Матильде Асенси - Последний Катон

— Пьерантонио, я в этом ничего преступного не вижу.

— Да нет, он ничего не делает противозаконно! Просто не обращает на закон внимания. На швейцарской границе задержали кардинала с миллионами в чемодане, которые он хочет провезти как дипломатическую почту? Глаузер-Рёйст выезжает направить события на путь истинный. Забирает кардинала, возвращает его в Ватикан, добивается того, чтобы пограничники «забыли» об инциденте, и стирает все следы этого дела, так что выходит, что таинственного исчезновения денег никогда и не было.

— Всё равно я не вижу причин опасаться Глаузер-Рёйста.

Но Пьерантонио уже завёлся:

— Итальянское издательство опубликовало скандальную книгу о коррупции в Ватикане? Глаузер-Рёйст быстро находит монсеньора или монсеньоров, которые предали ватиканский закон о молчании, затыкает им рот неизвестно какими угрозами и добивается того, чтобы пресса после начального скандала предала это дело полному забвению. Кто, по-твоему, готовит отчёты с самыми скабрезными подробностями частной жизни членов курии, чтобы потом у них не было другого выхода, как молча покрывать определённые бесчинства? Кто, по-твоему, первым вошёл в квартиру капитана швейцарской гвардии Алоиза Эстерманна в ту ночь, когда он, его жена и капрал Седрик Торней погибли якобы от выстрелов, сделанных капралом? Каспар Глаузер-Рёйст. Он забрал с собой доказательства того, что произошло там на самом деле, и выдумал официальную версию о «приступе безумия» капрала, которого церковь обвинила в употреблении наркотиков, в «неуравновешенности и мстительности», так что слухи об этом просочились в прессу. Он единственный знает о том, что случилось той ночью на самом деле. Ватиканский прелат организует несколько, скажем, «разгульную» вечеринку, а какой-то журналист хочет об этом написать и опубликовать скандальные фотографии? Не о чем беспокоиться. Статья никогда не выходит в свет, а журналист после посещения Глаузер-Рёйста до конца своих дней держит рот на замке. Почему? Можешь себе представить! Прямо сейчас на одного из важных церковных прелатов, архиепископа Неаполитанского, завела дело судебная прокуратура Базиликаты, обвиняющая его в ростовщичестве, участии в преступных группировках и незаконном присвоении имущества. Можешь на что угодно поспорить, что его оправдают. Судя по тому, что мне рассказали, в это дело уже вмешался твой друг.

В голове у меня возникла зловещая мысль, которая была мне совершенно не по душе и вызывала огромное беспокойство.

— А что скрывать тебе, Пьерантонио? Ты не говорил бы так о капитане, если бы у тебя самого не возникло с ним каких-то проблем.

— Мне? — Он выглядел удивлённым. Внезапно весь его гнев испарился, и он стал живым воплощением пасхального ягнёнка, но меня ему было не обмануть.

— Да, тебе. И не начинай мне рассказывать, что всё знаешь о Глаузер-Рёйсте, потому что церковь — большая семья, где всё обо всех известно.

— Ну, это тоже верно! Те, кто находится в церкви, занимая определённые посты, знают всё почти обо всём.

— Возможно, — машинально пробормотала я, глядя на маячившие вдалеке затылки Мёрфи Кларка, Кремня и Фарага, — но меня тебе не обмануть. У тебя с капитаном Глаузер-Рёйстом были какие-то проблемы, и ты обо всём расскажешь мне прямо сейчас.

Брат рассмеялся. Проскользнувший между двух облаков тонкий луч светил ему прямо в лицо.

— А почему я должен тебе о чём-то рассказывать, крошка Оттавия? Что может толкнуть меня на исповедание грехов, которые нельзя открывать никому и уж тем более младшей сестре?

Я холодно посмотрела на него, изображая улыбку на лице.

— Потому что, если этого не сделаешь ты, я иду сейчас к Глаузер-Рёйсту, рассказываю всё, что ты мне сказал, и прошу, чтобы на этот вопрос ответил мне он.

— Он этого не сделает, — горделиво отпарировал он. Что и говорить, скромное облачение францисканца совсем ему не шло. — Такой человек, как он, никогда не заговорит о таких вещах.

— Вот как? — Если он пошёл на жёсткую игру, я тоже могла устроить показательное выступление. — Капитан! Эй, капитан!

Кремень и Фараг обернулись. Следом за ними свой огромный живот развернул отец Мёрфи.

— Капитан! Вы могли бы на минуточку подойти?

Пьерантонио побледнел.

— Я всё расскажу, — процедил он сквозь зубы, увидев, что Глаузер-Рёйст возвращается к нам. — Всё расскажу, только скажи, чтоб не подходил!

— Простите, капитан, я ошиблась! Идите дальше, идите! — И я махнула ему рукой, чтобы он шёл к остальным.

Кремень остановился, пристально посмотрел на меня, а потом повернулся и пошёл дальше. Странная группа из шести-семи одетых в чёрное женщин оттеснила нас в сторону и обогнала. На них были длинные одеяния, закутывавшие их от шеи до пят, а на голове — любопытные уборы, нечто вроде крохотной круглой шапочки, надвинутой на лоб, которую придерживал обвязанный вокруг головы платок. Судя по их виду, я решила, что это православные монахини, хотя не смогла догадаться, к какой церкви они принадлежат. Любопытно, что почти тут же нас обогнала другая похожая группка, но без шапочек и с длинными жёлтыми восковыми свечами в руках.

— Крошка Оттавия, ты становишься очень упрямой!

— Говори.

Пьерантонио довольно долго задумчиво молчал, но наконец глубоко вдохнул и начал:

— Помнишь, что там, дома, я рассказывал тебе о проблемах со Святым Престолом?

— Да, помню.

— Я рассказывал тебе о школах, больницах, домах престарелых, археологических раскопках, странноприимных домах для паломников, библейских исследованиях, восстановлении католического богослужения на Святой Земле…

— Да, да, ещё ты говорил мне о приказе Папы вернуть трапезную, где проходила Тайная Вечеря, и о том, что он не предоставил тебе никаких необходимых средств.

— Вот именно. Всё дело в этом.

— Что ты сделал, Пьерантонио? — расстроенно спросила его я. Крестный Путь вдруг стал для меня настоящим путём страдания.

— Ну… — замялся он. — Мне пришлось продать кое-какие вещи.

— Какие вещи?

— Некоторые из тех, что мы находили во время раскопок.

— О Господи, Пьерантонио!

— Знаю, знаю, — печально согласился он. — Если тебя это утешит, я продавал их самому Ватикану через одно подставное лицо.

— Что ты говоришь?

— Среди князей церкви есть большие коллекционеры предметов искусства. Незадолго до того, как Глаузер-Рёйст вмешался в это дело, работавший на меня в Риме адвокат продал одному прелату, которого ты лично знаешь, потому что он долго работал в тайном архиве, старинную мозаику VIII века, найденную при раскопках в Бану Гассане. Тот заплатил почти три миллиона долларов. По-моему, сейчас он выставляет её в своей гостиной.

— Боже мой! — простонала я. Я была в отчаянии.