Лора Липман - Выстрел из прошлого

Сияющая улыбка на лице Тесс стала еще шире. Что-что, а это дерьмом не назовешь!

— Прежде чем мы попрощаемся, мистер Бил, должна вам сказать, что вовсе не прочь обрести мудрость. Особенно подкрепленную солидным денежным чеком.

Когда Бил, крепко сжимая в кулаке карточку с адресом конторы Тайнера и тяжело ступая, удалился, до следующей встречи оставалось полчаса. Поразмыслив, Тесс решила прогулять Искей, купить что-нибудь на ленч, а заодно немного осмотреться на новом месте. Не успела она вытащить поводок, лежавший на полочке возле двери, как спавшая без задних ног Искей моментально встрепенулась, одним пружинистым прыжком сорвалась с дивана и застучала когтями по паркету, кружа возле Тесс и радуясь, как Джин Келли в дождливый день.

День и в самом деле выдался чудесный. В этом году весна особо не баловала горожан — первые дни холод стоял зверский, а учитывая не прекращающийся ни на минуту дождь, можно представить себе, как все радовались такой весне. К счастью, погода наконец установилась. Прекратились дожди, выглянуло солнце, и хотя жара еще не чувствовалась, крохотные городские парки уже украсились цветущими азалиями, а вслед за ними пришел черед лилий, — впрочем, эти-то, похоже, вообще никогда не сбрасывали свои бутоны, — однако венцом всему этому стало появление иволг. Само собой разумеется, такая идиллия заставила аборигенов забеспокоиться. Местная мудрость гласила, что, если что-то слишком уж хорошо, это неспроста — к примеру, когда тебя уговаривают взять в рассрочку трехсотдолларовый телевизор, а в результате приходится выложить за него не меньше тысячи. «Рано или поздно за все приходится платить» — местные хорошо усвоили этот урок.

Искей вдруг остановилась как вкопанная — настолько резко, что не ожидавшая этого Тесс больно стукнулась коленкой об ее вытянутый в струну хвост.

— Что за… — Она осеклась. Сама виновата. У собаки за неделю уже вошло в привычку останавливаться на этом самом месте. Случилось это после того, как как-то раз она наткнулась на кошку, безмятежно принимавшую солнечные ванны на подоконнике как раз этого дома. Искей, возможно, уже успела забыть, что именно она тогда увидела, зато явно не забыла пьянящего волнения, пережитого в тот день. Ее вытянутое в струнку тело, казалось, пело от восторга. Позволив собаке насладиться этим ощущением, Тесс терпеливо подождала пару минут, потом потянула за поводок:

— Гулять — это все-таки не стоять столбом, Искей. Давай, пошли.

Перейдя через дорогу, они свернули в Паттерсон-парк, миновав изукрашенный орнаментом каменный портик. «Городской бриллиант чистейшей воды» — так окрестил его когда-то один из репортеров «Бикон лайт». Вообще-то он скорее казался похожим на драгоценный камень, вывалившийся из старой оправы и теперь валявшийся в ящике туалетного стола, слишком дорогой, чтобы его носить. Впрочем, в Балтиморе было немало таких вот всеми позабытых сокровищ. Городские власти либо начисто забыли о них, либо просто махнули на них рукой в ожидании, когда те сами разрушатся от времени. Правда, в городе, кажется, было общество «Спасения-чего-то-там», которое грудью вставало на защиту таких вот осколков прошлого. Но среди того, что следовало спасать в первую очередь, была очаровательная древняя пагода, стоявшая тут же, в Паттерсон-парке, в северо-восточном его углу, давным-давно забытая всеми до такой степени, что служители парка даже не удосужились постричь тут траву. Дальше уж ехать некуда — только неделю назад один из любителей бега трусцой наткнулся на тело женщины, валявшееся в траве у самого подножия пагоды. Горло у нее было перерезано, лицо изуродовано настолько, что его невозможно было узнать. «Блайт» уделила этому случаю место на третьей странице. «Убийство городской жительницы». Тесс великолепно знала, как следует читать подобные статьи, для нее не составляло особого труда расшифровывать намеки, крывшиеся среди скупых газетных строк. «Наркотики и проституция — очередная жертва». Статья вызвала немало волнений в окрестностях, но лишь по одной причине — газетчики упомянули о том, что тело убитой было обнаружено в Батчерз-Хиллз, не уточнив конкретно, что речь идет о Паттерсон-парке. Домовладельцы были искренне возмущены — ну, как же, теперь станут думать, что у них тут на каждом шагу валяются трупы!

«Батчерз-Хиллз. Холм Мясника». Навязчивая жутковатая ассоциация с прозвищем Лютера Била напрашивалась сама собой, правда, ее происхождение, как ни странно, имело вполне литературные корни. В самом начале века большинство зажиточных городских мясников предпочитали селиться по соседству с Паттерсон-парком, и очень скоро к западу от него вырос целый жилой район, застроенный великолепными домами, — убедительное свидетельство процветания королей фарша и мясной тушенки. Строились они на холме, откуда открывался великолепный вид на побережье. Батчерз-Хиллз… холм Мясника. Конец истории… если бы не одно «но» — дом, в котором раньше жил Бил, находился вовсе не здесь. Мясник с Фэйрмаунт-авеню просто не имел ко всему этому никакого отношения.

Если уж говорить об этом районе, то мясников здесь давным-давно не осталось. Теперь жители его представляли собой довольно-таки странную и пеструю смесь: существовавшие на пенсию ветераны, безработные да впавшие в нищету осколки некогда богатых семейств. Расположенная по соседству больница Джона Хопкинса давно уже на манер этакой Лорелеи заманивала все новых и новых городских гомстедеров осесть здесь, среди выложенных из кирпича каминов и освинцованных окон. Тесс преследовало смутное подозрение, что район, где она решила поселиться, проверяет ее «на зуб», стараясь понять, что же она такое… приживется ли она здесь, белоснежная, породистая, с причудливой кличкой собака в этих местах обычно давала понять, что хозяин ее принадлежит к племени яппи. Но тогда как объяснить наличие двенадцатилетней «тойоты», вечно отваливающийся бампер которой был примотан куском «скотча»?

Тесс мимоходом бросила взгляд на швейцарские солдатские часы — прощальный подарок Тайнера.

— Прощальный подарок, — пробормотала она. На часах было уже почти четверть десятого. Тесс потянула Искей за поводок. Собака, с элегическим видом нюхавшая розы, чудом уцелевшие в чьем-то давным-давно брошенном саду, недовольно покосилась на хозяйку.

— Если мы хотим еще успеть выпить чашечку кофе до следующей деловой встречи, то нам с тобой, девочка, пора уже бежать. Пошли, Искей. Будешь умницей, угощу тебя печеньем. Слышишь меня? Давай же, шевели лапами. Ты же ведь любишь сладкое.

Искей, привыкшая, что этой весной хозяйка находится в полном ее распоряжении, и невероятно избалованная избытком внимания, и ухом не повела. Жаркое солнце, согревая промерзшую землю, заставляло ее каждый день пахнуть по-разному, налетавший с моря ветерок волнующе шевелил траву, и, если зажмуриться, можно было представить, что где-то в глубине ее бегают вкусные кролики и резвятся жирные полевые мыши. Но если Искей не очень-то представляла себе, что такое печенье, то слово «сладкое» было ей отлично знакомо — именно им обычно завершалась каждая их прогулка. «О радость, о счастье!»