Владимир Югов - Одиночество волка

— Ответственный бригадир, как всегда, сообразительно прикидывал, когда сдать новую баню?

— Так мы ответственность теперь держим с новым прорабом на двоих, нахально отвергает обвинения в свой адрес Кубанцев. — Он не умеет мной руководить!

Валеев ему, конечно, преданно подхихикивает. Кося одним глазом, он подмаргивает Маслову вторым:

— Ты, учитель, знаешь? Раньше местное население за бутылку в баню загонял директор старый, Гариффулин. А мы добровольно гигиену держим. Чего, старая баня еще служит!

— Потому что человек ее делал, не тебе чета.

— Вакула, да? — спрашивает Валеев. — Помер, жалко.

— Знаешь, заберут его гроб, — сказал кто-то. — Это я слыхал от Мамокова.

— Куда заберут?

— На родину. Откуда он сюда приехал.

— Он всю жизнь здесь жил.

— Мне так Мамоков сказал.

— Тот все знает.

Появляются Витька и Валерка Мехов.

Кубанцев играет им туш.

— Как? Миллион нашли? — спрашивает он. — Миллионерами стали или еще чуток погодите?

Витька отмалчивается, а Валерка Мехов, заголившись, тренируется в ударе с подставлением ножки.

Оттренировался. Оглядел кубанцевскую шарагу. Заметил, что его корешу Витьке некуда положить подштаники.

— А ну, Валеев, брысь под лавку. Че расселся, когда командный состав пришел?

Валеев испуганно освободил место.

— Да не суетись! — упрашивает Валерка, снова отрабатывая удар с подставлением ножки. — Ха-г! Хагг! Хагг!

— Анекдот знаешь насчет «не суетись»? — спрашивает Кубанцев Витьку.

— До анекдотов ему только, — ухмыльнулся Лохов.

Валерка Мехов, отработав свои коронные удары, обращается к Волову:

— Как нами в лесу будешь руководить?

Волова, это уже все знают, вызывал директор и сказал, чтобы он подбирал людей и готовился в лес на заготовку. Сказал, по секрету вроде. Сказал, чтоб подбирал людей на свое усмотрение. А уже прибегали многие. Даже Местечкин канючил: «Поехал бы, ей богу поехал! В позапрошлом году в месяц вышло по две с половиной тыщи на одного! Дрова-то, они здесь золотые!»

— У вас миллионы закопаны. Чего вам в лес-то ехать? — встревает в разговор Сенька Малинов, лгун и забияка.

— Везде нужен коэффициент, — назидательно говорит Кубанцев. — Тогда бы и дрова не рубали где попало, и банька была бы к международному празднику новая…

Коэффициент! Какая словесная пошла свалка! С одной стороны недовольные кадры — то есть совхозовские, с другой — привилегированный класс, экспедиция. Нейтралы — люмпенпролетариат в лице только что подошедших Васи-разведчика и Миши Покоя.

— Ты, давай, Лохов, объясни как кандидат наук! Вы имеете к рублю плюс семьдесят пять надбавки, а мы единицу наполовину!

Кандидат наук Лохов что-то мямлит по поводу инициативы бурильщиков, годовой проходки по управлению, — она растет…

— К примеру, сколько у вас тракторист имеет? — перебивает его Валерка Мехов.

— Если сказать, — орет Витька, — так восемьсот-девятьсот в среднем! Видал? А сколько ты, Андрюха, имеешь?

Вальки-молочницы супруг только вышел из парилки. Он разомлел, нижняя губа его довольно отвисла. Когда говорят о зарплате, Андрюха обычно проявляет сангвинический темперамент, а сейчас он тих. Мир и покой царит на его мягком дряблом лице. Он смыл свою ремонтную грязь и простил человечеству все его разногласия. Открывает китайский термос с круто заваренным чаем. Рассуждает:

— Видишь ли… Как сказать… — Отстраняет Сенькин стакан. — Когда зимой в район рыбку-люкс возим, на тракторе, то тогда имеем. Я, Малинов, двум своим бабам бывшим, на Большой земле которые, к примеру, тогда платил один раз по двести девяносто в месяц. Валька чуть с ума не сошла!

