Марк Фурман - Девушка, больница, ночь

Чурьянов наконец разбудил девушку. Она, прихрамывая, пошла к выходу, безразличная ко всему, так и не поняв, что же все-таки происходит, и почему в этой современной больнице не нашлось даже йода, чтобы смазать ее израненные ноги.

Врач «скорой», задержавшись на пороге, пристально, теперь уже не отводя глаз, посмотрел на Левашова. Тот с легкой гримасой, усмехнулся:

— Вы напрасно на меня обижаетесь, коллега. Ведь прекрасно знаете, куда надо везти вашу пациентку. В травмпункт, и только в травмпункт.

Чурьянов понял, что он не в силах, просто не имеет права, вот так спокойно, словно ничего не случилось, уйти и закрыть за собой дверь. Слабость и головокружение, подкравшиеся внезапно, заставили его опереться спиной о стену. Он глубоко вздохнул, розоватая пелена перед глазами пропала. Хлопнула дверь, девушка вышла, и тут он неожиданно нашел помощь в лице медсестры.

— Да что же у нас происходит? — вскрикнула она. — Оставляйте, доктор, Любашу в приемном. Я и сама сумею ей помочь…

Эти слова прервал протяжный гудок — «скорая» торопила Чурьянова.

— Нет уж, нет уж… — Было заметно, что врач сдерживает себя, чтобы не сорваться, не нагрубить. — Теперь как-нибудь сами управимся. Вам, сестрица, спасибо, а кое-кому вдвойне благодарен за привет и ласку. Жаль, время потеряно, но постараемся наверстать. Вот уж и зовут…

Не успел, однако, Чурьянов выйти, как в комнату стремительно вошел коренастый светловолосый парень в распахнутой куртке на меху.

— Вас по рации вызывают, — обратился он к врачу. — И диспетчер торопит, и милиция. Люба уже в машине. Ну как, все в порядке, можно ехать?

— Не совсем, Николай. Придется посетить ближайшую больницу, тут нам не очень-то рады.

— А чем эта плоха? — удивился вошедший. — Ведь время-то идет. У вас вызов, меня и Любу в милиции ждут.

Левашов отошел от окна, обернулся — видно, хотел что-то сказать, но не произнес, ни слова: перед ним стоял его однофамилец, водитель такси, который несколько часов назад подвез его к больнице. Где-то в его подсознании мелькнула надежда —: может, не узнает? Однако память у таксиста оказалась отличной. Он протянул Виталию руку, улыбнулся:

— Здорово, тезка, гора с горой… Вот довелось встретиться, второй раз за сутки. Нам без вашей помощи не обойтись. Сам ведь просил заезжать меня в любое время, если что случится.

— Так вы знакомы? — Пришедший в себя Чурьянов, уловил растерянность хирурга. — Впрочем, теперь это уже несущественно. Вот мы и заехали, Виталий Владимирович.

Стремительно распахнув дверь, он вышел из приемного покоя. Николай Левашов недоуменно осмотрелся по сторонам, пожал плечами и, кивнув однофамильцу, ответившему натянутой улыбкой, последовал за Чурьяновым.

До этого дня в милиции, исключая официальные поводы (получение паспорта, оформление и сдача водительских прав), Николаю уже доводилось бывать. Впервые еще в детстве. Шло тогда среди мальчишек соревнование, глупое и не совсем безобидное: попасть снежком в проезжающую грузовую машину, причем не в кузов, желательно в кабину. С легковушками они дела не имели, вероятно, из соображений бесперспективности поединка: и скорость велика, и окна в салоне закрыты. Двенадцатилетний Колька постоянно промахивался до тех пор, пока не сообразил, что целиться надо не в кабину, а с опережением метров за десять. Позднее, во время службы в армии, старшина их роты назовет подобное прицеливание упреждением, когда стреляющий обязан учитывать такие факторы, как движение цели, расстояние до нее, ветер и прочие условия. А тогда он дошел своим детским умом до упреждения самостоятельно и начал целиться в кабину за несколько метров перед грузовиком. С третьей или четвертой попытки успех пришел: он угодил снежком, влетевшим в опущенное стекло, прямо в лицо водителя мощного БелАЗа. Тот почему-то не выразил восторга от подобной меткости. Он догнал счастливого снайпера и отвез его в отделение.

На этом случае, закончившемся непедагогичным перегибом отца и слезами матери, его взаимоотношения с органами правопорядка прервались надолго. После окончания школы Николая призвали в армию, где он получил специальность водителя. Демобилизовавшись, Левашов устроился работать в ПМК, а года через два по совету приятеля перешел в таксопарк. Теперь он среди таксистов, несмотря на молодость, числится в ветеранах. Кого только не доводилось возить ему за эти годы! Как-то летним вечером остановил машину седой, но еще не старый мужчина с рваным шрамом, пересекавшим лоб. Однако, несмотря на дефект, его лицо чем-то притягивало к себе, возможно, взглядом пристальных голубых глаз, внимательно смотрящих на мир. Пассажир попросил показать ему город. Он оказался знаменитым московским режиссером, театру которого предстояло гастролировать здесь почти месяц. С билетами дела обстояли сложно, и вряд ли Николай попал бы в театр, если бы щедрый пассажир не одарил его контрамарками. Потом они с Верой долго вспоминали эти спектакли.

Второй раз в милиции он оказался, как сам считал, справедливо и за дело: Торопясь, он значительно превысил скорость, и его уже за городом задержал автоинспектор. Пришлось нести в ГАИ характеристику от Каштанова. Там ему «промыли мозги»: почти две недели по вечерам пришлось ходить на лекции, которые, к тому же, оказались платными. Потом заставили пересдать на права и записали в толстую алфавитную книгу. Как сообщили знатоки, эта книга — печально известный среди шоферов журнал автоинспекции. Теперь значиться ему там до самой пенсии: подобные документы уничтожаются лишь через двадцать пять лет!

… В милиции следователь долго, около двух часов, допрашивал Любу. Наконец, в половине четвертого ночи, он занялся Левашовым. За это время Николай успел отвести Любу домой, позвонить жене, потом съездить в УВД за дежурным судмедэкспертом. Милиции пришлось прибегнуть к помощи Николая, так как оперативные машины прочесывали ночной город в поисках второго преступника. Говорить жене о своем истинном местонахождении он не захотел, заранее предвидя реакцию: обязательно начнет волноваться, чего доброго, прибежит в отделение спасать мужа от беды.

Он вошел в небольшой кабинет, почти пустой, с двумя столами впритык. На одном стояла пишущая машинка, за другим сидел человек в штатском — средних лет мужчина в темно-сером костюме и кофейного цвета рубашке с галстуком в тон, несколько полноватый, с усталыми покрасневшими глазами на смуглом лице. Он протянул Левашову руку:

— Старший следователь по особо важным делам капитан Бондаренко.

Перед следователем лежал двойной лист бумаги с заголовком «Протокол допроса». Он заполнил анкетные данные на Левашова, попросил его расписаться внизу, где что-то говорилось об уголовной ответственности за ложные показания.