Оксана Якубович - Крестовичок

Если Костя не продавал Светлане водку, откуда та ее взяла? Запаса у нее не было, Эдик наверняка проследил. А докторша была абсолютно пьяная. Откуда дровишки?

— От верблюда, — сама себе ответила Варя. Кто-то из туристов купил, по просьбе. У нас же народ добренький. Привыкли жалеть алкоголиков.

— Да? — откликнулся внутренний голос, смутно похожий на голос мисс Марпл, — Но разве Костя торгует китайской водкой?

— Вообще то он больше пивом, да энергетиками. Коньяк и водка есть, но вроде отечественные. А Светлана бранила именно китайскую. Или нет? Как бы вспомнить поточнее… И где же, наконец. Маринка?

Маринка появилась только под конец обеда, когда народ поел, и Варя убирала посуду.

— Я тебе быстренько помогу, и пойдем поныряем на Камни. Нет, не приставай с вопросами. А то лопну!

Она сцапала кастрюли и поволокла в море.

Управившись в рекордные сроки, подруги прихватили полотенца и отправились на Камни. Так в лагере называли невысокий мыс, клювом замыкающий полукольцо бухты с юга. Лагерные палатки отсюда были, как на ладони — цепочка ярких флажков на сизой гальке, и если кто шел по берегу, видно было издалека.

— Короче! Эдик привез результаты вскрытия. Там такое!

Маринка расстелила полотенце и упала на живот.

— Ты подслушала? Как? Ну, ты рисковая. А если бы Эдик заметил?

— И чего? Убил бы? Третий труп за неделю — оно ему надо?

Варя нервно хихикнула.

— И потом, я же по-умному, — продолжала Маринка, — до туалета в открытую, а потом — другой тропкой, что выводит до крайних палаток. А на середине свернула напрямик через луг и позади генераторной, осторожненько. Исцарапалась только.

Она с сожалением оглядела белые полосы на загорелой коже.

— За кухней куст шиповника, я за ним присела. Эдик-то тихо говорит, а Влад разорался, и слышно было. Жаль, не сначала.

— Неважно, что ты услышала?

— В общем, у Людмилы отказало сердце. На фоне отравления ядом биологического происхождения. Еще он говорил, погоди, дай вспомню.

Маринка запустила пальцы в шевелюру.

— Обширные поражения центральной нервной системы, паралич дыхательных путей, ожоги.

— Погоди, ты же говоришь, ее отравили?

— Да нет же! Никто не отравлял. Она сама. Типа, биологический яд морского происхождения.

— В смысле? Мидии, что ли? Но мы все их ели, и никто ничего. И потом, от мидий, ну, стошнит, бывает, ну, температура подержится. А гребешки — вообще диетический продукт.

— Нет, мидии ни при чем. Я ж говорю — не отравление, а воздействие. Ну, типа через кожу. Как медузы стрекаются. Кстати, был шторм, мог с травой крестовичков пригнать.

Варя вздрогнула. Ей не надо было объяснять насчет крестовичков — самой опасной медузы Японского моря. Маленькая, размером с орех, смертельно ядовитая гадость.

И все-таки Варя усомнилась.

— Бред, нереально. Мы же вместе с пикника пришли. И там, в бухте, Людмила ведь не купалась, помнишь? Был высокий прибой, она не хотела мочить волосы. А мы купались — и нам ничего.

— Правильно. А потом решила окунуться перед сном возле палатки. И наступила, например, на ежа. Они ведь тоже с биологическим ядом, хоть слабым.

— Но это же ерунда, все равно что пчела укусила!

— И чего? Некоторые вон от пчелиных укусов помирают — аллергический отек и привет. Тем более, если у нее сердце слабое было. Болевой шок — и раз — остановилось.

До палатки доползла, там стало ей плохо, и на помощь позвать уже не сумела.

— Может, и звала, да никто не услышал. Эдик как раз аккумулятор заряжал. Треск стоял на весь лагерь, — медленно сказала Варя.

Обе помолчали.

— А чего Эдик нас выгнал? Тоже мне. Великий секрет.

— Небось, боится, что мы туристам расскажем и народ запугаем. Испугаются сюда ездить, типа, тут крестовички и всякое прочее.

— Да нету тут никаких крестовичков! Возле лагеря дно каменистое и травы нет! Медузы в траве сидят!

— Все равно, лучше перебдеть. Нечего зря трепаться, это, типа, антиреклама. Эдику за то, что недосмотрел, босс голову отвинтит.

— Не. Не отвинтит. Эдик же совладелец, половина бизнеса — его.

Маринка дернулась и слетела в воду.

— Бульк! Что? Откуда узнала?

Кое-как выбравшись обратно, выжала волосы, пихнула мокрым плечом.

— Ну, колись! Откуда новость? Или разыгрываешь?

— Честная правда. Я случайно услышала. Я камбалу за кухней чистила, они меня не видали. Ну кто-кто, Эдик с Натальей.

Она ему эдак с усмешечкой — мол, круто в гору пошел, скоро, глядишь, отель на острове отгрохаешь. Он ей говорит — я только управляющий, а Наталья смеется.

«Ты, Эдичек, как мидия — где прилепился, там не оторвешь. Уж я-то тебя знаю. Признавайся — небось, уж две трети под себя отжал?» — А Эдик?

— Набундючился и буркнул, что пока меньше.

— Вот это да! То-то я смотрю, он в этом году совсем наглый стал. В прошлом сезоне тише командовал.

Маринка задумалась на камне в позе копенгагенской русалочки. А Варя, нацепив маску с трубкой, скользнула в воду.

Под животом проплывали ущелья, где прятались колонии мидий, бурые чащи водорослей колыхались вершинами, как щупальца осьминогов, россыпи морских звезд, лилово-черных с оранжевыми брызгами, укрывали дно. А вон грозно-малиновая звезда — луидиида обхватила хищными щупальцами сиреневый гребешок Свифта и давит бедняжку.

Варя резко нырнула. Как обычно, глубина оказалась вдвое больше, чем кажется. В ластах нырять быстрее, но Варя к ним не привыкла и редко пользовалась. Она все-таки добралась до дна, подцепила хищника и жертву и, отдуваясь, выскочила на поверхность. Выдрала гребешок у хищницы и зашвырнула подальше.

— Нечего маленьких обижать.

Звезда, кувыркаясь, опускалась на дно.

Варя проводила ее взглядом и опять поплыла. Склон понемногу уходил в зеленую глубину, а на светлом песке сидели морские ежи, одиночки и кучками, зеленые и лилово-черные, с гранеными иглами длиной в палец. Иногда прибой подкатывал ежей к лагерному берегу. Если на такого наступить в темноте, мало не покажется.

После ужина закрапал дождик. Слабенький, вроде грибного. Он подействовал на туристов, как снотворное, народ рано разобрался по палаткам. Когда последние доминошники убрались из столовой (вечерами она служила кают — компанией), Влад с Костей вынесли к пирсу завернутое в спальник тело Светланы. Эдик подвел «галошу» прямо к камням. Девиц (на сей раз вместе с Джемайкой) он отправил патрулировать берег, чтобы никого из туристов случайно не принесло.

Дождь колыхался размокшим полотенцем, в двух шагах уже ничего видно не было. Фонарь, что всегда горел возле кухни до полуночи, заранее потушили.

Все молчали, дождь шелестел, было мокро и как-то безнадежно.

Эдик потянул стартер и на малых оборотах, «вполголоса» отвалил в темноту. Остальные постояли и разбрелись, разговаривать никому не хотелось.