— Ого! — сказал кто-то.

— А мне не жалко! Она говорит, — он мелко смеется, — на твои деньги они хахалей покупают… Хи-хи-хи! А мне не жалко. Я какое имею право, верно, на ревности, а?

— Андрюха точно мужик не ревнивый, — говорит кто-то.

— Да потому что на Вальку-то никто и не позарится, — зло бросает Витька.

— А по мне что? В таком месте и не найдешь получше другую. — Андрюха обиделся. — И если бабу одеть, так на нее сразу поглядят! А здесь? Здесь где одеться?

Кто-то выскакивает в это время из парилки и бесится: «Воды холодной! Воды!»

Это поди новичок.

— Заткнись! — советует Витька. — Промой рыло, иди и таскай!

— Да, братцы! Чем же ее промоешь-то?

Волов берется за вёдра.

В это время Вася-разведчик и Миша Покой, успевшие уже наспех помыться, побывавшие у Кусева, идут с баяном к бане. Миша Покой впереди, важно и мудро поглядывает на этот мир, забросив, может, преждевременно руки назад. Вася-разведчик подыгрывает себе на баяне и кричит:

— Белладона, белладона!

— За калиткою смолкшего сада прозвенит и замрет бубенец, — кивнул на них Маслов, массируя свое красивое тело в плавках.

— Братцы! — объявляет Вася-разведчик, — Галинка выходит замуж за приезжего хахаля. На свадьбе будет пиво живое!

Всеобщий восторг. Пиво не помнят здесь сто лет, поди. Только из отпуска привезешь — твое.

— Пиво будет, пиво! — орут.

Кубанцев голый выскакивает на снег и начинает выделывать кренделя. Лицо у него, как всегда, нагловато-вызывающее. Валерка Мехов помогает ему организовывать танцы.

— Давай, Вася, задушевно говори-рассказывай!

Волов с полными ведрами стоит. Залюбовался. Потом пошел в баню.

Сережка давно занял ему место. Оттеснил даже взрослых. «Хотите купаться на дурняка? А поносите-ка, как дядя Саша!»

Пока складывает вещи, Сережка искоса поглядывает, каков квартирант есть. На картинках в истории древнего мира видал такого. Спартак! Ты дай-ка ему меч — ра-аз этого гада Валерку Мехова! А чё к Таньке лезет, женатик?

Валерка Мехов толкает Витьку, показывая на Волова:

— Во чем мужики баб берут.

Тот нахмурился:

— Чё при дитю-то болтать?

— Да он похлеще тебя знает штучки! — залыбился Валерка.

Сережка, услуживая квартиранту, чуть не упал от спешки, наливая в его таз воды. Понимающе усмехнулся Волов, потрепав мальчишку по густым волосам. Попробовал воду. — Холодновата больно.

— Холодновата?

Сережка сконфузился. И квартирант сразу полез на попятную.

— Ну, ты, братаня, не переживай, а? — Вроде попросил прощения. — Я плохой, выходит товарищ. Ты мне, видишь, услугу… А я, вместо спасибо… гляди, в претензии…

— То ничего, — выходит из положения Сережка. — Взрослые завсегда так… Вон мамке я, дядя Саша, никогда в жисть не угодил…

— Мамка у тебя неплохая. Зря ты так.

— Она неплохая — доверчивая шибко… А ты ведь сам знаешь — простота хуже воровства.

— Так прямо и хуже! — весело прищуривается Волов. — А ну, дай, малый, я тебе спинку-то натру. Вот так, вот этак!

Сережка кряхтит, будто взрослый.

— Да ты гляди, какой ты мужик крепкий!