Федора Кайгородова - В Москве-реке крокодилы не ловятся

Я спросила:

— Скажите, Михаил, у вас есть семья?

С лица Михаила медленно исчезала улыбка — я смотрела на ее последние отблески и понимала, что уже ничего нельзя вернуть назад, что я совершила непоправимую ошибку. Настороженно взглянув на меня, Ромашкин резко спросил:

— А вам зачем?

— Так просто! Для полноты портрета.

— У меня есть семья, — холодно ответил он. — И все, что полагается к ней.

— К кому, к ней?

— К семье! — он встал, давая понять, что разговор окончен. — Извините, у меня еще много работы.

И он ушел. А я осталась переживать. За какой — то дальней дверью промелькнуло веселое лицо кока — вероятно, подсчет устриц его удовлетворил вполне.

Я же была недовольна собой и своей топорной работой. Только через несколько минут, справившись с разочарованием, я поднялась и направилась в каюту командира Дмитрия Перова. По лаю собаки я слышала, что его каюта находится с другой стороны площадки, которая ведет на второй этаж. Это то самое место, где, по утверждению кока, накануне убийства спорили водолаз и механик.

Командир нередко пользовался той самой лестницей с металлическими широкими ступенями, правда, после появления собаки. Но возможно, он и раньше туда заглядывал. Я полагала, что Дмитрий Перов сидит у себя в каюте, ведь спасательные работы на судне кончились. А чтобы не страдала моя гордость, я уверила себя, что более близкое знакомство с этим колючим человеком необходимо в интересах дела.

— Кто еще там?! — послышался ворчливый голос из — за двери, и она распахнулась настежь.

В проеме стоял Перов в майке и спортивных брюках.

Он слегка смутился, увидев меня, но не изменил выражение своего равнодушного лица.

— Весьма, весьма польщен! — сказал он несколько иронически.

— Ваша собака меня не тронет? — сказала я первое, что пришло мне в голову.

— Чарли — умный пес! Раз я вас с ним познакомил, он считает вас своей, — ответил Перов неожиданно задушевным тоном.

Я, конечно, насторожилась, с чего бы вдруг, но тоже виду не подала. Будучи твердо убежденной, что мало кто может дать фору его черствости, я нисколько не поверила его фальшивой искренности. Мне он сейчас был нужен — весь с потрохами. И потому я включила свой нехитрый арсенал, который практически всегда действовал безотказно.

— Мне нужна ваша помощь! — мягким грудным контральто сообщила я, придав взору ясную нежность.

Мы стояли по разные стороны баррикад, то есть, дверей, и кажется, он не собирался сокращать это расстояние, и кажется, мои стрелы попали в «молоко»?

— Какая? — спросил он, облокотившись локтем о косяк двери, и не проявляя никаких эмоций — кажется, он тоже не верил в мою искренность.

— Вы меня пригласите войти? — все тем же тоном примерной школьницы, которую обидел товарищ по парте, спросила я.

— Конечно! — ответил Перов, не двигаясь с места и разглядывая мой шарфик.

— Конечно! — еще раз повторил Перов, слегка отодвигаясь в сторону — видимо, он решил, что мое пребывание в его каюте не слишком повредит его репутации.

Но я — то вошла без колебаний — я не такая скромница, чтобы топтаться у двери. А он не такой, чтобы повторять дважды.

Каюта непредсказуемого командира состояла из двух комнат, и она была напрочь лишена деловитой строгости капитанской каюты. Кроме кровати здесь стоял диван, встроенный бар, телевизор и даже изящные часы с ночником.

— Да — а! Теперь я понимаю, почему вас редко увидишь на палубе. Экие хоромы к рукам прибрали! — сказала я, включая и выключая подсветку крошечного, словно игрушечного, абажурчика над часами, честное слово, очень миленького.

— Это гостевая каюта, поэтому она относительно комфортабельная, — ответил командир, задвигая часы в глубину тумбочки, подальше от меня.

— Но на этом корабле кроме вас есть и другие гости! — возразила я, придвигая часы.

— Вы имеете в виду, если не ошибаюсь, конечно же, себя? — спросил командир Перов, задвигая часы. — Неужели вам нравятся эти безделушки?

— Йес, кэп! — ответила я, делая обратное движение.

— К сожалению, к тому времени, как вы прибыли, эта каюта уже была занята. И к вашему величайшему сожалению, вашим покорным слугой! — он прищелкнул воображаемыми шпорами, и я обратила внимание на его босые ноги с длинными худыми пальцами. — Кроме того, вы не того ранга! — ага, он сделал попытку спрятать ноги под брюками, и я почувствовала его уязвимость.

Нет, положительно, судьба ко мне благосклонна: возможно, разговор пошел бы совсем по другому руслу, окажись он в носках или, скажем, в тапочках.

— А вы, конечно, того? — беззлобно огрызнулась я, внутренне сосредоточившись на его босых ногах.

— Что вы все придираетесь? Я по положению — именно того! Давайте выкладывайте свое дело!

— Знаете, после такого любезного приема мне как — то не хочется, — я повернулась, продемонстрировав готовность уйти, но командир неожиданно схватил меня за руку и усадил на кресло.

— Ладно, ладно, не сердитесь, — миролюбиво сказал он. — Вы сами начали! И вообще, почему мы все — время с вами ссоримся? — воскликнул он так весело и искренно, что я удивилась — в душе, конечно.

— Потому что у вас несносный характер! — сказала я, беря в руки первый попавшийся журнал, кажется, это был мужской журнал.

Перов улыбнулся, отобрал у меня журнал и, бросив его под кровать, сообщил:

— Маленьким девочкам это нельзя смотреть. Лучше поиграйте с абажурчиком!

Он скрылся в ванной.

— Вам помочь? — я была чрезмерно вежлива.

— Чем? — спросил он, выходя из ванной.

— Зашивать дырки на носках?

— Я их уже зашил, — ответил он.

Посмотрев на его одетые в носки и даже обутые в кроссовки ноги, я удивилась скорости, с которой он проделал эту операцию.

— Давайте, наконец, поговорим! — предложил он, усаживаясь в кресло напротив.

Он смотрел мне прямо в глаза, немного интимно, но не назойливо и даже придвинул кресло.

Пес Чарли, который все это время старательно притворялся сонным, приоткрыл один глаз и насторожил уши.

— Давайте! О чем?

— О чем хотите! К примеру, о произошедшем накануне убийстве! Что вы обо всем этом думаете?

— Что убил кто — то из посторонних! Не мог же убить знакомый! Здесь все такие милые люди! — безапелляционно заявила я.

— Вы действительно так думает? Или поддразниваете меня? Я склоняюсь несколько к другой точке зрения? — мягко возразил командир.

— Да? — с ужасом спросила я. — Вы думаете это член команды? А знаете, мне удалось узнать, совершенно случайно, — я подчеркнула сложный подтекст этой фразы, — что накануне убийства между водолазом Сергеем Костровым и механиком Михаилом Ромашкиным произошел спор. Даже не спор, а самая настоящая ссора. Как вы думаете, это правда?