Герт Нюгордсхауг - Горький мед. Гренландская кукла. Кодекс смерти. Девятый принцип. Перст Касандры

Полицейский пропал из виду. Фредрик застыл в напряженном ожидании — сейчас, сейчас что-то произойдет… он приготовился услышать крик. Или стук. Может быть, выстрел?

Ничего. И никаких звуков.

Он уже хотел окликнуть полицейского, когда увидел его ноги на верхних перекладинах. Цел и невредим… Фредрик облегченно вздохнул.

— Никого, — с досадой произнес полицейский, вытирая потный лоб; сенсация не состоялась, надежда на повышение по службе испарилась.

— Черт бы их побрал, этих проклятых туристов! — С этими словами он скатился вниз по деревянной лестнице.

Оставшись в одиночестве, Фредрик посмотрел на люк в потолке. Как это все понимать? Может быть, Женевьева каким-то образом?.. Может быть, его там ждет послание от нее?

Он осторожно ступил на перекладину. Должна выдержать, если выдержала этого куда более грузного чина. Фредрик поднялся к люку. Увидел толстую деревянную крышку и привязанную к ней веревку. Высунул голову. Окон нет, темно, ничего не видно… Повел руками по полу. Пыль, толстый слой пыли. Подтянулся на руках и присел на корточках у люка. Помещение было тесное, он различил стены. Посередине пола торчали какие-то железки. Ясно: это на них подвешен колокол. Фредрик пополз по полу, продолжая ощупывать его руками — вдруг для него тут что-то оставлено, какой-нибудь маленький знак.

Он продолжал ползти вдоль стены, но везде была лишь все та же пыль, толстый слой пыли. Что-то заставило его обернуться — поздно: веревка, привязанная к крышке люка, натянулась и с громким стуком захлопнула ее. Фредрик остался сидеть в кромешном мраке и в облаке пыли.

Он чихнул — раз, другой, третий. Чих прозвучал глухо в тесном помещении.

— Идиот, идиот, идиот! — прокричал он.

Все было предельно просто: кто-то скрытно стоял на площадке внизу, видел полицейского, видел Фредрика. Видел, как возвращается полицейский, как Фредрик карабкается вверх по стремянке. Тихонько поднялся следом, услышал, что Фредрик копошится у стены, и потянул за веревку.

— Идиот, идиот, идиот, — повторил он, ударяя кулаком по каменному полу.

Внезапно стены и пол задрожали от оглушительного гула. Часы под Фредриком пробили три. Каморка, в которой он был заточен, уподобилась резонатору, и у него едва не лопнули барабанные перепонки. Он схватился за голову. Сразу за боем часов раздался звук послабее, словно колокол чем-то задели.

Стремянка, сказал он себе. Чьи-то руки убрали стремянку.

Фредрик подполз к люку. Нащупал шов по его периметру и убедился, что крышка со всех сторон плотно прилегает к каменному полу. И сама крышка совершенно гладкая, никаких неровностей, не за что ухватиться пальцами. Люк открывался только снизу. Фредрик попался в ловушку, как рысь в капкан.

В отчаянии он впился ногтями в край твердых досок, пытаясь поднять их, но только поломал ногти, Фредрик даже ойкнул от боли. Тяжелая толстая крышка не поддавалась.

Тогда он принялся кричать. Каменные стены метровой толщины поглощали звук, пол и потолок глухо отражали его голос. Никаких шансов, что его услышат. И что сам он услышит, если кто-то появится в башне и можно будет попытаться стуком привлечь к себе внимание. Да и часто ли люди поднимаются к колоколу? Скорее всего очень редко. Не говоря уже об этой вот каморке наверху. Не один год может пройти, прежде чем кому-либо придет в голову заглянуть сюда.

Гениальная ловушка для глупца.

Фредрик сел, прислонясь спиной к стене. Сквозь щель в кладке просачивался лучик света. Щель была слишком мала, чтобы звать на помощь через нее, но, поднеся к ней руку, он увидел, как из-под сломанных ногтей сочится кровь.

Фредрик продолжал сидеть апатично, вяло, пока новый гулкий удар не встряхнул его. Половина четвертого…

Уши. Он совершенно оглохнет от этих чудовищных вибраций, и сутки не пройдут, как оглохнет. Сколько ударов наберется за двадцать четыре часа? Сто восемьдесят. Не от голода и жажды он умрет — от звукового шока.

Фредрик снова стал ползать по полу, прощупывая каждый миллиметр. Неужели не найдется что-нибудь острое, чем можно поддеть крышку люка? Особенно тщательно он исследовал участок вокруг железок, на которых был прикреплен колокол. Балки, огромные болты, гигантские гайки, обросшие ржавчиной. И ничего такого, что можно было бы отделить и использовать. Но что это — в небольшом углублении под балками рука его нащупала что-то круглое и скользкое. Бутылка! Бутылка с какой-то жидкостью. И клочок бумаги. Фредрик отнес то и другое к свету у щели. Вино «Шато Белэр» 1982. А на бумажке машинописный текст:

Причащайся вином не спеша, смакуй каждый маленький глоток. С завтрашнего дня церковь закрывается для туристов. Конец сезона.

Фредрик яростно смял бумажку и швырнул на пол. Хотел было так же поступить с бутылкой, но передумал. «Шато Белэр» 1982. «Премьер Гран Крю Клас». Зачем же срывать зло на вине. Он сковырнул свинцовый колпачок и нажал на пробку указательным пальцем. Медленно вдавил ее внутрь. Несколько капель выплеснулось ему на колени. Для начала Фредрик понюхал вино, оценивая аромат. Потом сделал глоток, почмокал. И наконец одним духом опорожнил сразу половину бутылки. Передохнул и допил остальное.

Какие уж тут маленькие глотки!

Тупо улыбаясь, он повалился на спину и мгновенно уснул.

Четыре мощных удара исторгли Фредрика из забытья, но тут же он снова погрузился в сон. Пять новых ударов пронизали кости своими вибрациями, однако, Фредрик продолжал спать. Когда в ушах взорвалось шесть раскатов, он ошалело поднялся на ноги и чихнул.

Нервы еще трепетали после убывающего хмеля. Удары колокола отозвались в голове хором голосов, твердивших какие-то абсурдные фразы.

Он боднул стену лбом.

Задел что-то ногой. Бутылка! Фредрик взял ее за горлышко и ударил о каменный пол. Бутылка разбилась. Сжимая горлышко в руке, он подполз к люку. Вбил в шов острые края и попытался поднять крышку. Стекло обламывалось — крышка ни с места. Подбирая осколки, он делал новые попытки. С одной, с другой стороны. Остался с окровавленными пальцами и кучкой мелких никчемных осколков. Всю бутылку искрошил, но крышка люка не подалась и на миллиметр.

Последовали кошмарные часы, которые едва не довели его до безумия. Когда часы начинали бить, Фредрик спешил зажать уши. Но первый удар всегда заставал его врасплох, и он метался от стены к стене. После девятого часа он дошел до того, что плюхнулся на пол в углу, тщетно пытаясь унять бьющую тело дрожь. Камера пыток… Он угодил в камеру пыток.

Огромная черная голова быка надвигалась все ближе и ближе. Широкое кольцо белой шерсти окаймляло налитые кровью выпученные глаза. Язык наполовину свесился из брызгающей пеной пасти, бык опустил рога. Совсем близко. Она стояла недвижимо, все происходило медленно, так медленно… И вот уже весь мир — бычья голова, и острый рог заслонил горизонт. Она привстала на цыпочках, ощутила вонзающийся рог и взлетела — вверх, вверх, прочь, прочь! Далеко-далеко!