Матильде Асенси - Последний Катон

Я утратила ощущение времени и утратила своё сердце, которое навсегда слилось с его. Я была не я, я перестала быть Оттавией Салина, которой была раньше, чтобы превратиться в нескончаемый сполох страсти и любви. Не помню, как я попала на кровать, потому что вкус его поцелуев был таким ярким, что мне показалось, что это вкус самой жизни, которая сосредоточилась для меня в губах Фарага Босвелла.

Проходила ночь, а я, соединившись с его телом, слившись кожей с его кожей в бесконечной вспышке вечности, превратившись в поток ощущений, которые, как приливы и отливы, переходили от самой нежной ласки до самого яростного безумия, открыла для себя, что то, что я делаю, не может быть тем ужасным, что по непонятной причине все религии клеймили многие века. Они с ума, что ли, сошли? Что плохого в том, чтобы понять, что полнота и совершенное счастье возможны в этом мире? Его сильное рослое тело стало всем, чего я желала. Я почувствовала, что перерождаюсь в кого-то нового и трепещущего, кто теперь всегда будет жадно ждать этих минут бесконечной любви и бесконечного безумия. Вначале неуверенность связала меня невидимыми узами, но потом, чувствуя, как струится у меня по коже пот и как бешено колотится моё сердце, я поняла, что в постели мы с Фарагом не одни, что вместе со мной, сковывая меня, двигались лживые табу и глупое лицемерие, в которых меня воспитали. Эта мысль быстро мелькнула у меня в голове, но значение её было велико. Нагая, я села на постели на колени и взглянула на Фарага, который с любопытством смотрел на меня, усталый и счастливый.

— Знаешь что, Фараг?

— Нет, — усмехнулся он, — но от тебя всего можно ожидать.

— Любовь — самое чудесное занятие в мире, — уверенно провозгласила я, он снова тихонько рассмеялся.

— Я рад, что ты это узнала, — прошептал он, беря меня за руки и привлекая к себе, но я высвободилась и, усевшись ему на ноги, погладила его грудь. Что там говорил в начале расследования Глаузер-Рёйст о том, что в первобытных племенах Африки и среди современной молодёжи скарификация имеет большую эротическую нагрузку и является сексуальным соблазном? Проводя пальцами по линиям на теле Фарага, я подумала, что весьма вероятно, что во всём этом есть доля правды.

— Знаешь я уже не представляю себе жизни без тебя. Конечно, это звучит пошло и всё такое, но это правда.

— Ну, значит, всё в порядке, теперь мы квиты.

Каким красивым он был без одежды!

— Ты уже понял, как сильно я тебя люблю? — прошептала я, склоняясь, чтобы снова его поцеловать.

— А ты? — ответил он. — Ты поняла, как сильно я тебя люблю?

— Нет, не поняла. Скажи мне это снова.

Он сел и, обняв меня за талию, принялся вновь и вновь целовать меня, пока желание не охватило нас таким же могучим порывом, как в начале. Снова вернулась магия, и наши тела снова преисполнились друг в дружке и слились так же страстно. Нам было мало ночи, и, когда нас застал новый день, мы не спали и так и не сомкнули глаз всю ночь.

За две недели, проведённые в Парадейсосе, мы недоспали столько, что нам пришлось отсыпаться целых два месяца.

На тринадцатый день нашего пребывания в стране ставрофилахов по возвращении из Эдема и Круциса (в Лигнуме мы были уже несколько раз) нас призвали в басилейон Катона, чтобы дать нам последние инструкции перед отъездом. Подготовкой его занималась группа шаст, которой помогал Глаузер-Рёйст, когда у него оставалось свободное от гидропонной агрономии и прекрасной Хутенптах время.

Нас провели по коридорам, где мы до сих пор не были, и мы попали в огромный прямоугольный зал с высочайшими потолками, в котором, разделившись на два ряда по обе стороны зала, нас ждали шасты. Впереди, под фреской, изображавшей ставрофилаха Дионисия из Дары в одежде знатного мусульманина, стучавшего в двери скромного домика Никифора Пантевгена с реликвией Честного Древа в руках, сидел Катон CCLVII, как всегда, опираясь на свой тонкий посох. Во взгляде у него светились гордость и удовлетворение.

— Проходите, проходите… — сказал он нам, увидев, что мы замешкались в дверях. — Мы уже закончили с последними приготовлениями. Каспар, пожалуйста, сядь рядом со мной. А вы, Оттавия и Фараг, займите кресла, стоящие в центре.

Кремень поспешно уселся рядом с Катоном, подхватив полы гиматиона, как настоящий ставрофилах. Подумать только, как этот бывший капитан швейцарской гвардии вписался в повседневную жизнь Парадейсоса. Он настолько быстро всё воспринимал, что скоро во всём стал походить на местных. Я уже говорила Фарагу, что тут не обошлось без влияния Хутенптах, но он упрямо, как осёл, продолжал твердить, что капитан просто стирает прошлое и придумывает себе будущее, то есть привыкает к новой жизни. Как бы там ни было, Кремень уже казался ставрофилахом до мозга костей, и, помимо того, что он занимался Хутенптах, посевами и помощью в организации нашего отъезда, он также ходил в начальную школу на преподаваемые в Парадейсосе предметы.

— Вы выедете отсюда завтра утром, в рассветный час, — начал объяснять нам Катон. Я увидела справа от меня во втором ряду Мирсгану и поздоровалась с ней. — Так вы увидите, где именно находится Парадейсос, — улыбнувшись, добавил он. — Вас будет ждать группа ануаков, которые проведут вас в Антиохию, откуда вы снова пуститесь в плавание с капитаном Мулугетой Мариамом, чтобы в обратном порядке проделать ваш путь сюда. Мариам доплывёт по Нилу до самого устья и высадит вас в безопасном месте рядом с Александрией. С этого момента вы можете упоминать о существовании этого места только между собой и никогда не должны делать этого в присутствии других людей. Теодрос, теперь говори ты.

Сидевший в первом ряду слева Теодрос встал.

— Последний контакт новых ставрофилахов, — это он о нас? — с христианскими церквями произошёл в Александрии 1 июня сего года, ровно месяц назад. С этого момента снаружи ничего не знают о Каспаре, Оттавии и Фараге. Судя по дошедшим до нас сведениям, египетская полиция сверху донизу обшарила катакомбы в Ком Эль-Шокафе и, естественно, ничего не нашла. Поэтому в данный момент церкви собираются послать ещё одну группу исследователей, которая будет использовать полученную Каспаром, Оттавией и Фарагом информацию, чтобы продолжить путь с того места, где его оставили они. Конечно, эта попытка будет безуспешной, — с довольным видом заметил Теодрос, — но сделанное ими троими, — сказал он, указывая сперва на Кремня, а потом на нас двоих, — вынуждает нас прекратить испытания инициации до тех пор, пока мы не сможем продолжить их в условиях полной безопасности.

— Почему бы их не изменить или просто не отменить? — спросил кто-то за нашей спиной.

— Надо следовать традициям, Сизигамбис, — произнёс Катон, поднимая голову и снова опуская её, чтобы опереть о ладонь.