Артур Конан Дойль - Самые знаменитые расследования Шерлока Холмса

– Я взял документы и…

– Извините, если я вас перебью, – сказал Холмс. – Во время этого разговора вы были одни?

– Абсолютно.

– В большом помещении?

– Тридцати футов в длину и в ширину.

– На середине?

– Да, примерно.

– И говорили тихо?

– Голос моего дяди всегда крайне негромок, а я не произнес почти ни слова.

– Благодарю вас, – сказал Холмс и закрыл глаза. – Прошу вас, продолжайте.

– Я точно выполнил его указания и выждал, пока все остальные не ушли. Правда, деливший со мной комнату Чарльз Гро задержался закончить работу, а потому я оставил его там, а сам пошел пообедать. Когда я вернулся, он уже ушел. Я торопился приступить к переписыванию, так как знал, что Джозеф, мистер Гаррисон, с которым вы только что познакомились, был в Лондоне и намеревался вернуться в Уокинг на одиннадцатичасовом поезде, и я хотел постараться успеть на него.

Едва я начал знакомиться с договором, как понял, что мой дядя не был повинен в преувеличении, когда объяснял его важность. Не вдаваясь в подробности, могу сказать, что он формулирует позицию Великобритании в отношении Тройственного союза и предопределяет политику нашей страны в том случае, если французский флот в Средиземном море обретет полное превосходство над итальянским. Вопросы, рассматриваемые в нем, касаются исключительно военно-морских проблем. В конце стоят подписи высокопоставленных лиц, скрепляющие его. Я только бегло пробежал статьи и принялся за порученное мне копирование.

Документ, написанный по-французски, оказался очень длинным и содержал двадцать шесть отдельных статей. Я списывал как мог быстрее, но к девяти часам закончил только девять статей, и, казалось, успеть на мой поезд надежды не оставалось никакой. Меня одолевали дремота и отупение вследствие отчасти обеда, а отчасти долгого утомительного дня. Чашка кофе могла бы взбодрить мой мозг. Швейцар дежурит всю ночь в каморке у подножия лестницы и охотно готовит кофе на своей спиртовке для клерков, засидевшихся за работой допоздна. Поэтому я дернул сонетку, вызывая его.

К моему удивлению, вошла женщина в фартуке, крупная, с грубым лицом, в годах. Она объяснила, что она – жена швейцара, уборщица, и я заказал кофе.

Я переписал еще две статьи, а затем дремота совсем меня одолела, я встал и принялся расхаживать по комнате, разминая ноги. Кофе мне все не несли, и я начал прикидывать, в чем могла заключаться причина такой задержки. Открыв дверь, я направился по коридору выяснить. Этот прямой, тускло освещенный коридор – единственный выход из комнаты, где я работал, и завершается полукруглой лестницей, у подножия которой в вестибюле и расположена каморка швейцара. На середине лестницы находится площадка, где другой коридор смыкается с ней под прямым углом. Этот второй коридор завершается узкой лестницей, ведущей к боковой двери на улицу, которой пользуются слуги, а также клерки, чтобы сократить дорогу, когда возвращаются с Чарльз-стрит. Вот примерный план.

– Благодарю вас. По-моему, ваши объяснения мне ясны, – сказал Шерлок Холмс.

– Крайне важно, чтобы вы представляли себе этот момент. Я спустился по лестнице в вестибюль и увидел, что швейцар крепко спит в своей каморке, а на спиртовке яростно кипит чайник – во всяком случае, вода брызгала из носика на пол. Тут я протянул руку, готовясь потрясти за плечо все так же крепко спящего швейцара, как вдруг колокольчик у него над головой громко зазвенел, и он, вздрогнув, пробудился.

«Мистер Фелпс, сэр?» – сказал он, глядя на меня с недоумением.

«Я спустился посмотреть, готов ли мой кофе».

«Я поставил чайник греться и вдруг уснул, сэр». – Он посмотрел на меня, а затем вверх на все еще вибрирующий колокольчик, и недоумение на его лице возросло еще больше.

«Если вы были тут, сэр, так кто позвонил?»

«Колокольчик! – вскричал я. – Какой это колокольчик?»

«Колокольчик комнаты, где вы работаете».

Мое сердце словно стиснула ледяная рука. Значит, кто-то находился в комнате, где на столе лежал бесценный договор. Я вихрем промчался вверх по лестнице и по коридору. В коридорах никого не было, мистер Холмс. И в комнате никого не было. Все было абсолютно так, как когда я уходил, только вверенный мне документ был забран со стола, на котором лежал. Копия осталась на месте, но оригинал исчез.

Холмс выпрямился в кресле и потер руки. Я понял, что задача пришлась ему очень по душе.

– Что же вы сделали потом? – пробормотал он.

– В тот же миг я понял, что вор поднялся по лестнице, ведущей от боковой двери. Ведь будь это не так, я бы неминуемо столкнулся с ним.

– И вы убеждены, что он не мог все это время укрываться где-нибудь в самой комнате или в коридоре, который, по вашим словам, освещается тускло?

– Это никак невозможно. Даже крыса не могла бы притаиться ни в комнате, ни в коридоре. Там абсолютно негде укрыться.

– Благодарю вас. Прошу, продолжайте.

– Швейцар, напуганный моим побелевшим лицом, последовал за мной наверх. И теперь мы оба кинулись по коридору и вниз по крутой лестнице, которая ведет к Чарльз-стрит. Дверь внизу была закрыта, но не заперта. Мы распахнули ее и выскочили наружу. Я ясно помню, что часы на церкви поблизости отбили три раза. Без четверти десять.

– Это крайне важно, – сказал Холмс, делая пометку на манжете.

– Вечер был очень темным, накрапывал мелкий дождик. Чарльз-стрит была пуста, но, как обычно, на Уайтхолл в дальнем ее конце было большое движение. Мы побежали по тротуару, оба с непокрытыми головами, и у дальнего угла столкнулись с полицейским.

«Грабеж! – с трудом выговорил я. – Бесценный документ похищен из Министерства иностранных дел. Тут кто-нибудь проходил?»

«Я стою тут четверть часа, сэр, – сказал он, – и за это время тут никто не проходил, кроме женщины, высокой, пожилой, в пестрой шали».

«А, так это только моя жена! – воскликнул швейцар. – И больше никто не проходил?»

«Никто».

«Так, значит, вор побежал в ту сторону!» – воскликнул швейцар, дергая меня за рукав.

Но я так не думал, а его попытка увести меня оттуда увеличивала мои подозрения.

«В какую сторону пошла эта женщина?» – вскричал я.

«Не знаю, сэр. Я заметил, как она прошла мимо, но у меня не было причин следить за ней. Она вроде бы торопилась».

«Как давно вы ее видели?»

«Да не так чтобы очень».

«Минут пять назад?»

«Ну да, никак не больше пяти».

«Вы только время теряете, сэр, а сейчас каждая минута дорога, – твердил швейцар. – Уж поверьте, моя старуха тут ни при чем, и поторопимся в другой конец улицы. Ну, если вы не хотите, так я сам». И с этими словами он побежал назад. Но я тут же кинулся за ним и ухватил его за рукав.