Владимир Югов - Загадка мадам Лю

Что же их разъединило? Случай, когда свекровь увидела Ирину с чужим мужчиной. Да с кем! Не стоило доказывать — это-де — в первый раз. Опытный взгляд Светланы Григорьевны решил судьбу семейного счастья молодых… В этот же вечер она написала пространное письмо сыну.

И пошло, поехало! Родила Ирина, правда, здесь, в доме свекрови. Но уже тогда заявила: от вас уйду. Ее отец сумел добыть (именно добыть) для нее трехкомнатное государственное жилье во вновь сдаваемом шахтой доме. На то время это было должным. Никто из-за такого «пустякового» беззакония не объявлял голодовки…

Светлана Григорьевна плакала молча, исступленно, названивая во все концы. Мужчина, находившийся с ней в одной квартире, нервно вышагивал по общим их квадратным метрам. Он понимал (по длинному набору цифр), что звонит она теперь туда , куда никогда при нем не звонит. «Если бы знать, как ты будешь говорить при мне!».

Она это предусмотрела. Прикрыла дверь. Плотно потянула ручку на себя. Он оббил дверь хорошо. И теперь не слышал, как она воркует со своим покровителем-любовником…

Говорила она в основном о подполковнике Струеве. Кто он? Почему так ведет себя и с ней, и с ее мужем? Будто мы учили Ледика стать убийцей!

Кто такой Струев? — отвечал оттуда ее покровитель. — Он очень принципиальный человек. Только и всего. Я припоминаю время, когда его прочили в начальники следственных отделений: категорически отказался менять профессию. Ему сказали: «Неужели вам не надоело работать с грязью?». Он ответил, что работает не с грязью, а с людьми… Видишь как! Будь с ним настороже. А я тут кое-что от себя протолкну. Надеюсь, тебя он не тронет!

Когда она вышла к мужу, брови ее были нахмурены:

— Я думаю, мы с ним справимся. Я ему задам, ежели что!

— Да, — промямлил муж на этот раз. — И все-таки, — вдруг сбросил с себя растерянность, — на начальство следуют петиции: «Прошу передать мое дело следователю Струеву!» Об этом его сиятельство, — уже зло, с издевкой кивнул на дверь, где она только что говорила по телефону, — вам не докладывали?

…Тогда в гостинице, так я и познакомился заочно с Лю. Вечером того дня, после всех перипетий, мне взбрела идея: найти «вора в законе». На оперативке, когда о нем рассказывали, я сидел, как на иголках. «Вор в законе»! Нет, об этом я еще не писал. Кто он? Почему положил глаз? Когда это было? Надо обязательно увидеть его!

Стояла полночь, когда я нашел дом, где проживал этот бывший вор. Место — у черта на куличках. Пустынная окраина поселка. Хапстрой, говоря здешним языком. Тут селились самовольно те, кто отчаялся ждать жилья.

Меня всегда поражала убогость шахтерского быта на некоторых, как пишут, угледобывающих предприятиях. По сорок-пятьдесят лет отдают эти люди родной земле, как кроты, чумазые, копаются в ней, добывая «тепло и свет» людям, а за это… За это многим темные низкие хибарки, грязь, вонь. В центре поселков обязательно стоят магазин, пивная и общественный туалет с буквами «Ж» и «М». Тут всегда загажено.

Окраина такого поселка и лежала предо мной в ночной тишине. И вонь шла от туалета, и цветы, которые так любит описывать, говоря о шахтерах, наш брат-журналист, жалко дышали этой вонью.

Домик стоял тут, видно, давно. Внизу шла балка, на дне ее постукивал своими водами ручей. Здесь, как мне сказали, жил когда-то хороший проходчик Киреев, но он подался на заработки в Воркуту. Домик этот он отдал «вору в законе» бесплатно, и тот жил здесь теперь хозяином.

«Зачем я иду? — спросил я себя, подбираясь к домику. — Можно же придти утром, по-человечески обо всем расспросить»… Однако тут же оборвал себя: Васильев внушил мне, что «воры в законе» не такие и пряники — «разговаривать с вами за так они не будут».

Подбираясь ближе к домику, я услышал приглушенный разговор. Он шел будто из-под земли. Я присел, чтобы сориентироваться и понял, что разговаривают в балке, на ее дне.

Мне тогда ничего не оставалось — любопытство одолевало, да и интуитивно чувствовал, что именно там, откуда доносится разговор, — мой «вор в законе», — как поползти на голоса.

Когда я дополз к краю балки, действительно услышал его слова. Я никогда его не видел. Но узнал его, так как только он мог говорить это.

— Зачем вы это сделали? — спрашивал их. — Что она… — Тут подул ветер и отнес его слова. Но я почему-то знал, что он говорит об убитой… — Чем она вам насолила?

На минуту воцарилась тишина и потом кто-то, крякнув, солидно забасил:

— Кончай, Коля, ломать дурку… Ты спрашиваешь: зачем мы это сделали? Ты не знаешь? Или тебе пояснить на палочках?

— Пояснения, конечно, бесполезны… Осталось похоронить ее… Посмейтесь! Я завтра похороню…

— Принеси ее сюда и рядом похорони.

Это был уже другой голос, какой-то надтреснутый, злой и насмешливый.

— Не надо, Паша. Ты зря смеешься.

— Смеюсь! Выходит, она лучше нас? Ах, Коля! Не замечал я в тебе этого предательства, когда увидел настоящего пацана… Дешевая это, Коля, сентиментальность. Помнишь, мы… Ну ты помнишь… Того самого… которого ты доканчивал…

— Вся и беда, Паша… Вся беда!

— Раскис ты просто. Беда не там была, была здесь, когда ты раскис.

— У каждого своя жизнь, Паша. Почему ты хочешь, чтобы я был таким, как ты?

— Ты давал клятву.

— Я был тогда в штопоре… Душа была в дерьме…

— Тебя никто не тянул за язык! — Вновь вступил бас. — Ты поклялся.

— Но неужели вы не поним…

Я скорее ощутил, чем почувствовал удар по голове. В последние секунды, прощаясь с жизнью, я сказал себе: «Дурак! Дурак, детектив!» Кто-то потащил меня за ноги, швырнул куда-то…

Я очнулся на заре. Плескался у ног ручей. Со мной рядом сидела женщина и делала к моим вискам примочки.

— Что со мной? — скорее простонал, чем спросил я.

Она прижала палец к губам и прошептала:

— Т-ш-ш!

Потом женщина, помню, помогла мне подняться и выбраться из балки. Я медленно куда-то с ней брел. Конечно же, это была Лю. Как очутился я потом в своей гостинице — не знаю. Не раздеваясь, упал на постель и вскоре заснул. Я не помню, сколько спал. Меня разбудил телефонный звонок. Голова раскалывалась. Я выслушал полковника Сухонина (звонил он), который мне рассказал, что события разворачиваются с невероятной быстротой (это его слова).

— Вы слышали версию о «воре в законе»? — спросил полковник.

— Да, — насильно выдавил я из себя это единственное слово, чтобы не выдать свое состояние: мне не хотелось обременять их.

— Он пропал. Вы любите такие истории? Хотите с нами поехать? Еще разок?

— Куда?

— Конечно, туда, где живет этот парень.

Мне понравилось, что он так сказал: «этот парень». Не «вор в законе», как говорю я, а «этот парень».

— Когда надо ехать?

— Сейчас мы за вами заедем.