Боится, как бы его не вычеркнули из списка. Недавно Валерка побил морду придурку Валееву просто так, от нечего делать, и если это дошло до директора, то, конечно, может запросто и вычеркнуть. Неохота, чтобы другие башли гребли, а ты в который раз разорять кореша свинюшник, ища клад; Андрюха сидит смирно, сложил свои ручки на ножки в джинсах, он молчит, как рыба об лед; Мишка Покой тоже нем, а Вася-разведчик усиленно моргает, чтобы не уснуть после вчерашнего…

— Хмы! — наконец, отрывается директор от списка. — Миша Покой! Так У Миши Покоя то в боку что-то покалывает, то что-то в спину вступает! И Вася еще разведчик… Ну и работничков набрал! С кем же ты нам дров заготовишь, Сашок? Эти дрова, что? Без дров останемся!

— Других не хочет брать. Конечно, другие ему на фост наступают, другие не захотят, чтобы он измывался над ими… — Это Кубанцев говорил как бы сам себе. — Кто же захотит-то?

— Что ты там, Кубанцев, выступаешь? — Директор сурово поднимает голову. — Скажи всем.

— А че говорить? Вы вроде не знаете! Кто с ним поедет? Боятся рисковать.

— А что такое?

— Сами вроде не догадываетесь! С ним пропадешь. Он и сам не заработает, и людям не даст заработать. А коль кто и захотит заработать, то есть сумеет, он в газетку от зависти накрапает.

— Ну ты это такое брось. Обидели! Сплошняком имел по порядочному, а теперь взяли по справедливости, он обиделся!

— А что? Задаром у нас в стране никто не пашет. Пашут за положенное. Тебе дали положенное? Что же ты хочешь, чтобы еще приезжали? Ты строй! А то ты все выбиваешь!

— Я за людей болею, за коллектив.

— Вот и болей без горла всякого. А то берешь на горло… Человек совершенно правильно поступил. Он поступил по-справедливому. Раз эти дрова оплачены, что же ты думаешь, мы еще раз за дрова, которые он привез, должны платить по сто процентов? Где же это совхоз наберет таких денег?

— Он и сарай задаром нарисовал, — Валерка Мехов громко захохотал. Так, может, и тут прав? Может, ставь вопрос о другом бригадире, директор? Как же он за коллективизм постоит в таком своем понимании?

— Мы напишем, а он согласится. Да его, как теленка, уболтают: «Дорогой старшина! Нету! Позарез нету лишних!» — Витька нервно заработал кадыком.

— Бригадиром будет он, — отрезал директор, — а договор не нарушим. По десять рублей за куб с рубкой, и годится!

— Кусев в рыбкопе по двенадцать, хозяин, дает! — вмешался придурок Валеев, заглянувший в кабинет без разрешения.

— Дает! Он дает на словах! А пусть такой документ подпишет, как мы с Воловым подпишем! На словах можно все надавать!

Договор подписали перед обедом. Насчет кандидатов для поездки в лес решили дело пока отложить. Попробовать сагитировать Зосимова Андрея работник он славный, занят, правда, на ремонте буксира «Кавказца». Стоющие лесорубы Витька с Валеркой Меховым, но рвачи, с ними горя не оберешься. Директор, дав им оценку, однако, в списке их оставил. Перед Васей-разведчиком он поставил вопрос, а Мишу Покоя из списка исключил.

— Иди и получай продукты, — сказал Волову.

И пошел обедать домой.

Здоровенный, квадратный Кусев с сыном Игорем, приехавшим на какие-то каникулы, таскают ящики. Кусев вспотел, снял полушубок.

— Андроныч! Ты, давай-ка прикинем, чего нам взять? — говорит Волов. О том, как расплачиваться, есть договоренность.

— Нет ничего у Андроныча! — окрысился Кусев. — Андроныч мухлер, Андроныч народ забижает! Андроныч у местного населения шкурки выманивает!

— Ты, Андроныч, мне мозги не полоскай! Я могу с тобой и по-другому. Пойду!..

Кусев понял последние слова, как угрозу, и вновь взорвался:

— Пугаешь? — И сразу стал остывать: — Ну да, стукачом в газетках заделался, можно и пужать.

— Брось чушь-то пороть! Давай дело делать.

— Чушь! Он притворяется! — Подошел вплотную квадратный, насупленный. — Кубанцева кто на мель посадил? Не так, мужик, едешь по нашей земле! процедил. — Тут братство должно быть и товарищество. Он свое заработал возьми, ты свое — возьми, не мешай. Тебе лес дают? Дают. Не всем дают, не всех во главу поставят. Цени. И сопи под нос… А так, знаешь…

— Ты что же, думаешь, я на тебя контроль наслал?

— А кто? До этого жили — ничего. Ты приехал — два раза уже из района наскакивали. Им вроде и работы другой нету — только Кусев. — Сразу мягчает: — Ладно, давай, что хочешь. Напишу…

Нервно выписывает на клочке газетной бумаги провиант и, естественно, горючее. Для Женьки-продавщицы главное не форма — содержание. Чтобы с кусовским крючком.

Завершая этот крючок, Кусев приводит такой пример: Валеев, конечно, придурок, все знают. Но попробовал он пожаловаться на Кубанцева — лечился долго. И опять, гляжу, минут двадцать тому, после встречи с Витькой, юшка из носу у Валеева. Они местные, они тут все делают по-своему. И — юшка! Вот так быть писателем на севере! Ты здоров, — Кусев передает Волову газетный клочок-бумажку, — но подстерегут. И Мамоков не услышит!

Приносит Женьке-продавщице этот клок с витиеватой подписью Кусева. Женька берет, виляет крупными бедрами, нагибается за товаром низко.

— Сан Тимофеич, вам неукоснительно! — смеется зазывающе. — Только бутылок у вас тут больше значится, а вы за меньше оплачиваете!

Женька лыбится во все свое зеркало.

— Да?

С криком, руганью — вдруг бригадир откажется — Миша Покой, присутствующий по случаю неполноправного члена коллектива, закрывает своим телом амбразуру прилавка. Соперников у него пропасть. Первый, и самый нахальный, — Сенька Малинов. Ужом просовывается вперед бессильного сегодня Миши Покоя.